Когда ты была во мне точкой … дочка...НЕЗАЖИВАЮЩАЯ РАНА

НЕЗАЖИВАЮЩАЯ РАНА

Наше поколение выросло без веры. Так, в глубине души чувствовали, что есть какая-то Сила, Которая движет жизнью на земле. Но веры не было. Я родилась в войну и жила как в основном все жили в мое время. Пока не пришло горе в мою семью.

Родили мы с мужем троих сыновей. Два старших сыночка женились, имеют свои семьи, но вот младшенькому Алёше не суждено было… Он был умница, в школе учился хорошо, весельчак, любимец всей детворы. Окончил 11 классов и первый из нашего села поступил в университет, на вечернее отделение биофака. Им гордились учителя, мы радовались за него.

Проучился год — и взяли его в армию. Это был 1994 год. В армии жестокая «дедовщина»: избили его осетины, такие же солдаты, как и он, и Алёша попал в госпиталь с сотрясением мозга и перебитой переносицей. Немного подлечили его и из госпиталя отпустили на пять дней домой. Когда он приехал, я своего любимого сыночка не узнала: лицо изуродованное, и сам стал нервный. Погостил дома четыре дня, и уехал назад. Отцу он сказал, а от меня скрыл (щадил меня), что его отправляют в Чечню. Там он отслужил два месяца и в мае демобилизовался. Радости не было краев, что вернулся с войны целым и, как казалось внешне, невредимым. Отдыхал дома от всего пережитого.

Вскоре они поехали с ребятами в соседнее село, а на обратном пути попали в аварию, и мой сыночек разбился. Добавил своей бедной головушке еще перелом челюсти в пяти местах, лопнул череп и верхняя мозговая оболочка… Когда мы узнали о случившемся и приехали к нему в больницу, Алёшенька был неузнаваем. Голова раздулась, ни глаз, ни носа не видать; в одночасье ослеп. Лежал он — живой труп, даже не кричал, а лишь изредка стонал. Я взмолилась Богу: помоги ему, Господи, спаси, ведь он с войны вернулся, а тут дома так нелепо погибает. Молитв никаких я не знала…

Пролежали мы с ним в районной больнице две недели. Все кругом за деньги, а у нас и денег-то нет: что за тридцать лет насобирали на сберкнижку, давно уже обесценилось, всего нас лишили. Я ломала себе руки от беспомощности: сынок умирает; были бы деньги, спасли бы его!

Кое-как я выплакала, допросилась, чтобы Алёшу отправили в Самару, в областную больницу.

Но было поздно… Врачи в Самаре как глянули на него, на снимки, так и говорят: «Что же так поздно, почему не привезли его раньше?» Пообещали сделать все, что только в их силах, чтобы спасти сыну жизнь — и вернуть зрение. Нужна операция, причем срочная, — может, и удастся спасти… Оказалось, что еще после избиения в армии у Алёши остался в носу застарелый незаживающий свищ — чуть простынет, и вся инфекция из носа пойдет на мозги. Алёша говорит:

— Я не выдержу!

А врач обнадежил:

— Не знаю, сможем ли зрение вернуть, а жить ты будешь!

Целых десять часов, с 9 утра до 7 вечера, делали ему операцию. Все шло хорошо, температура и давление были в норме. А на девятый день после операции у него пошла опухоль от челюсти, поднялась температура, а за ней и давление. Утром он потерял сознание и стал биться. Я и еще одна женщина, Шура (она тоже с сыном лежала в палате) пытались удержать Алёшу — он крутился, как юла, на кровати. Сбежались медики, забрали его в реанимацию, а меня туда не допустили. Пролежал он там сутки — и скончался. Я сделалась как дурочка от этого горя! Алёшу любили все — и старые и малые, все сверстники были его друзьями. Провожали моего сыночка всем селом. Жалели: пережил войну, пришел домой — и так глупо умереть в двадцать лет…

Он еще лежал в морге, когда я первый раз пошла в церковь, в Самаре, чтобы купить на похороны все необходимое. Там мне подсказали, как заказать отпевание. И после этого на меня такое облегчение снизошло, не могу даже выразить своего тогдашнего состояния. Видимо, Господь Бог меня пожалел и дал мне силы похоронить сыночка, пережить эту утрату…

Наверное, не надо бы и рассказывать обо всем этом, ведь у Каждого свое горе, свои беды. Но я поняла, что смертью сына меня Бог наказал за аборты. За мои грехи забрал Он моего сыночка.

Когда я забеременела Алёшей, мы с мужем плохо жили — он пил, меня бил, и детям доставалось. Алёшенька был нам лишний. Я узнала о беременности поздно, врачи уже не взялись бы делать аборт (тогда они хотя бы сроков придерживались, не всех подряд убивали). И в отчаянии решила я сама сделать аборт. Но ничего у меня не получилось, ребенок остался жить. Подходит время рожать, я последние дни была в декрете. Мой муж подрался со своим родным братом, чуть не задушил его; я бросилась разнимать их — и в драке они меня помяли. Через час я родила Алёшку. Он был весь синий и не дышал, но врачи стали делать искусственное дыхание, и он ожил, закричал.

Вот так на свет появился мой нежданный, мой любимый сыночек. Мне его Господь оставил до двадцати лет — и забрал его, наказал за мои грехи. Это сейчас стали в газетах рассказывать, что ребенок как только зачался, уже живой. А тогда было такое мнение: пока не шевелится, он не живой, так — кусок мяса… Вот и старались убивать их, пока не шевелятся.

Когда Алёша умер, меня сразу как в голову ударило. Он лежал в гробу, а я навзрыд кричала:

— Прости меня, сыночек, я ведь тебя убила!

Господи, прости Ты меня за этот тяжкий грех! Я же тогда не думала, что придется так дорого заплатить за свои грехи!..

Сейчас я прозрела, потянулась к вере. Тяжело мне она дается, молитвы я запоминать не могу, за три года едва выучила Господню молитву и «Богородице Дево, радуйся…». Литературу куплю — читаю, а понимаю с трудом. Возьмусь молиться, и слезы заливают глаза, и я ничего не вижу. И прошу у Господа Бога нашего прощения за мои грехи своими словами и горькими слезами.

Прости меня, Господи, окаянную! Прости, сыночек мой Алёшенька!

Галина, Большечерниговский район Самарской области