Впервые я увидела этого человека лет двадцать назад и немного оторопела от первого впечатления. Юноша чуть выше среднего роста, полноватый, несколько странно одетый: спортивные темные штаны, короткое пальто, а на ногах носки и сандалии. С печатью легкой дебильности на лице и со счастливейшей улыбкой на губах. Мы с детьми старались обходить его стороной – мало ли что, – но между собой называли его Красавчиком. Это не было издевательством – его доброе лицо и какая-то трогательная беззащитность делали юношу красивым, но это была красота не в классическом понимании, а что-то другое. Просто большой ребенок.
Его можно было встретить на любой улочке нашего города, юноша собирал бутылки и жестяные банки в большие полиэтиленовые пакеты, болтавшиеся у него за спиной. Иногда он был один, а порой с напарником, пожилым мужчиной. Все собранное они относили в пункт приема вторсырья, и на следующий день повторялось все сначала. Однажды, когда Красавчик шел один с полными мешками, трое подростков решили их отобрать, понимая, что сделать он им ничего не сможет. Юноша пытался отогнать их криком, но озорники только хохотали, и так получилось, что из-за угла вышла я с сыном, тогда мальчишки пустились наутек. Подождав, пока они скроются из вида, я кивнула ему, и мы разошлись, каждый в свою сторону.
А затем вихрь семейных проблем закружил меня. Я забыла о Красавчике, ведь в круговерти 90-х нетрудно было забыть и себя.
А лет десять назад, начав преподавать в вечерней школе, я неожиданно услышала: «Здрасьте!», и какое-то детское ликование было в этом возгласе. Навстречу мне с полными ведрами воды бежал тот самый юноша, нет, уже мужичок. Я была поражена: я не видела его столько лет, а он меня вспомнил. Пожилая женщина, которую я приняла за его мать, работала в этой школе уборщицей, и мужчина вечерами носил за ней ведра с водой.А потом, когда полы были вымыты, ведра водворены в кладовку, Красавчик забирал сумки с продуктами у женщины, и они уходили домой. Я по-прежнему не знала его имени, но ведь это было совершенно неважно. На его радостное «Здрасьте», я, улыбаясь, отвечала «Здравствуй», и мы, довольные, шли по своим делам.
Удивительно, но деньги, заработанные на бутылках и банках, превратили их старый домик в нарядный, почти игрушечный; в его ограде появились клумбы с цветами, двор украсили какие-то деревянные фигурки. И среди этой красоты – мужичок с лейкой. Когда я прохожу по их улочке, он машет рукой и кричит: «Здрасьте».
Возвращаемся с праздничной литургии с пожилой прихожанкой, и он навстречу: «Здрасьте!», и улыбка во весь рот.
«Ой, Василек», – обрадовалась женщина и, достав из сумки горсть конфет, протянула ему.
«Хороший, надежный мужичок. Вот не отдала тетка в Дом малютки, когда его мать бросила в роддоме, а забрала и воспитала. Тяжело ей было, в детсад его не брали, в школу тоже, и она устроилась уборщицей. И ведь надо же, заработали на ремонт дома, и на чем? — на таре. Никакой работы Василек не гнушается, а тетку как любит и жалеет! Так бы нас дети наши любили. Вот только печалится он, что не женился, никто не захотел за него пойти».
Она улыбается, думая о чем-то своем. «А знаешь, он самый беззлобный большой ребенок на свете и с удивительной памятью. Никогда не забывает людей – если хоть раз их увидел и они улыбнулись ему, пусть только глазами, Васильку этого достаточно».
Я шла домой, а перед глазами стояло лицо немолодого мужчины с детским голосом и улыбкой, каждая встреча с которым делала даже самый серый день ярче и теплее.
Мне же тогда подумалось: наверное, Господь посылает вот таких ангелов в мир, чтобы наши сердца хоть немного смягчались среди будней.
