ПРОСТОЕ РЕШЕНИЕ
Потерпи, уступи и прости –
Так святые отцы нас учили,
Чтоб на жизненно верном пути
Злые силы с дороги не сбили...
Потерпи. Уступи и прости –
И тебе всё простят и уступят.
И на жизненно важном пути
Доброта обоюдно проступит.
(Н. Заболоцкий)
Воздаяние за прощение обид
превосходит воздаяние всякой иной добродетели.
(Прп. Иосиф Оптинский)
В прихожей хлопнула дверь, и через минуту на кухню к Медее влетела запыхавшаяся дочка-семиклассница Нинчо.
– Ма, мне Эка сегодня математику дала списать!
– Слава Богу! – только и смогла сказать её мать, оседая на стул.
Эти простые для непосвящённого человека слова означали для Медеи одно: долгая война и в самом деле закончилась...
_____
Почему жизнь одним преподносит корзину наливных яблочек, а другим – только жалкий огрызок, из которого ещё и выглядывает червяк, нагло показывая язык горе-хозяину?
Такие мысли всякий раз приходили в голову Медее Тогонидзе, когда она наблюдала со своего балкона выход в свет своей соседки по корпусу Кетино.
Каждое утро повторялось одно и то же. Кетино (неизменно в хорошей форме) выходила со своими тремя детьми и неторопливо садилась в новенькую «Мазду». И весь процесс посадки в машину совершался без суеты и бестолковости, как обычно бывает при публичном выходе с разнокалиберными «цветами жизни». Дальше Кока, её муж, плавно трогал иномарку с места и вёз семейство по одному и тому же маршруту: дочек в школу, сына в детский сад, а жену – к ней в клинику.
Хоть Медея эхоскопист не хуже Кетино, а второй год прочно сидит дома. Работу по специальности найти – одна головоломка, да и здоровье уже не то: доконали её женские болячки.
И вот ведь какое этой Кетино везение со всех сторон! Сколько хочешь таких профессионально состоявшихся, но либо на личном фронте проблемы, либо дети-«подарки» кровь пьют.
У Кетино и здесь всё на пять с плюсом.
Старшая дочка Эка, круглая отличница, через годик-другой компьютер из рук мэра получит за свою показательность по всем статьям. Она с Нинчо за одной партой сидит. Сравнение, прямо сказать, сразу в глаза бьёт. Таких антиподов ещё поискать надо.
Уж что только Медея не делала: и репетиторов дочке нанимала, и сама с ней уроки учила (не зря же в своё время была золотой медалисткой), а толку – ноль десятых. Всё равно её принцесса из троек не вылазит. Да ещё и язык отсюда до послезавтра. Учителя жалуются.
– Второй такой наглой во всей школе не найти!
Соседи, конечно, по-своему сочувствие выражают:
– Генетика – страшная вещь. Не знаешь, где себя покажет. Уж лучше бы ты в своё время собаку завела вместо этой цанцарки*!
Кому оно нужно, такое сочувствие?
О том, что Медея взяла Нинчо из детского дома, когда той было пять лет, знали все. Такое не спрячешь.
Нинчо и сама помнила, как её дважды пытались усыновлять, а потом возвращали назад. Три разные мамы за первые пять лет жизни – этого так просто из памяти не выкинешь. Вот Медея и делала скидки, на многое закрывала глаза.
Похоронив отца и оставшись совсем одна, Медея долго взвешивала все «за» и «против», потом решила рискнуть.
Первые три года их совместного жития были сплошной беготнёй по врачам, начиная от терапевта и кончая психологом, на фоне взаимной притирки. Потом всё как-то более или менее утряслось, но возникла новая проблема – его величество переходный возраст.
Прошлый год (Нинчо кое-как дотащилась до шестого класса) был совершенно жутким.
Во-первых, состояние Медеи резко ухудшилось, пришлось бросить работу и кое-как жить на деньги квартирантов. Во-вторых, Нинчо перегрызлась со всеми девчонками в классе. А те объявили ей эмбарго, то есть по-простому бойкот, но политизированным девицам это слово «больше поправляло».
И… пошло-поехало. Что ни день, то новые сводки с «линии фронта». То Нинчо раскокала Экин мобильник и устроила драку, то девчачья коалиция рассовала всем мальчишкам какие-то записки. Нинчо пришла тогда домой вся в слезах и вырезала ножом на кухонном столе размашистое «I hate school!!!» **.
