Наш мальчик ушел от нас...

Наш мальчик, наш Ромочка, покинул нас 16 ноября. Ничего не предвещало беды, и никто не мог подумать, что наш малыш не проживет и месяца.

Ребенок был запланированный и очень долгожданный. Счастье, как и у всех, началось с двух полосок на тесте. Беременность проходила спокойно: меня не мучал токсикоз, я не лежала в больнице на сохранении, все узи и ктг были отличными. Единственное, чем были недовольны врачи — это большой прибавкой веса: за всю беременность я набрала 20 кг.

ПДР был поставлен на 21 октября. 22 октября в 00.12 у меня отошли воды, их было немного. В 20.00 я родила замечательного мальчика Ромочку весом 3200 и ростом 52 см. Тогда я поняла, чтО есть счастье. Из роддома нас выписали через 3 дня. За это время малышу сделали только одну прививку (на вторую не хватило вакцин), а мне узи матки.

Первые две недели после выписки все было как в раю. Муж взял отпуск, помогал мне. Мы не могли нарадоваться нашим сыном. К нам приходили врачи, говорили, что с малышом все хорошо, но настояли, чтобы мы сделали скрининг, так как в роддоме этого сделано не было. Нам пришлось съездить в поликлинику, у малыша взяли кровь, результаты были в норме. Со второй недели жизни Ромочки начались колики, врач прописал лекарства, ночи стали беспокойнее. Подозрения ничего не вызывало, так как педиатр уверял, что колики — это совершенно нормально, а кроме периодических болей в животике сыночка ничего не беспокоило. 9 ноября началось как всегда: мы проснулись, Ромочка был спокойным и мне удалось не торопясь позавтракать и умыться. Перед прогулкой я начала его кормить (гв), и во время кормления мой малыш стал плакать. Он начал поджимать ножки к животу, я подумала, что его опять беспокоят колики, но малыш кричал сильнее обычного, меня это насторожило. Я пыталась успокоить его в течение 2 часов, давала всевозможные лекарства, но ничего не получалось. Я вызвала врача, та посмотрела сыночка и сказала, что это просто колики, никакой кишечной непроходимости нет, так как мальчик какает, прописала клизмочки и ушла. Но и после клизмы Ромашка не успокоился. Прошел час после ухода педиатра, у малыша поднялась температура до 37.3, сын уже не плакал, а просто стонал и весь сжался, грудь не брал, пить отказывался.Я вызвала скорую. Врачи посмотрели малыша, сказали, что все в пределах нормы, спросили, хочу ли я поехать в больницу. Я ответила, что не хочу, но если есть необходимость, то поеду. Отвезти нас в больницу врачей заставил тот факт, что сынок не хотел брать грудь. В 18.00 мы приехали в больницу. Я стала замечать, что Ромочка начал закатывать глазки. Врачи малыша определили в отделение хирургии, меня отправили домой, сказали, что мамочки находятся с детьми только днем. Весь вечер и всю ночь я не могла найти себе места, переживала за сына, муж успокаивал, как мог. На следующее утро я приехала в больницу, поднялась в отделение хирургии, но моего мальчика там уже не было. Заведующая отделения сказала, что ему стало хуже, и его перевели в реанимацию. Сердце начало бешено колотиться. Я побежала на встречу к заведующему реанимации. Несмотря на то, что в очереди среди родителей я была первая, он попросил меня подождать. Я поняла, что все плохо. Ко мне спустился лечащий врач и сообщил, что мой сынок в глубокой коме, и за ночь было 3 срочных реанимации. Я не могла поверить, что это все происходит со мной. Такое могло случиться с кем угодно, но не со мной. Было такое ощущение, что я вот-вот должна проснуться, и все опять будет хорошо. Но врач все продолжал говорить о том, что не знает, будет ли Ромочка жить и о том, как мало у него шансов. Он был полностью на искусственном обеспечении жизнедеятельности. Ему поставили диагноз менингоэнцефалит, возможно, вызванный вирусом герпеса. Неделю сыночек пролежал в коме, каждый день я приезжала в больницу и слышала одно и то же: «Состояние ребенка остается крайне тяжелым, изменений нет, головной мозг сильно поражен». Мои дни были одинаковыми: больница, церковь, дом. Вечером я звонила в отделение реанимации, узнать о состоянии малыша, убедиться, что он все еще жив. 16 ноября как всегда в девять часов вечера я позвонила в больницу. Но мне больше не сообщили, что состояние малыша остается без изменений. Мне сказали, что мой сын умер...

Сейчас, оглядываясь назад, копаясь в своей голове в поисках самых светлых и сильных моментов своей жизни, я вспоминаю, как мой сын прикасался к моей груди. Мои губы всегда будут хранить отпечаток самых нежных щечек на свете. Это все, что у меня осталось. Это все, чем я живу.