Чтобы опровергнуть распространенный миф о многодетных семьях: живут впроголодь, одежду занашивают до дыр, а главное — не видать детям хорошего образования, в лучшем случае — среднее специальное, «Виноград» решил встретиться с семьей, в которой все дети уже взрослые, некоторые сами имеют семьи, и родители могут подвести итог.
Репортажи о жизни молодых многодетных семей не могут убедить скептиков: дети там еще маленькие, что с ними будет дальше — неизвестно. Поэтому «Виноград» решил встретиться с семьей, в которой все дети уже взрослые, некоторые сами имеют семьи, и родители могут подвести итог — удалось ли им вывести сыновей и дочерей «в люди»?
Итак, родители:
Саминский Александр Львович. Родился в Москве в 1950 г. В 1972 г. окончил отделение истории искусств исторического факультета МГУ. Историк византийского искусства. Ведущий научный сотрудник Музея древнерусского искусства им. Андрея Рублева.
Головина Анна Федоровна. Родилась в Москве в 1952 г. В 1980 г. окончила русское отделение филологического факультета МГУ. С недавнего времени на пенсии.
Дети:
София, 36 лет. Окончила романо-германское отделение филологического факультета МГУ по специальности «шведский язык». Замужем. Четверо детей. Преподаватель английского и шведского языка.
Федор, 32 года. Окончил Московскую музыкальную школу-десятилетку им. Гнесиных и консерваторию в Цюрихе по классу виолончели. Женат, трое детей. Концертирует и преподает.
Елизавета, 30 лет. Окончила Российскую академию музыки им. Гнесиных по классу фортепиано. Замужем. Трое детей. Концертмейстер в РАМ им. Гнесиных.
Надежда, 27 лет. Окончила РАМ им. Гнесиных. Замужем. Продолжает образование в Люцерне, концертирует.
Анна, 26 лет. Окончила отделение византийской и новогреческой филологии филфака МГУ. Переводчик и преподаватель новогреческого языка.
Григорий, 23 года. Окончил географический факультет МГУ на кафедре гидрологии. Аспирант Института водных проблем РАН и преподаватель географии в московской школе.
Ирина, 18 лет. Студентка 2-го курса Института лингвистики РГГУ на отделении перевода и переводоведения.
Родители, Александр Львович и Анна Федоровна, познакомились в отделе рукописей Ленинской библиотеки: она была сотрудницей отдела, а он — читателем.
— Ваша семейная жизнь была спланирована изначально или сложилась под влиянием обстоятельств?
А.Ф.: Я заметила, в жизни часто бывает так, что то, о чем ты даже не мог подумать, дается словно ниоткуда. И ты понимаешь, что если бы ты этого добивался, то никогда не добился бы. Это очень странная вещь.
Было время, когда мы не знали, сумеем ли назавтра найти необходимое: шел 1990 год. Для того чтобы купить хлеб, нужно было сначала узнать, привезли ли его. И единственное, что я могла делать, это звонить в магазин и спрашивать, есть ли капуста, привезли молоко или хлеб?
Разве можно было думать тогда, где именно будут учиться наши дети, когда вырастут? Куда их готовить? Неизвестны были гораздо более насущные вещи — чем их накормить. Стабильности не было вообще. Хотя в какую школу отдать, отдать в первый класс или сразу во второй, на каком инструменте начинать учиться музыке, к какому педагогу поступать в музыкальную школу, какой иностранный язык надо учить сначала, а какой потом, и многие другие вопросы, связанные с образованием и воспитанием, всегда тщательно обдумывались. Например, отношения «учитель — ученик» в наиболее чистом виде возникают на уроке по специальности в музыкальной школе, в общении один на один. Это может иметь огромное воздействие на ребенка. Соответственно, очень важна личность педагога.
А.Л.: Из-за чего все сложности? Из-за того, что люди многого хотят. Они хотят путешествовать, вкусно есть, красиво одеваться. Хотят пойти в клуб, кафе и т.д. Согласен, если всего этого хотеть, то дети с этим трудно совместимы. Это всего лишь вопрос выбора. Мы выбрали детей.
