О моем сыне.

Сегодня прошло 20 дней, как я попрощалась со своим сыном. Сыном Радмиром.

Я узнала о второй беременности, когда дочке исполнился ровно год. Новость была несколько неожиданной: все родные настаивали на аборте. В том числе и муж. Причины таких «советов» были самыми разнообразными… Мама говорила: «Куда тебе, в 22 года, с двумя детьми, губишь свою молодость...». Горячо любимая свекровь сетовала: «Дочка не дает тебе выспаться, как со вторым справишься?!». О муже — и вспоминать стыдно. Так сложилось, что на тот момент у нас был не самый лучший период отношения друг к другу, еще не «выправились» после первых родов. Он говорил мне: «Я не готов ко второму ребенку, нам нужно отдохнуть, достроить дом» и т.д. Я же спорила с ним, не хотелось мне идти на такой страшный шаг. А это, поверьте, сложно, когда на тебя близкие оказывают такое давление, когда грызет чувство вины перед дочкой, что у нее якобы отнимают детство, когда закрадываются подлые, эгоистичные мыслишки о погубленной молодости… Записалась к гинекологу. Поехала. Но не сделала. Не пошла на поводу у всех. Муж грозился: «Помощи не проси, справляйся сама».

Я не обижалась на мужа, потому что знала, что ему нужно время, чтобы привыкнуть к новой мысли. К тому же он безумно любил дочку, а, значит, и всех наших детей любить будет. И сына он очень хотел, когда еще дочуркой была беременна. А я знала, чувствовала, что там сыночек, которого с каждым новым днем я начинала любить все сильнее.

Первый триместр прошел несладко: дочку-капризульку отучала от груди, бессонные ночи, токсикоз, постоянные мамины упреки и переживания о том, как же я теперь буду-то, отношения с мужем на нуле. Еще работала на полставки. Таскала дочку на руках, неимоверно много, за что виню себя беспрестанно…

Постепенно близкие начали привыкать к моему решению. И в тот момент, наконец, я начала испытывать ощущение неимоверного счастья! Мне всего лишь 22, а скоро у меня будет еще один чудесный карапуз, мальчишка… Второе УЗИ подтвердило то, что растет будущий наследник. Тут и муж очень обрадовался, начал относиться ко мне с каким-то особенным трепетом, которого я не знала раньше. Как же я радовалась, что Боженька уберег меня от того страшного шага. Анализы, УЗИ — все было идеальным. Мне хотелось кричать о своем счастье на весь мир. Окружающие поздравляли, говорили, что теперь у нас «полный комплект» — девочка и мальчик.

Жалоб не было до 25-й недели. Потом матка часто начала приходить в тонус, тянуло периодически поясницу. Гинеколог назначила нош-пу и папаверин, сказала, что ничего страшного нет. А я тоже была уверена в этом — и в первую беременность было такое. Продолжала поднимать на руки дочку — деваться-то было некуда. Еще отношения со свекровью испортились: везде брала дочь с собой, в жк, на работу, не хотела лишний раз просить маму мужа (моя мама живет в другом городе). А гордыня — один из смертных грехов, жаль, что я поняла это слишком поздно. Признаюсь, что больше думала о дочке, иногда даже не представляла — как мое сердце вместит еще одного ребенка?! Шутя говорила мужу, что дочка моей будет, а ты с сыночком будешь возиться… Несмотря на все трудности, я была уверена в том, что все будет хорошо, что максимум — ребеночек родится раньше срока — и это даже совсем неплохо, я так его ждала, мечтала, как буду целовать ручки, ножки… Мечтала о его беззубой улыбке, о том, как буду гулять вместе с ним и дочкой. Рисовала себе картинку предстоящего юбилея мужа, где будем стоять счастливые МЫ: любимый, подросшая дочурка, я, а на руках у меня — пухлощекий Радмирка, сынок.

ЖК посещала исправно, анализы сдавала вовремя. 30 июля пошла в очередной раз к гинекологу, пожаловалась на тонус и не очень активные шевеления. Врач сказала, что все хорошо, такое бывает, и отпустила до 11 августа… 8 августа должна была встретиться с врачом, у которого собиралась рожать. 4-го августа живот тянуло сильнее обычного, закралась мыслишка: не съездить ли на УЗИ? Посоветовалась с мужем, он сказал, что я паникую, как обычно, велел дождаться 8-го августа. Послушалась. 8-го августа — встречаюсь с врачом, известным, о котором слышала каждая наша казанская мамочка… Знакомимся, договариваемся о родах, он слушает сердцебиение деревянной трубкой, говорит: «Сердцебиение хорошее». Я пожаловалась, что шевеления стали слабыми, он отвечает, что такое бывает. Счастливая, поехала домой.