Пыталась Медея «влиять», но выходило только хуже. Нинчо запиралась у себя в комнате и делала всякие глупости.
Медея с ума сходила – не знала, как подступиться к этому «айсбергу». Пыталась даже искать концы через Кетино – вызвала её к себе на разговор.
Кетино – врединой её никак не назовёшь – пришла и, оглядевшись, тут же приступила к делу.
– Не обижайся, Медико, – начала она с прелюдии, – как сестре тебе говорю. Все твои проблемы – и со здоровьем, и с ребёнком – из-за того, что не ведёшь церковный образ жизни. Это тебя Господь призывает через скорби к Себе, а ты ослом упираешься, не идёшь...
И так далее в том же нравоучительном духе.
Медея слушала не перебивая. Теория её соседки выглядела вполне логично. Особенно грели сердце преимущества церковного воспитания детей.
Решили начать с главного.
– Приходите завтра на вечернюю службу на исповедь, – Кетино со знанием дела намечала план поэтапного воцерковления. – Я вам очередь займу. Послезавтра утром причаститесь и начнёте новую жизнь. Скоро пост. Про меню я тебе отдельно объясню. Насчёт болячек твоих тоже не переживай. Завтра же я тебе литровую банку постного масла с могилы мамао Габриэла принесу. У меня целых три. Всё как рукой снимет...
Медея сдержанно запротестовала:
– Кети, генацвале, я как-то не верю в эти исцеления от масла. Если бы было всё так просто. Я, в конце концов, медик...
– А я кто, уборщица, что ли? – тут же отпарировала Кетино, продолжая с не меньшим оптимизмом. – Ты, главное, веруй, и всё. Вот я тебе одну историю расскажу....
Медее очень хотелось лечь. Аудиенция явно затянулась, а Кетино и не думала уходить, горя просветительским огнём. Тут, к счастью, в дверь ввалилась Нинчо. (Один вид её кого угодно с ума сведёт. До неприличия рваные джинсы, на руках несколько безвкусных резиновых браслетов. Один клок волос зелёнкой вымазан. Это она всё готами какими-то бредит.) Еле поздоровавшись, она тут же нырнула в холодильник. Потом с шумом бабахнула дверью:
– Ма, а где нормальная еда?
Кетино вздохнула и заторопилась к выходу.
Чего Медее стоило уговорить Нинчо сходить на исповедь – один этот подвиг стоил бы педагогического трактата!
В итоге дошли. Но червяк из яблочного огрызка и тут своё «я» показал.
Очередь была приличная. Медея сидела на скамейке, а Нинчо переминалась с ноги на ногу на занятой позиции, всем своим видом демонстрируя: «Как вы меня достали!»
Наконец-то их очередь почти подошла. Вдруг женщина впереди них, стоя возле священника, заохала-запричитала:
– Ой, что я наделала, страшный грех совершила! Бельё в воскресенье повесила!
Нинчо фыркнула и заржала на всю церковь. (Сколько ей Медея выговаривала не смеяться так, чтоб люди на улице оборачивались, – и вот опять то же самое!)
Священник цыкнул на неё, грозно сдвинув брови:
– Выйди отсюда. Ты к исповеди не готова.
Нинчо накрутила зелёную прядь на указательный палец, одарила мамао красноречивым взглядом и гордо направилась к выходу.
Медея пошла за ней, спинным мозгом чувствуя осуждающие взгляды прихожан...
В общем, идею воцерковления пришлось отложить в очень долгий ящик.
Жизнь вяло текла дальше, не принося ничего обнадёживающего.
И вдруг само собой выплыло основание злополучного «айсберга».
Пошла как-то Медея мусор выбрасывать и столкнулась с 4-летней соседкой. Та лениво сосала чупа-чупс, потом ни с того ни с сего брякнула:
– Тётя Медико, ты когда умрёшь, Нинчо в какой бункер выбросят? В тот или в этот?
Медея чуть не села вместе с кульком прямо на асфальт:
– Что ты такое говоришь, Кесо?
Кесо лизнула шарик на палочке и уточнила:
– Это не я, это все так говорят.
Медея, придя в себя от шока, провела целое расследование, и всё стало на свои места.
В тот исторический день, когда Эке подарили навороченный мобильник, Нинчо без реверансов схватила его посмотреть и тут же швырнула на пол. Эка, разозлившись, выкрикнула самое больное:
– Подожди, скоро твоя Медико умрёт и ты снова угодишь в мусор, откуда тебя и взяли.
