О юморе и его дозировке
– А можно ли давать прозвища, переиначивать имена собственные, имена начальников? Где грань между юмором и злословием?
– Смотря кому я даю прозвище. Если другу, то это нормально, дружеские отношения. А если это уже выходит за рамки дружбы, то, знаете, есть остроумие, а есть ослоумие. Грань тут простая: смех – это лекарство, некий инструмент, который помогает человеку выжить в определенных условиях, понижает ненужный иногда пафос, помогает человеку вздохнуть. Это прекрасно, без этого невозможно жить. Никита Струве как-то сказал, что святость есть смирение плюс чувство юмора…
Замечательные вещи, которые относятся к юмору – это трезвость, трезвомыслие, мир душевный. Но, тем не менее, юмором, как и всяким лекарством, при неправильной дозировке можно отравиться, как и всяким инструментом можно ранить и самого себя и другого, то есть надо пользоваться юмором с умом, находить грань. Одно дело ирония, юмор, пусть даже острый, но полезный, другое – насмешка. Тут важна интонация. Почему так много войн в соцсетях – там труднее выразить интонацию, есть система лайков, конечно, но дать понять человеку, по-доброму ты к нему относишься или нет – трудно. Ты улыбаешься, но в глазах у тебя серьезность или холодность, или наоборот, ты сохраняешь серьезность, а глаза у тебя смеются – эти нюансы трудно передать.
Ведь речь – это не просто слова, это весь человек, вся его органика. Поэтому прозвища – смотря кому и как давать, важно чувствовать грань, за которой начинается стеб, то, что наши бабушки и дедушки называли «смех без причины – признак дурачины».
– А существуют ли современные юродивые? Какой поступок можно считать юродством в нашем обществе?
– Юродивые будут и есть всегда. Есть, конечно, житийный канон христианских юродивых, ему трудно подражать. Вообще же, юродивость – это то, что не совпадает с мейнстримом, то, что отражает всегда какую-то правду, Божью правду, противостоящую какому-то тлетворному духу времени. Такими были все юродивые, неважно – христианские ли святые, или юродивые семидесятых годов – хиппи, или русские футуристы начала двадцатого века. Люди, которые пытались совершить благой вынос мозга окружающим, дать им почувствовать какую-то другую реальность, донести что-то очень важное на их взгляд.
То, что, например, в дзен буддизме называется коан: когда ученик ждет от учителя ответа на важнейший вопрос жизни и смерти, а тот вместо этого ему – палкой по спине дает или совершает какой-то иной нелепый поступок. Тогда у ученика начинается то, что сейчас называют «разрыв шаблона»: выбитый из привычной наезженной колеи, он начинает думать.
Юродивые были всегда, другое дело, что именно они всегда претерпевали от окружающих, не готовых к такому поведению. Жизнь юродивого всегда была очень тяжела, мы знаем, как тяжело жили юродивые из житий святых, мы знаем, как тяжело было нонконформистам в советское время, которых сажали в психушку за их взгляды, и т. д. Просто люди пытались жить Божьей правдой в их понимании: писать стихи не так, как велит цензура, писать картины не такие, как требует линия партии, и прочее. Они очень много претерпевали и от органов соответствующих, и от соседей, от окружающих.
В разные времена такие люди выглядят по-разному, потому что та болезнь, которая влечет человека в тягостную, мутную погибель, в разные времена может быть разной: в советское время – это массовый атеизм, а в наше время, когда общество внешне православное, много храмов, есть православные телеканалы, в общем, православие стало привычным – что-то другое, и юродивые будут вести себя уже по-другому, к ним надо присмотреться и их увидеть, они есть.
Обсуждать, не осуждая
– Злословие близко празднословию? Например, когда я встречаюсь с друзьями, и речь заходит об общих знакомых, мы начинаем обсуждать кого-то, это сплетни, злословие?
– Здесь все вместе, такое состояние, когда говорят: ради красного словца не пожалеет и отца. Внутри человека есть какой-то механизм, который бесы очень любят заводить: как игристое шампанское начинает раздуваться и из мозгов все выветривается, слова льются сами собой, возникают образы, смех, шутки, приколы, главное для человека в этот момент – реакция окружающих, он хочет пребывать в этой атмосфере. Потом уже, когда человек остынет, он думает: что я наговорил, что на меня нашло?
