История из жизни моей подруги Валентины. Очень ей горжусь и она моя с мужем вдохновительница ))))

Данный текст был написан для проекта «Нам важен каждый ребенок» в 2013. На данный момент у нее сейчас 16 приемных детей (если я не ошибаюсь)

«Если на небе зажигаются звезды — значит это кому-нибудь нужно», — не помню, чтобы кто-то был не согласен с этими словами. А если на свете рождаются дети — значит это, тем более, должно быть кому-то нужно. Но получается, почему-то, как раз наоборот. Всем известно, что в современных интернатах детей несравнимо больше, чем было в детских домах после войны. А ведь сейчас и материальное положение у людей на много лучше, да и родители у «детей-сирот» зачастую живы. Что может чувствовать ребенок, живущий в интернате, зная, что его мама или папа живут совсем недалеко? И, не редко, теряя надежду, начинают мечтать о других маме и папе, самых добрых и самых хороших, которые обязательно придут и заберут их отсюда, когда узнают, что на свете есть девочка или мальчик, которые уже их очень любят и ждут!

Не однажды мне приходила в голову мысль, что полезно было бы взрослым благополучным людям хотя бы изредка посещать школы-интернаты и смотреть в эти живые глаза, еще полные ожидания и надежды. И тогда станет понятно, почему некоторые люди берут в семью не одного ребенка, и не двоих, а намного больше. У нас с мужем двое своих и двенадцать приемных детей. Бывало всякое.

Три года назад мы с мужем взяли из интерната Рубину, красивую девочку 14 лет, цыганочку по национальности (дожили, уже и цыгане детей своих бросают!). Когда беру очередного ребенка, уже знаю, что почти наверняка охрипну на два-три месяца, а то и на полгода от того, что придётся много говорить. Дети не знают самых элементарных вещей! Многое приходится объяснять, «что такое хорошо и что такое плохо», логически обосновывая, как именно нужно поступать наилучшим образом в той или иной ситуации и почему именно так будет лучше ребенку и всем окружающим. От совсем простого к сложному.

А дети приходят с «полным набором» качеств интернатского воспитания. Начинаю с самого элементарного: как самому не забыть покушать вовремя (если уже достаточно большой), помыть за собой посуду, поддерживать порядок и т.д. И вот летом в кухне варю борщ, крошу петрушку. Рубину только недавно взяли, она всем происходящим в доме охотно интересуется. Спрашивает: «Мама, что это за травка?» Я, пытаясь скрыть своё удивление, отвечаю, что это петрушка. В глазах читаю удивление: «А зачем она?». Говорю, что положу её в борщ. Рубина так сильно потрясена ответом, что круглые, черные глаза открылись ещё шире, и она не знала верить или нет: «А что, разве в борщ кладут траву?!»

Семью свою она почти совсем не помнит, знает только своего старшего брата, который воспитывался с ней в интернате. Жизнь в семье для неё во многом была «открытием Америки». Помню, как только она переехала к нам, первое, чему я её научила — это зажигать газовую плиту, а ей было уже почти пятнадцать! А какие пироги она печёт теперь!
Однажды Рубина простыла. К вечеру поднялась температура. Я стала лечить её как обычно –травки, растирки, чай с лимоном. А она лежит в кровати и внимательно следит за моими хлопотами. Сделала я всё, что могла. Села рядом с ней на кровать, взяла за руку и глажу по голове. У неё щёки красные, руки горячие, вся горит, слезы льются, улыбка до ушей, а глаза сияют счастьем. Я не могу понять, почему она плачет и радуется одновременно. Спрашиваю: «Что с тобой?». Вы бы слышали эту безмерную благодарность в её голосе: «Я не знала, что болеть дома — это такое счастье. За мной ещё никто и никогда так не ухаживал, когда я болела! Я не хочу выздоравливать. Я хочу, чтобы ты сидела так около меня всегда!»

И тут она рассказала, что в больницах и изоляторе она проводила больше времени, чем училась. Это при том, что старалась перетерпеть, когда могла, не говорить воспитателям, что чувствует себя нехорошо. Особенно одиноко и невыносимо было лежать в изоляторе, когда там больше никого не было. А такое случалось частенько. Дверь на замке, стены белые, простыни белые, мебель белая, даже решетка на окне, и та белая. И тишина… Три раза в день приносят еду и лекарства. А если будешь возмущаться, то и книгу не дадут. Даже для взрослого здорового и благополучного человека вынужденное одиночество — это пытка. Я пыталась представить, что может чувствовать ребенок, брошенный всеми на свете, больной и запертый в «одиночную камеру» лазарета не на день-два, а на долгие недели! Можно ли остаться в таких условиях психически здоровым человеком и не озлобиться на весь мир?

Я обняла её, и мы так сидели долго, рыдали и радовались тому, что это всё уже позади. Я жалела её и целовала. Я обещала ей, что никогда её не брошу, и буду сидеть с ней, сколько она захочет, и что я постараюсь стать для неё настоящей мамой, насколько у меня хватит души и ума. Я обещала ей, что буду защищать её, если понадобится, от всего мира, как свою родную дочь. И если ей когда-нибудь понадобится моя помощь, она всегда сможет позвать меня.

Именно тогда мы прорвали разделяющую нас стену и стали родными. Она рассказывала мне, как там, в интернате, нередко просыпалась от того, что кто-то из девочек в комнате плакал навзрыд под одеялом и не мог успокоиться. И тогда остальные девочки вставали, обнимали и молча жалели плачущую подружку. Что тут можно сказать? Каждая знала, что завтра на её месте будет она, когда сдадут нервы и не сможет заснуть от страха перед уже недалеким «мутным» будущим. Рубина ночью под одеялом часто думала о том, что её ждёт после того, как она уйдёт из стен интерната? Рисовались картины одна страшней другой! Но чаще всего представлялось, как она холодная, голодная, бездомная, больная, лежит в грязи под кустом, дрожит, свернувшись калачиком, и никому на свете нет до неё дела.

Поэтому теперь, когда я встречаю людей, которые могли бы стать хорошими приёмными родителями, я стараюсь предложить им попробовать. Зачастую мы сами не подозреваем, на что способны и что мы можем, пока не попробуем. А менять что-то в жизни — страшновато. Помню, года три назад показали в новостях сюжет о том, как сгорел детский дом в каком-то маленьком городке, и администрация приняла вынужденное решение в срочном порядке принудительно расселить детей в подходящие семьи, так как добровольно никто не изъявил желания. Новый детский дом построили в рекордные сроки, что-то около трёх месяцев. И когда начали забирать детей обратно, примерно около 70% родителей не отдали детей из семьи, несмотря на то, что их было распределено даже и по трое, и по пятеро. Оказалось — «не так страшен черт, как его малюют». Мы не подозреваем на что способны и сколько нам под силу, если захотим. Даже к животному легко привязаться, что же говорить о детях?
Две недели назад мы праздновали свадьбу Рубины. Она вышла замуж за чудесного парня, поэта, певца и композитора, лауреата областных и российских конкурсов, а в июне этого года она защищает диплом. И кроме нашей семьи Рубина пригласила на свою свадьбу очень дорогого ей человека, добрейшую женщину, которая несколько лет подряд забирала её и её брата из интерната на летние каникулы, потому, что взять под опеку не было возможности. Но потом весь год в интернате Рубина и её брат вспоминали, мечтали и ждали следующих каникул в простой небогатой деревенской семье. Теперь Рубина считает тётю Надю своей второй мамой и продолжает её навещать.