Создавая семью, многие боятся, как бы это не нарушило привычного уклада жизни. Но суть в том, что в этот самый момент человек переходит в другую жизнь. Пройдет время, появится ребенок, и супруги, не задумываясь об этом, перейдут в третью. И та мишура, которая их смущает, перестанет смущать. Потому что самое страшное — это не заметить реальной жизни и прожить вместо нее мишуру. Я очень сочувствую тем, кто, имея семью и ребенка, не понимает, что с этим началась другая жизнь. Это, как правило, заканчивается неприятностями.
А.Ф.: Это часто бывает, когда в семье один ребенок. Практически каждая женщина в наше время ставит себе задачу — вернуться к той жизни, которую она вела до рождения ребенка. И этому даже есть оправдание, потому что невозможно одному ребенку принести всю себя в жертву: это может пойти ему во вред. Семьи с одним-двумя детьми, как мне кажется, реализуют очередной пункт обязательной программы: закончить институт, выйти замуж, родить ребенка и т.д. Считается, что жизнь такой семьи удалась.
Я бы сказала, что когда рождается третий ребенок, меняется система координат, появляется совершенно другое восприятие жизни. Так было со мной, и так было с моей дочерью, когда она родила третьего ребенка. То же самое я почувствовала в семье сына, у которого родился третий ребенок. Внешне изменилось очень мало, но я вдруг ощутила в их семье другое измерение.
А.Л.: Я никогда раньше не видел мою невестку такой счастливой. Это проявляется абсолютно во всем; у нее совершенно сияющее лицо. Она вообще прекрасная мать, но вот такого счастья раньше не было. Она дышит счастьем. Это невозможно испытать тем женщинам, которые ориентированы на другие ценности.
— У вас были опасения, что вы не справитесь, не сможете преодолеть возникающих проблем?
А.Л.: Был у нас такой случай. Когда жена была беременна третьим ребенком, меня это испугало. Время было другое, но, уверяю вас, финансовые проблемы существовали всегда.
Я пошел в церковь спросить совета у священника. Она была в Брюсовом переулке, недалеко от нашего дома. Я не выбирал, к кому именно подойти, и попал к молодому батюшке, отцу Георгию. Объяснил все наши обстоятельства и спросил, как же мы сведем концы с концами? Он мне ответил так: «Где прокормятся двое, там прокормятся трое». И это было так просто и очевидно. Это было спасение. И еще он сказал: «Женщина чадородием спасается». Тогда я понял, что просто не имею права поступить иначе. Я принял эти слова, я почувствовал, что они весомы. Я считаю, что мужья должны всегда об этом помнить.
А.Ф.: Я помню себя в состоянии сильной загруженности; был момент, когда мне было очень тяжело. И я помню, как я прочитала у митрополита Антония Сурожского, что если Бог дает человеку испытания, он дает ему и силы их переносить. В тот момент эти слова очень глубоко отозвались в моем сердце и как будто дали новые силы.
А.Л.: Я могу добавить, что одному ребенку в семье плохо, двум лучше, а троим еще лучше. А еще лучше, чтобы их было хотя бы четверо. Им так лучше, они как-то по-другому видят мир. Вот я был одним ребенком в семье и думаю, что сосредоточенность родителей на мне одном только навредила.
Единственный ребенок, он весь живет в себе и в своем мире, нет у него рядом друга, с которым он мог бы разделить свои впечатления. Если б у меня были братья и сестры, для меня это было бы лучше. И во всяком случае, я точно знаю, что для наших детей очень важно, что они есть друг у друга. И не имеет значения, как они сейчас между собой общаются, ссорятся ли они, видятся чаще или реже — важно, что они друг у друга есть, и это огромная сила.
— Часто ли в вашей семье бывали вспышки детской ревности?