То же самое касается и сплетен, человек начинает испытывать странное, нездоровое удовольствие от всего этого. Потом говорит: я не хотел, я не понимаю, как это произошло. Когда человек занят важным, интересным делом, его трудно сбить на какую-то ерунду, а когда человек ничем не занят, когда у него нет «программы максимум», то тогда ему очень трудно удержаться от мелких грехов. Недаром праздность – еще один грех, который приводит к осуждению. Все грехи между собой связаны, они растут из человека, паразитируют. Я когда-то мечтал, чтобы наподобие анатомического атласа был бы атлас духовных состояний человека, чтобы было наглядно нарисовано, какие механизмы, какие кнопочки нажимаются, где какой грех или какая добродетель, какая эмоция, как все они взаимодействуют – очень интересно.
– А возможно другого человека разобрать по косточкам, но не осуждать?
– Можно. Это проделывают, например, психотерапевты, со своими пациентами. В глаза, друг с другом, при этом у них добрые отношения. Или это делает священник со своим духовным чадом на исповеди. Но это уже ситуация не за глаза, а лицом к лицу, это начало любви от взаимообщения, ситуация, из которой должна получиться какая-то польза, терапевтическая польза. Главное не увлекаться, а то разберешь, а потом трудно собрать будет…
Не следовать за толпой
– А если это враг? Скажем, Збигнев Бжезинский? Или вот недавний тренд — демотиваторы с Джен Псаки? Их я могу осудить?
– Тут есть очень тонкий момент: осуждая даже врага и говоря вроде бы правильные вещи, начинаешь чувствовать, что вдруг ты стал частью какой-то массы, частью толпы. Представим себе: хорошо, вот он враг, если сейчас все начнут его травить, приму я в этом участие или нет? Вот он стоит один, а нас много. А дети врага?.. Как часто бывало, что вместе с врагом народа погибали его дети, в средневековье так это вообще было принято: если убивали короля, то само собой надо всех отпрысков вырезать, а то вырастут и заявят свои права. До какой меры борьбы с этим врагом я готов дойти? И есть ли у меня что-то свое, нажитое, своя собственная позиция или я просто бездумно, за компанию действую, поддался течению и меня несет?
Эффект толпы, как мы знаем – страшная вещь, которая даже при самых благих лозунгах превращается в ужасную, страшную силу. Бывает, конечно, что, когда люди собираются в толпу, они цветы засовывают в дула автоматов или начинают вместе молиться, но чаще всего под благими лозунгами толпа начинает что-то громить, кого-то гнать и т. д. Будь всегда готов осудить взвешенно, без уклонения в крайности и по крайне мере попытайся как-то подкрепить, доказать свою позицию, объяснить, почему ты так считаешь – лично ты сам, а не за компанию.
– То есть если я далек от политики, то лучше молчать и не лезть не в свое дело?
– Да, в конце концов Григорий Померанц был прав: «Зло начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое и правое дело». Очень важен не столько предмет спора, сколько его стиль.
– Известна история, которую рассказывает авва Дорофей о двух девочках-сиротах, из которых одна попала на воспитание к благочестивой женщине, а другая – к блуднице. «Можно ли сказать, что Бог равно взыщет как с одной, так и с другой?» – задает он вопрос. Действительно, вправе ли мы судить, не зная всех обстоятельств?
– Да, осуждение – это еще и пример нашей недалекости, неведения. Мы не знаем, что внутри у человека, что у него на душе, что с ним было до того, что будет после. Кроме того, осуждение здесь близко граничит попросту с неверием в жизнь вечную. Мы ставим клеймо, словно человек теперь навеки будет таким. Как говорил один святой: никого не надо судить, даже самого себя, если украл что-то, на исповеди не говори: «Я вор», но говори: «Я украл», суди не себя, но грех. По своей природе человек вечен, он живет дальше, он всегда может измениться, не сейчас, так потом. Это один из предметов христианской веры.
Подойти ближе
– Мы действительно часто мыслим штампами: пьяный – значит пьяница, плохо одет, злое лицо – наверняка бандит или вор и так далее, это, конечно, неправильно, но все же «по одежке встречают»?
– Внешний вид человека в какой-то мере о человеке говорит, это само собой разумеется. Но избегайте крайностей, идите царским путем, советуют святые отцы. Одна крайность – считать, что внешний вид человека полностью выражает его сущность, другая – полностью отрицать значение внешнего вида человека. Если мы видим: идет человек в лыжной шапочке, на лыжах, мы можем догадаться, что наверно это лыжник, мы можем сделать такое предположение, и наверно мы окажемся правы. Но если мы захотим по этому внешнему виду судить о каких-то нравственных качествах человека, то придется подойти поближе, вступить с ним в общение, частично принять его на себя, почувствовать человека. И лучше всего его знает тот, кто подошел к нему ближе, то есть тот, кто его любит.
