часть первая https://www.baby.ru/community/view/42956597/forum/post/194872759/
Когда она ушла в храм, Виталька подошёл к двери и заглянул в щёлку: Сергей и хмурый парень как раз причащались один за другим. Слава Богу! Виталька облегчённо выдохнул, а потом сел на скамейку, подумал об угрозе Даниловны и ужаснулся: выгонит его теперь отец Валентин, выгонит. Куда пойти, куда деваться?!
А тут ещё подошли к скамейке местные мальчишки, часто дразнившие Витальку. Стали, как обычно, кривляться, рожи ему показывать. Виталька жалел этих ребят: чего ж они такие злые-то? Но иногда ему приходилось от них и прятаться в сторожке. Сегодня мальчишки были как-то особенно не в настроении. Один из них даже запустил камешком в Витальку, и камешек больно стукнул по лбу.
Из храма вышли Сергей и его товарищ. Вид у них был радостный, хороший такой вид. Виталька вскочил со скамейки и стал говорить Сергею, что он их поздравляет с принятием Святых Христовых Таин. Так положено – поздравлять. Только вот слова Виталькины прозвучали очень невнятно. Сергей растерянно приостановился, а хмурый парень окинул Витальку суровым взглядом и спросил у Сергея:
– Это ещё что за чудо? Ты себе здесь уже и друга нашёл, я смотрю...
Виталька смотрел на Сергея и ждал, что он защитит его и ответит, что никакое он, Виталька, и не чудо вовсе. Может, Сергей расскажет этому хмурому, как Виталька ему вчера всё объяснял про иконы, про исповедь и про причастие. И как они хорошо вместе разговаривали. Виталька потирал растущую на лбу шишку и с надеждой смотрел на Сергея. Но тот оглянулся на дурашливых мальчишек, замялся, а потом ответил:
– Какого друга?! Это же дурачок местный – Виталька.
И они ушли. Сергей несколько раз останавливался и оглядывался назад. Он смотрел издалека на Витальку так, как будто хотел вернуться. Но не вернулся. И Виталька остался один на скамейке. Мальчишки перестали дразниться и убежали. Но Витальке было уже всё равно. Нет у него друга. И никогда не было. Папа был. Но он умер. А теперь никому он, Виталька, не нужен. И из сторожки его, скорей всего, выгонят.
Шёл снег, и скоро он запорошил Витальку. Все прихожане давно разошлись, и храм стоял среди падающих снежинок, такой тихий, белоснежный, такой красивый. А рядом – деревья в инее. Как в сказке. Стало холодно, очень холодно. Но Виталька не двигался и продолжал сидеть на скамейке. И ему было всё равно. Потом он увидел, что рядом с ним сел папа. Он был в красивом и полном золотом облачении: подризник, епитрахиль, поручи, фелонь. И смотрел он на Витальку с любовью:
– Не плачь, сынок! Без скорбей не проживёшь!
И Виталька попытался сказать:
– Я так сильно люблю тебя, папа! Так скучаю по тебе! Возьми меня к себе, мне так плохо без тебя, так плохо!
Губы сильно замёрзли, и сказать почти не получилось. Но папа, как всегда, понял его. Он ласково улыбнулся и ответил:
– Мы встретимся, сыночек мой! Но не сейчас. Я тоже очень люблю тебя и молюсь за тебя. Всё будет хорошо. Вечер водворится плач, а заутра – радость. А сейчас – вставай, иди в тепло. Вставай-вставай! Вот так!
Виталька кое-как встал, доковылял до храма, сел рядом с печкой. Но всё никак не мог согреться. Он уснул у печки, но сон был беспокойный: кто-то гнался за Виталькой, а он всё пытался найти и вернуть папу.
Отец Валентин пришёл на вечернюю службу, увидел Витальку, сидящего у остывшей печки, потрогал его горящий лоб и вызвал «скорую». Витальку положили в больницу с воспалением лёгких. Первые дни он почти не ел и только часто просил пить. К концу недели стало полегче и Виталька смог осмотреться. Он лежал в палате на четырёх человек, но занята была только соседняя койка, на которой спал дедушка. В палате были зелёные стены, рядом с кроватью Витальки стояла тумбочка, а из окошка первого этажа видны были белоснежные деревья, кустарники и белая тропинка.