Вечером в этот же день понимаю, что шевелений не чувствую. Матка только как-то странно напрягается — то в одну, то в другую сторону бугром — думала, попку Радмир выпячивает. Но что-то нехорошее на сердце прямо камнем легло. Завтра — воскресенье, УЗИ делать негде, скорее всего, буду ждать до понедельника. Но с утра, в воскресенье, тщетно пытаясь разбудить спящего, как я думала, малыша, обзвонив платные клиники, полетела на УЗИ. Муж еще надо мной смеялся: «Иди уж, делай, паникерша».

Зашла в кабинет УЗИ. Легла. И тут услышала страшное: «Сердцебиения нет»… НЕЕЕЕЕЕЕТ. Не может быть. Я рыдала, рыдала навзрыд, как никогда в жизни. Потом — не было уже таких слез, только пустота, тупое оцепенение и несколько скудных слезинок.

Дальше — как у всех. Обсервационный роддом, стимуляция родов. Ждала два дня. Лучше бы вовсе не было этого сообщества, конечно, но именно оно и ваши истории помогли мне подготовиться морально к родам, осознать все. Именно прочитав все, я решила, что обязательно посмотрю на сыночка, попрощаюсь с ним, похороню его. Девочки, которые винят себя, что не попрощались с детками — не вините себя. Если бы все произошло так быстро, я бы тоже побоялась, думаю.

Родила — маленький мой сыночек. Я не плакала, но больно было безумно. Маленький, крохотные ножки, ушки, носик… Мальчишка мой родной, жалко, что поцеловать мне тебя не дали. Прости меня, мой Радмирка. Мой хороший, ты всегда будешь в моем сердце, мой крошенька. Когда уносили — успела за локоток его потрогать…

В роддоме было тяжело. Счастливые мамаши, беременные, ожидающие скорой встречи с малышами — все ожидали от меня слез, рыданий. А я не могла. Я плакала тихонечко, в подушку, по ночам — а днем не получалось. Все говорили, какая я сильная и прочую ерунду — не сильная я, а слабая — НЕ МОГЛА показать свое горе, слезы по потерянному сыночку. И сейчас — слез нет. Но больно, безумно больно.

Мне говорят: родишь еще, все будет хорошо, ты же МОЛОДАЯ. В этом-то и ужас: когда молодость и сумасшедшее желание жить сталкиваются с чудовищной несправедливостью, неестественностью мертворождения. Как возможно жить, когда сын твой — не живет? Когда ты ешь, пьешь, а он — нет? И все это по собственной вине, из-за своей халатности. Гнетет чувство вины; это наказание мне за то, что чуть было не пошла на аборт, за то, что поднимала дочку, думала о ней больше, за спесь и гордыню перед свекровью…

Но я знаю, что я рожу. Рожу здоровых малышей. Страшно только теперь очень. За дочку вдвойне страшно. Как все просто может оборваться… Когда, находясь на пороге жизни, ты вынуждена хоронить сына — это страшно. Меняется мироощущение, все окрашивается в темные тона. И все на свете видится через призму смерти.

Возможно, теперь я стала мудрее. Муж впервые при мне плакал, когда врачи говорили, что в случае отслойки плаценты нужно быть готовым ко всему, боялся за меня, говорил, что я самый любимый его человек на свете. Но после родов, после того, как убедился, что со мной все в порядке, быстро отошел и требовал от меня того же. Это прозвучит дико, наверное, но на четвертый день после родов он спросил меня: «Ты теперь вечно несчастная ходить будешь? Давай худей скорее, теперь кормить грудью некого, само собой в форму прийти не получится». Но я совсем не обижаюсь на него. Он — другой. К тому же, ближе меня никто не знал моего сыночка. Все его пиночки, все его переворачивания, выпячивания пяток, ритмичные икания — знала только я. Поэтому и тяжелее всех мне.

Но я найду в себе силы строить гармоничные отношения с мужем. Даже найду в себе силы прийти в форму через «не хочу и не могу», через чувство вины — «а как же теперь прихорашиваться, когда его нет»… Потому что надо жить. Потому что есть дочь. Потому что будут еще дети. Потому что мне 22. Как прежде — никогда не будет, да. Но именно с этим надо жить. И даже с чувством вины надо жить, это ноша моя.

Я хочу сделать что-то для моего сына. Что-то памятное. Что-то, что поможет людям. Я хочу стать лучше ради него. И когда я проживу с достоинством предназначенный мне отрезок жизни, мне нестрашно будет умирать, потому что я буду ждать встречи с ним — с моим первым сыночком Радмиром.