Есть много примеров не только в литературе, но и в жизни, когда вот есть ужасный человек, преступник и так далее, но кто-то, скажем любимая женщина или мать, не бросает его, любит, жалеет, даже сама идет на преступление ради него. Это люди, которые подошли к нему максимально близко, взяли его на себя. Это проявление любви, пусть даже она внешне кажется безумной.
– А как научиться при общении с людьми думать о них прежде хорошее, обращать ум к добрым помыслам, а не ко злым?
– Это зависит от степени способностей человека, от его устроения, люди ведь все разные. Самое первое – нужно просто помолиться о человеке Богу. Бог — отец, а люди – Его дети, если у ребенка что-то не получается, если он еще не уверен в своих силах, то надо попросить о помощи: «Господи, у меня внутри поднялась буря, я осознаю, что эта буря имеет нехороший привкус, хотя внешне все по правде. Господи, помоги мне разобраться, а этого человека, которого я осудил, спаси и помилуй». Молитва – это разговор с Богом, позвал на помощь — Он здесь, рядом, я уже не один, мы вместе. Если я сейчас начну разбираться с этим человеком, которого я осудил, то по крайне мере мы не наломаем дров, потому что Господь рядом.
Не оправдывать, но любить
– Нужно оправдывать человека?
– Если мать начнет оправдывать сына-наркомана, то начнет бегать ему за дозой и помогать опускаться дальше, а если она его любит, она его скрутит и потащит в клинику — разные модели поведения. Человека надо не оправдывать, а любить, а грех ненавидеть. Потому что грех – это болезнь, которую надо лечить, чтобы ее не было в человеке. И стараться при лечении болезни оставить человека в живых, первая заповедь врача — не убей.
– А как нужно вести себя самому, чтобы не стать предметом злословия? Или это невозможно, все равно всем мил не будешь?
– От этой поговорки веет некоторым цинизмом: наплевать, все равно всем не угодишь. На людей нельзя наплевать. С другой стороны, всем угождать – это тоже грех человекоугодия. Я должен иметь свое, что-то важное, ценное, то, чем я могу поделиться с другими, я должен быть готов к тому, что люди не в состоянии принять это – невольник не богомольник, но я должен не бояться показать это важное. Например, если я верующий человек, я не должен бояться носить крестик, а если пионер – пионерский галстук, и так далее. Я должен быть готов, что это кому-то не понравится.
Быть таким, чтобы тебя никто не осуждал – проблема, которая очень важна для подростков, для незрелого, пубертатного сознания. Говорят, что подростки стремятся к оригинальности, что это бунтующий возраст – ничего подобного, подростки жуткие конформисты, они хотят быть похожими на массу «своих», боятся выглядеть белой вороной. Желание понравиться всем – это признак незрелого, подросткового сознания. Невозможно нравиться всем. Мне вот иногда говорят: «Батюшка, вы вот пишете стихи, они нравятся кому-то, кому-то – нет, как вы к этому относитесь»? Да даже если бы я свои стихи печатал на долларах, они бы все равно нравились не всем. Что значит – чтобы меня не осуждали? Смотря за что. Если меня осуждают за то, что я хожу в храм, или пишу стихи, или даю интервью – это одно, пускай осуждают, а если за какой-то грех, то мне надо каяться и избавляться от греха.
– Надо учиться начинать с себя?
– Да, и тут осуждение – простая вещь, помогающая узнать самого себя. Если ты доверился Богу, то Господь о тебе промышляет, Он всегда теперь с тобой. Он не программирует нас, но желает, чтобы все события в нашей жизни не были просто так, чтобы они все что-то значили. Если вдруг меня кто-то за что-то осудил, это повод прислушаться и поразмыслить над собой. Это как лекарство, горькая пилюля. Надо не вставать в позу и брыкаться, мол я не виноват – это естественная реакция падшего человека, но прислушаться: через то, что нас кто-то осудил, мы можем многое узнать о себе, у нас есть повод о себе задуматься.
– А если это просто нелепый, грязный слух? В узком коллективе, когда травят коллеги по работе, например?