Нинчо полезла в драку. А дальше, как пишут в газетах, пошла «эскалация напряжённости». К конфликту подключились все девчонки, и получился ремейк фильма «Чучело» в грузинском стиле.
Беднягу буквально затравили.
Выясняя подробности, Медея просто не могла понять, откуда у ребят из благополучных семей столько злости. Тогда, в 80-е годы, посмотрев нашумевший фильм Быкова, она приписала это русскому менталитету. А теперь, через столько лет, поняла, что ошибалась. Все мы – братья по разуму, а точнее, по неразумию, независимо от места под солнцем.
Нинчо всё это время держалась геройски, ничего не говоря дома.
Выяснение подводных контуров конфликта ничего не изменило в донельзя напряжённой ситуации в классе.
В тот памятный день Нинчо заявилась из школы в совершенно диком виде. Швырнула рюкзак на пол и заявила:
– Всё! Я больше в школу не пойду!
И, не дав матери опомниться, хлопнула входной дверью. Потом юркнула в лифт и через пять минут исчезла со двора.
Медея лихорадочно соображала: «Что делать? Звонить в патруль? И что сказать? Пять минут назад дочка убежала из дома в неизвестном направлении. И слушать не станут. Звонить одноклассникам? Допустим, выяснится: 41-й по счёту конфликт. Опять тупик...
И куда побежала эта несносная девчонка? К Куре топиться или бить кому-то морду?»
Медея упала на диван и разрыдалась:
– Господи, за что мне всё это? Я больше не могу! Хоть бы эта идиотка с собой что-нибудь не сделала!
Выплакавшись, она нашла Соломоново решение: ждать вечера, а потом звонить в патруль...
К вечеру дверь тихо открылась и появилась Нинчо. Вид у неё был намного осмысленней, чем днём.
Она как ни в чём не бывало начала инспектировать холодильник:
– Ма, что у нас поесть?
– Где ты была? – безучастно спросила Медея.
– В церкви.
– Издеваешься, да?
Нинчо перестала греметь крышками и вдруг сказала:
– Знаешь, ма, я поняла: их надо простить.
– Кого «их»? – как робот, повторила Медея.
– Эку и весь состав.
Медея напряжённо вглядывалась в лицо дочери, ожидая, что она сейчас опять засмеётся своим хамским смехом.
Нинчо залезла с ногами на стул (сто раз ей говорилось, что это неприлично и вредно для кровообращения – никакой реакции).
Медея робко спросила, почему-то понизив голос до шёпота:
– Тебе там, в церкви, видение было?
Новоиспечённая верующая фыркнула в своём обычном стиле:
– Ма, и ты тоже, как Экина мать, – пискляво передразнила соседку: – Видение, знак свыше… В вашем возрасте это что, климакс такой?
– Нино, думай, что говоришь.
– О’кей, ма, не обижайся. Это я так, на нервах.
Медея покачала головой: «Нервы у неё, надо ж понимать».
– Я, короче, зашла туда… м-м-м, не знаю зачем, – Нинчо явно не хотелось раскрывать все карты. – Там место было у Распятия. Я сидела и думала о себе, обо всём, что было.
– И дальше?
– И ничего дальше, – резко закруглилась Нинчо. – Я просто поняла, что их надо простить. Иначе так дальше жить нельзя… – и, желая замять щекотливую тему, капризно надулась: – Я не поняла, ма, ты сегодня ничего не готовила?
Говорить, что Медея уже не надеялась видеть её в живых, было крайне непедагогично.
– Мне плохо было, – и Медея направилась в спальню.
Нинчо подошла к ней сзади, обняла и потёрлась щекой:
– Ма, не бери в голову...
* * *
С того дня в классе пошло потепление.
И сегодня, услышав про списанную контрольную, Медея окончательно уверилась: наконец-то мир.
Для кого-то пустяк, а для Медеи тогда произошло что-то из ряда вон выходящее. Потому и подумала о самом сокровенном: «Господи, дотянуть бы ещё шесть лет, до её совершеннолетия».
Заикаться о большем было бы нарушением биологических законов. Медик не может обмануть себя. Необратимый процесс в её организме набирает обороты. Но иногда время может растягиваться.
_______________
*Цанцарки – легкомысленный, несерьёзный человек (груз.).
** «I hate school!!!» – «Я ненавижу школу!!!» (англ.).
Автор: Мария Сараджишвили