А.Л.: Про детскую ревность нужно знать, что это обычное явление. Я, кажется, не встречался с семьями, где этого нет. У нашей второй дочери сейчас трое детей, и она прекрасно с этим справляется. Принимая детскую ревность как должное, мать вооружена, она специально уделяет больше внимания тому ребенку, который ревнует, она не ругает его за это, не порицает, а всячески старается дать ему понять, что он любимый, а другой — это маленький братик или сестричка. Не так сложно использовать этот прием. Надо понимать, что ревность ребенка — это страдание, оно естественное. А родителям свойственно сострадать, и ребенка в этот момент надо поддерживать.
— Хватало ли вам средств на то, чтобы прокормить семью?
А.Л.: Сложности в те времена были те же, что и сейчас. Деньги, которые мы тратили, и зарплаты, которые получали, были так же пугающе несопоставимы, как и сегодняшние доходы и затраты. Моя жена, работая в библиотеке, получала 60 рублей. Такой же была пенсия у моей бабушки. И женские сапоги тогда стоили те же 60 рублей. Я хочу сказать, что пугаться этого не надо, что все образовывается.
— Многие семьи боятся рожать детей из опасений, что не смогут обеспечить им медицинскую помощь, хорошее образование и элементарное родительское внимание. Как в вашей семье решались эти вопросы?
А.Л.: Что касается вопросов образования, нет большой разницы, отдаешь ли ты ребенка учиться в Гарвард или в Московский университет. Это не сделает его ни счастливым, ни несчастным. Это всего лишь одно из возможных жизненных решений.
Образование вовсе не есть сумма того, что можно получить за деньги. У нас дети учились в разных школах и поступали потом туда, куда хотели. А если они не были уверены в выборе, мы обсуждали это вместе, и они шли туда, куда, в случае такой пока неопределенности, казалось разумным поступить. Проблема не в том, куда вы сможете определить ребенка, а в том, чтобы у него был интерес к образованию. Без этого вряд ли можно его чему-нибудь научить.
Самое главное, чтобы дети сами хотели получать образование, потому что вы можете хотеть за них, а им это, может быть, не нужно. Тут вы ни за какие деньги не сделаете их образованными людьми. Здесь важен пример родителей, их интересы, их образ жизни.
— С рождением детей оставалось ли у вас время на свои интересы, на самих себя?
А.Ф.: Я вспоминаю, как мы однажды возвращались с занятий с однокурсницами. Я шла и рассуждала, что если женщина родила и воспитала детей, она чиста перед Богом и перед обществом. На что одна из девочек возразила: «А как же слава?» Помню, я тогда очень удивилась такому вопросу, потому что я об этом совсем не думала.
За меня переживали родственники, что я не работаю — не в смысле «не зарабатываю денег», а в смысле «не развиваюсь». А у меня не было ни малейшего сомнения, что я буду работать, и у меня не было таких отчаянных мыслей, что я совсем погрязла в быту.
А.Л.: И когда пришло время, работала прекрасно. Можно сказать, кормила всю семью. Зарплата была больше, чем у меня. Мои родители прожили жизнь по-другому: они жили своей профессией и думали, что весь смысл в этом. Они работали не ради денег, а ради науки — как им казалось, главного в жизни, и передали мне этот взгляд. Но, в конечном счете, они оба согласились, что то, как жили мы, было правильным и настоящим. Моя мама всегда упрекала меня в том, что я неправильно выбрал профессию. Она считала, что я должен был заниматься математикой или естественными науками (к чему у меня в школе обнаружились некоторые способности), а я сменил их на гуманитарные занятия. Мой профессиональный выбор всю жизнь вызывал у нее сомнения. Но у нее не осталось сомнений, что в нашей семейной жизни мы сделали абсолютно правильный выбор. Оба, и папа, и мама, потом говорили, что это и есть богатство. В этом смысле они повторяли псалмопевца, хотя и не читали псалмов, что дети — это главное богатство человека
Екатерина Воробьева
Полная версия интервью
