История одного исцеления
Васса Богданова
Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас.
(Мф. 11: 28)
Часовня блж. Ксении Петербургской на Смоленском кладбище. Фото: Юрий Костыгов
По моему глубокому убеждению, Господь – самый великий Сценарист. Вот уж Кто никогда не разочарует сюжетным поворотом. Недаром все лучшие книги основаны на реальных событиях. История каждого человека – это изысканный пазл, где последний кусочек открывает неповторимый и захватывающий пейзаж. Это ведь Господь придумал снежинки… И учат нас, с самого первого момента обращения к Богу, что на всё Его воля и во всем Его Промысл. Но враг не дремлет, в отличие от нас. К каждому он находит лживое слово, подтачивает сердце.
Я появилась на свет с тяжелой родовой травмой. Несчастная матушка моя очень страдала. В итоге всех манипуляций мои бедра были вывернуты. Я походила на лягушонка, и маме пришлось постараться, чтобы собрать мой таз. С самого детства я знаю, что такое больные ноги. Не стану описывать боль, но прогулка или стояние в очереди способны повергнуть меня в отчаяние.
В период воцерковления службы стали для меня пыткой. Я не молилась, а просто ждала, когда батюшка воскликнет: «Господу помолимся!» – и я смогу поклониться. Поклониться, чтобы хотя бы на миг отступила мука. Скамейки в церкви, конечно, есть, но для молодых там места нет. Я же с палкой не хожу. Вместо этого я стою на службе и принимаю лукавые помыслы. И лишь одна радость ведет меня в храм – радость исповеди и Причастия.
Как же хорошо, как легко на душе после Таинства. Вновь чувствуешь себя чистым и светлым, как в детстве. И так хочется этим поделиться.
Вот, встречаюсь с подругой, внимательно слушаю ее. Вникаю во все ее трудности, а внутри так и подмывает произнести: «Тебе на исповедь надо». И это не из-за осуждения. Это рвется наружу невероятное желание причинить добро ближнему. Так сказать, проветрить замусоренные ложью чердаки сознания. И я говорю, а она:
– Я и сама думала, – и недовольно дует губы.
Мою подругу зовут Таня, и у нас с ней большая история взаимоотношений, совместных взлетов и падений. Мы знаем все тайны друг друга, и иногда от этого только хуже.
– И что? – я с умилением смотрю, как Таня снимает невидимые пылинки с дорогой блузки.
– На праздники? – я недоверчиво наклоняю голову.– Что? – она вскидывает на меня голубой взор. – Я хожу в Церковь на праздники. Ставлю свечки.
– Ну, Вербное, там, и Пасха.
– Дни, когда из храма можно что-то унести, – беззлобно хихикаю я, но Таня дуется.
– А что еще надо? – она недоуменно пожимает плечами. – У меня дома и иконы есть, ты сама видела.
Это правда. Иконы остались еще от ее прабабушки. И висят в доме как картины.
– А исповедь? – спрашиваю я.
– Да отстань ты! – вскидывается она. – Не выношу я этих священников!
– Так уж много ты их знаешь?
Если честно, Таня не знает ни одного священника. Но так повелось, что в каждом из них она видит какой-то изъян, который мешает ей исповедаться. Однажды мы по очереди принюхивались к батюшке, потому что ей мерещился запах перегара. Я, разумеется, запаха не чувствовала. Диаконов же она находит грубиянами, а бабушек в лавке кроме как ведьмами не зовет. Словом, Церковь для нее – это толпа лукавых и порочных людей. Или вот еще: «Театр лицемеров».
– Ну не доверяю я им! – в подтверждение моих размышлений восклицает Таня. – Как же я могу им исповедаться?!
– Ты неправильно на батюшку смотришь, – начинаю я, а сама встаю за чайником. – Он ведь кто?
– Кто? – Таня недовольно подставляет кружку и просит еще варенья.
– Батюшка… он… э-э… это… Он как телефон! – нахожу я сравнение. Прикидываю, насколько оно удачно, но времени серьезно размышлять нет. – Ты не ему говоришь. Ты в НЕГО говоришь, – произношу я и представляю недоумение на лице нашего батюшки. Интересно, что бы он на это сказал?
– И типа с другой стороны Бог слушает?
– Не типа, а самым натуральным образом, – уверяю я подругу и уже думаю, как поведу аналогию дальше. Вроде того, что телефоны бывают разные: и молодые, и не очень, но Таня заявляет:
– Я в это не верю, – и смотрит на меня хитро так, улыбается.
В порыве воодушевления, не замечая этого, продолжаю:
– Священник просто человек и, может быть, не всегда заслуживает доверия, но ему свыше дается благодать! – я театрально вскидываю указательный палец – ни дать ни взять, учительница первая моя. – От этого дара он освящается и становится… – замечаю взгляд Тани и теряю мысль.
– Становится телефоном, – помогает она мне и хохочет.
– Да ну тебя! – обижаюсь я и отворачиваюсь. Мне обидно не из-за смеха – обидно, что я так бездарно упустила шанс.
Тереблю край клеенки, раздумываю, как вновь приступить к башне общественного скепсиса в лице моей подруги. Тем временем Таня сама наступает.
О, какой удар! Это ахиллесова пята моей веры. И Таня отлично это знает.– Ты к мощам когда поедешь? – невинно спрашивает она. – Я вот уже несколько раз была.
Окончание следует