– Тут важно понимать, как вести себя самому и как быть, когда рядом травят ближнего. Ближнему всегда надо помогать. А вот самому – по-разному. Иногда правильно будет оправдаться, объясниться, иногда, если тебя не слышат, нужно промолчать. Как Господь молчал на суде – не потому, что Он считал, что толку нет говорить, Он знал, что происходит что-то Над этим судом, что совершается нечто важное… Но правда все равно выйдет наружу.
Травля и защита от нее
– А ребенка если травят, скажем, в школе?
– Это один из самых тяжелых вопросов… Смотря за что травят: мы думаем, что травлю вызывают какие-то внешние вещи – очкарик, толстый, но дело не в этом – ребенок может быть хоть о четырех ушах, но всё же своим в коллективе. Дело во внутреннем устроении. Ведь часто бывает так, что ребенок выглядит как все, но внутри другой, и толпа начинает его травить – фильм «Чучело» тому яркий пример. А вот в чем именно он другой – это очень важно.
Как родители могут поддержать ребенка и дать ему понять, что та ценность, которая в нем есть, бывает гонима в жизни – очень сложный вопрос, многие взрослые сами не дозрели до этого. Поэтому я могу только пожелать поддержки и помощи Божией всем тем, кто в такую ситуацию попадает. Иногда надо учить ребенка драться, иногда не обращать внимания, игнорировать, иногда просто забирать ребенка из школы – в каждом конкретном случае индивидуально.
Вопрос, как защитить святыню, ради которой ты живешь, очень трудный, особенно для неофитов. Часто родители, недавно пришедшие в церковь, нагружают ребенка наставлениями: нельзя давать сдачи, нужно смиренно сносить оскорбления. Но христианство должно расти на какой-то почве, прежде, чем прыгнуть на христианскую ступеньку, нужно сначала встать на человеческую, и с нее уже дальше прыгать. Христианское семечко растет на простой человеческой почве, прежде, чем прививать ребенку христианские ценности, надо сначала привить ему обычные добродетели, например, уметь постоять за себя или слабого ближнего. Хотя с каждым годом делать это все труднее, меняются представления о ценностях. Добрый в наше время – лох, а хулиган – крутой, и так далее, подмена понятий.
– Здесь наверно велика вина СМИ?
– Валить всю ответственность на СМИ – не совсем здоровая тенденция, на мой взгляд. Оса жалит жалом, но если жало вырвать, оно само по себе ничего не сможет, а вот вся оса – опасна. На СМИ удобно показывать пальцем, но ребенка-то своего воспитываем мы.
Ущемление Бога
– Человек – образ Божий, если я осуждаю кого-то, то я в некоторой степени богоборчествую? Например, карикатуры на политических деятелей Обаму, Путина – это что?
– Да, любой человек – образ Божий. Любое ущемление человека – это ущемление Бога. Тонко чувствующие люди, которые поднаторели в богообщении, те, кого мы называем святыми, понимают, что то, что мы причиняем человеку, мы причиняем Богу. Это и в Евангелии сказано: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне». Просто у нас туман в голове, мы редко обо всем этом задумываемся. Понятно, что рисуя карикатуры, высмеивая Барака Обаму или еще кого-то, мы имеем в виду не конкретного человека, а какую-то политическую модель, идеологему, которая сейчас властвует в умах и с которой мы боремся. И здесь важно не переходить черту, за которой начинается какой-то беспредел, перекос.
Если перед тобой человек, даже явный враг, все очень непросто. Люди, которые были на войне, говорят, что первое убийство – самое тяжелое, сравнивали это с потерей девственности – что-то важное разрушалось в человеке навсегда. Потом человек мог, конечно, с покаянием все осмыслить, исцелить рану, но одно дело неповрежденная ткань, а другое – исцеленная рана, шрам остается навсегда. И здесь то же самое – любой человек, каким бы он ни был, имеет в себе неучтожимый образ Божий. Не важно, кто этот человек – Гитлер, Чикатило. Если такого негодяя убить, можно почувствовать облегчение, что ты защитил невинных и т. д., но появится и другое — непередаваемая горечь трагедии.
Если человек погиб, то единственная надежда вырастить из него другого, того же, только нового, спасти в нем маленькое зерно – образ Божий, это наша вера в воскресение, в жизнь вечную. Вера, что мы не можем безвозвратно погибнуть, потому что Христос ради нас Сам погиб на кресте. Он не может допустить, чтобы хоть один из нас был утрачен. Вот эта Его вера в нас и любовь вселяет и в нас тоже веру и надежду.
