Крестили меня в 10 лет. Но одно дело креститься, а другое – поверить… Из Таинства я мало что запомнил, и по-настоящему впервые встретился со священником, когда мама пригласила его освятить нашу квартиру. Она (как и вся наша семья) тогда была совершенно нецерковным человеком, а батюшку позвала скорее из суеверия, как люди вешают в доме обереги и т.д. На всякий случай – может и не поможет, но хуже не будет.

У меня, как у любого парня лет пятнадцати, были свои глупые (с точки зрения меня сегодняшнего) проблемы, но тогда они мне казались очень серьезными – например, любовь к однокласснице, к которой я не знал, как подойти. Я попытался пообщаться с батюшкой, посоветоваться с ним, потому что священник вызывал у меня бессознательное доверие. Но ничего не вышло. Он отмахнулся от меня, при этом не забыв взять деньги за освящение квартиры. Я тогда на него очень обиделся и разозлился, и мое отношение к священникам и, главное, к Церкви резко испортилось.

С тех пор моей любимой книгой стало «Воскресение» Толстого. Я не читал его религиозных произведений, знал только, что он был человеком верующим, но не признавал никаких посредников между Богом и человеком – священников, таинств, в общем, Церкви. Мне это очень понравилось, ведь я был уверен: Церковь только обманывает людей и тянет из них деньги (она ассоциировалась у меня с тем нелюдимым, расчетливым батюшкой). Так я заделался «толстовцем», толком не разобравшись, что это такое.

Однажды мой брат случайно встретил друга детства. Когда-то они вместе хулиганили во дворе, а теперь тот стал монахом и пригласил брата в другой город, где восстанавливалась разрушенная обитель. Скоро там должно было состояться освящение храма, и требовалась помощь по уборке территории. Но брат поехать не смог и попросил меня. Терпеть не мог все, связанное с Церковью, но ради него все же поехал. Правда, долго возмущался, что буду в этом монастыре бесплатно вкалывать на каких-то монахов. А вдруг они начнут читать мне нравоучения? Куда тогда деваться? Остаться одному в другом городе, среди церковников… Я этого очень боялся.

Первое, что я увидел, войдя в монастырь – это такие же люди, как я. Многие из них (и это меня особенно поразило) были моими ровесниками. А я-то ожидал увидеть угрюмых, молчаливых стариков в капюшонах, как в западных фильмах. Но меня окружали веселые, открытые лица, со мной нормально разговаривали, улыбались, адекватно реагировали на мои робкие вопросы. А потом произошло нечто уж совсем неожиданное. Я присел на скамеечку рядом с двумя монахами. Они что-то весело обсуждали, и вдруг один из них стал рассказывать другому анекдот про монахов!.. Я не верил своим ушам. И вдруг почувствовал, как пропало внутреннее напряжение, исчез панический страх. Я понял, что это нормальные люди, просто живущие какой-то другой жизнью. Но вот какой – я понять пока не мог.

Я пробыл в этом монастыре два дня. Работал с удовольствием, которого от себя никак не ожидал. И когда настоятель попросил меня помочь еще в одном селе, где восстанавливались сразу два храма, я согласился.

Переломный момент в моей жизни случился в день моего отъезда из села. Был праздник преподобного Сергия Радонежского, служили Литургию. В церковь я идти не хотел. Проснулся часов в девять, походил-побродил и думаю:

«Дай-ка все же загляну в храм». Народу там было немного. Тут выходит настоятель с какой-то чашей, все к ней подходят, и священник маленькой ложечкой что-то зачерпывает и аккуратно кладет людям в рот. Тогда я понятия не имел, что началось Таинство Причастия…

Когда все причастились, батюшка посмотрел на меня и сказал: «А ты чего ждешь? Иди сюда». Я подошел, он спокойно меня причастил и пошел было в алтарь… Но вдруг, резко развернувшись, с полными ужаса глазами, произнес: «А ты исповедовался?!» Конечно, не исповедовался, я вообще не знал, что такое исповедь и причастие Телу и Крови Христа. Батюшка, видимо, и сам был в смятении, ведь это была его ошибка. Он вынес крест и Евангелие, как обычно делают на исповеди, и не сердитым, но твердым голосом сказал: «Кайся!»

Потом, узнав о христианстве немного больше, я часто вспоминал этот случай. В древней Церкви исповедовались редко, только если совершали особо тяжкие грехи. Но исповедовались вслух, перед всей общиной. Позднее Церковь отменила эту практику, и вот через полторы тысячи лет это повторилось в моей жизни, причем на первой в жизни исповеди. А ведь я даже не знал, что такое исповедь, просто чувствовал, о чем надо говорить. И только когда закончил, понял, что говорил вслух, а в храме стояла полная тишина…

Что я чувствовал, когда вышел из церкви, трудно передать словами. Духовным опытом вообще сложно делиться. Просто было ощущение, что окружающий мир преобразился: небо стало ярче, воздух чище. Но самое главное, не умом, а сердцем я понял, чем живут эти монахи. Это было как мгновенная вспышка света в темной комнате, но в нем я увидел себя настоящего. И еще. Это чувство было вовсе не пугающим, была радость и желание изменить себя, начать жить по-другому.

Сейчас я понимаю, что тогда, на Литургии в маленьком сельском храме в моей жизни произошла встреча с Воскресшим Христом, с Тем, в Кого я не верил и через того, кого считал всего лишь «коммерческим директором культового сооружения». Обычный священник, монах, оказался тем человеком, через кого Бог изливает Свою благодать и любовь в наш мир. И самое сложное было поверить, что все это – абсолютно даром…

Роман Маханьков (1976 — 2012 гг.), записала Елена Меркулова

Источник: журнал Фома