– Ну что, полегче стало?
Виталька увидел медсестру. Она была молоденькой и очень доброй. Сестричка поставила ему уколы. И это было почти не больно. А потом она сказала Витальке ласково:
– Ну, теперь на поправку пойдёшь! А к тебе тут уж приходили посетители! Кто? Бабушки две. И ещё два парнишки. Друзья твои, наверное… Может, сегодня опять придут...
Виталька встал и тихонечко походил по палате. Он чувствовал сильную слабость, но уже хотелось всё тут рассмотреть и разузнать. И он осторожно вышел из палаты и прошёлся по зелёному тусклому коридору, а потом сел на койку и стал смотреть в окно. В окне падал снег, а потом как-то внезапно появились две заснеженные головы: одна повыше, а у другой была видна только макушка. Головы были белые от снега, и когда Виталька подошёл к окну, то увидел, что это Даниловна и баба Тоня.
Виталька потихоньку вышел в коридор и пошёл направо, в комнату через две палаты. Туда, как он успел разглядеть, приходили к больным те, кто хотел их навестить. Виталька шёл, а сам боялся Даниловны: сейчас она опять будет ругать его. Но Даниловна не стала его ругать. Она почему-то всё плакала, глядя на него, и гладила по голове своей тёплой ладошкой. А баба Тоня сидела рядом и улыбалась Витальке. Когда Даниловна наплакалась, то достала огромный платок, вытерла слёзы, громко чихнула и уже обычным, ворчливым голосом сказала:
– Ну вот, горе ты наше горькое, живой! Вот тебе пакет, там пирожки разные: с яблоками, с капустой. Свеженькие… Я уж давно квашонку-то не ставила, вот пришлось тебе пироги печь. Чего ты там мычишь-то? Да кто ж тебя выгонит?! Да никто и не собирался! Да отец-то Валентин тебя ждёт не дождётся! Говорит: без Витальки – никак! Понял?
Баба Тоня всё улыбалась. А потом сказала тихонько:
– Там за нами шли ребята, про тебя спрашивали. Модные такие… Уж и не знаю, чего им от тебя нужно… Мы вот с Даниловной за дверью постоим, а ты, если обижать будут, только шумни, мы им покажем!
Баба Тоня с Даниловной вышли, и в дверь зашли Сергей и хмурый парень, который назвал Витальку чудом. Виталька смотрел на них и молчал. Они тоже молчали, потом Сергей сказал Витальке:
– Ну-ка, встань! Подымись-подымись!
Виталька подумал: чего это они с ним делать будут? Шуметь он, конечно, не станет, бабушек на помощь звать… Но может, пора назад, в палату?
Он с трудом поднялся на ноги. И тут Сергей что-то достал из большого пакета. И накинул это что-то Витальке на плечи. Виталька посмотрел на себя и увидел, что этим «что-то» была та самая чёрная мягкая куртка с меховым воротником и меховыми же отворотами рукавов. Виталька ахнул от неожиданности, а Сергей засуетился, стал надевать на Витальку куртку полностью, помог просунуть руки в рукава и спросил:
– Ну как, Виталь, нравится? А она тебе в самый раз! Скажи, Лёха, правда в самый раз? Я знал, что тебе подойдёт! Лёха, ну скажи!
Хмурый Лёха вдруг улыбнулся и перестал быть хмурым. И стало понятно, что никакой он и не хмурый на самом деле, а, может, скорбь какая лежит на сердце… Всякое бывает… А Лёха радостно ответил:
– Как на него сшита! И главное – тёплая вещь! После болезни надо, чтоб тепло было!
А потом Сергей сказал, запинаясь:
– Прости меня, пожалуйста, Виталька! Простишь? Я как ушёл тогда от тебя, всё думал: мы уходим с Лёхой, а ты стоишь там один… Прости, а? Мы тебя больше в обиду не дадим! Правда, Лёха?
– Точно!
– Знаешь, мы вот с ним исповедались, причастились, молебен я за маму заказал – всё, как ты учил меня тогда, помнишь? Так знаешь, маму выписать обещают!
Виталька улыбнулся. Вечер водворится плач, а заутра – радость.
