Китайский новый год.Рассказ

Автор: священник Александр Дьяченко

О том, что сегодня китайский новый год, я узнал из утренних новостей...

Китайский новый год, надо же. Надо бы запомнить, в последний день января. Ну, правильно, китайцы в своём амплуа. Они не были бы китайцами, если бы праздновали новый год вместе со всеми.

(...)

Обычно утро пятницы — это мой законный выходной, но вчера вечером звонила Наталья Петровна и просила её причастить. С Натальей Петровной я никогда не спорю и ни в чём ей не отказываю. Потому что она — мой старый испытанный друг. Много лет Наталья Петровна помогала мне с больными и стариками. К ней стекалась вся информация, кого, где и когда нужно соборовать и причащать. Несмотря на почтенный возраст, она заранее обходила всех желающих причаститься, предупреждая о времени и месте сбора.

Пришёл день, болезнь обезножила и мою помощницу. Наталья Петровна всё больше остаётся дома. Иногда кто-нибудь из детей привозит её в храм. Бабушка с трудом подходит ко мне на исповедь. Сосредоточенно, трясущейся рукой накладывая на себя крестное знамение, прикладывается к Евангелию и кресту. Делает вид, что собирается сказать мне что-то очень важное. Но уже в следующую минуту вздыхает, виновато разводит руками и сообщает:

— Думала покаяться. Ведь помнила, что хотела сказать, и вот, снова забыла.

Успокаивая старушку, легонько пожимаю её высохшую ручку:

— Ничего-ничего, Наталья Петровна, не расстраивайтесь. Когда-нибудь вы обязательно всё вспомните, а сегодня причащайтесь по благословению.

Вчера она звонит:

— Батюшка, я вспомнила. Даже записала для верности. Вот, все листочки передо мною. Придите, пожалуйста, и я, наконец, покаюсь.

Старики — народ общительный, позовут батюшку, и давай ему о своей жизни рассказывать. Глубоко копают, с самого детства. Вот и моя помощница, усадив меня за стол, вспоминала родителей, и о том, как хлебнули горюшка в голодные тридцатые. Как забирали на фронт отца и родного дядьку.

— У папиного брата и его жены тёти Нюры было пятеро человек детей, моих двоюродных братьев и сестёр. А нас у папки родилось четверо. Всю жизнь братья не разлучались, наши дома так рядом и стояли, и на фронт они призывались в один день.

Помню, накануне, как отцу уходить, мамка всех нас усадила за стол. Отец только что из бани в белой рубашке, сидит во главе под образами, режет хлеб, называет каждого по имени и подаёт по большому ломтю.

На сборном пункте братьев разлучили. Отцу велено было учиться на артиллериста, а дядю приписали коноводом к хозвзводу и сразу направили в часть. Только до фронта он так и не добрался: их состав разбомбили, и всех, кто ехал в том вагоне, поубивало. Тётя Нюра как похоронку получила, так умом и тронулась. Сперва всё по селу бродила и выла как собака. Через несколько дней слегла. К стенке отвернулась и ни с кем не разговаривала. Мамка чего только не придумывала, а тётю Нюру так и не спасла. После её смерти мы зажили одной большой семьёй.

— Ваш папа тоже погиб?

— Нет, на удивление. В начале войны даже в окружении побывал, но потом снова объявился. В 1942 году, помню, отец приходил на побывку. После тяжёлого ранения в руку он сперва лечился в госпитале, а потом его отпустили долечиваться домой.

Наша мама была женщиной очень молитвенной. Накануне, как отцу на побывку прийти, ей во сне явился человек, красивый такой, говорит, и весь в светящихся одеждах:

— Мария, — предупреждает, — готовься. Вечером мужа будешь встречать.

Мамка с утра тесто поставила. В доме прибралась и напекла пирогов. Детей выкупала, сама помылась. Нагрела воды и ждёт. Вот уже как стало смеркаться, видим, далеко за околицей появляется крошечная точка, человек идёт. Точка приближается и принимает очертания солдата. Одна рука сжимает вещмешок, а другая висит на перевязи. Отец.

— Мария, дома-то как хорошо. Баня натоплена, пирогами пахнет. Ты что же, ждёшь кого?

— Жду. Тебя жду.

— Как же ты узнала, что я к вам иду?

— Человек во сне приходил, предупредил.

Ночью легли спать, а за стенкой поросёнок шумит, глубоко вздыхает корова.

— Мария, какая же ты молодец. Детей сберегла, и скотины у тебя полон двор. Мы там, на фронте, такого навидались. Ты бы знала, как народ страдает! У людей дома погорели, голод, беда. Война, одним словом.

В 1943 году отца снова ранило, и опять в ту же руку. Его окончательно комиссовали, а рана заживала ещё с полгода.

В середине пятидесятых отец стал резко сдавать. Так-то раны мучили, но он продолжал работать. Дом умудрился построить, и это практически с одной рукой. Как слёг, пошли пролежни. Страшно глядеть, как гниёт плоть на живом человеке. Отваливается кусками, и ничего не помогает. А ещё боли, мучительные, непрекращающиеся.

И снова приходят к мамке во сне. Только уже не мужчина, а женщина.

— Мария, тебе что, мужа своего совсем не жалко? Почему не лечишь?

— Да как же не жалко?! Только чем его лечить?

— Лекарство, Мария, у тебя под ногами лежит. В подпол спустись и возьми.

Мать проснулась и думает, это что же за лекарство такое? Зажгла свечу, спустилась в подпол, а там одно только свиное сало.

— А что, если это и есть лекарство?

Отрезала кусок, растопила и опустила в него полоску ткани. И потом этими тряпочками укрыла все мужнины раны. Боль сразу утихла, а уже через неделю страшные незаживающие раны затянулись. Встать папа так и не встал, зато последние три года жизни больше не мучился.

Сама исповедь у Натальи Петровны заняла не больше трёх минут, зато проговорили мы с ней никак не меньше часа.

Собираюсь уходить, старушка суёт мне большую коробку конфет.

— Батюшка, от всего сердца, возьми Христа ради. Матушку угостишь, мне приятно будет.

Взял и бегом в храм на венчание. Смотрю на часы, нет, домой уже не успеваю, да и есть у меня дома конфеты. Думаю, эту коробку надо бы пристроить в хорошие руки. Прохожу мимо дома Аркадия Ивановича, нашего прихожанина. Вот, к нему я сейчас и зайду. Рук надёжнее, чем у Аркадия Ивановича, точно не найти, всё умеет.

Звоню в домофон и поднимаюсь на второй этаж. Иванович открывает, и я вручаю ему коробку:

— Это вам!

— Конфеты?! Мне? Это в честь чего же?

— Как в честь чего?! Аркадий Иванович, вы что же, новостей не слушаете? Сегодня же китайский новый год!

Моему собеседнику неудобно, как это он упустил такое знаменательное событие? И одновременно радостно. А что, ты сидишь у себя дома, ни о чём таком не подозреваешь, а тут раз, звонят тебе в дверь, поздравляют с китайским новым годом и вручают коробку конфет. С одной стороны, вроде как бы мелочь, а с другой — приятно.

Довольный, иду дальше. Славно получилось. Во-первых, избавился от сладостей, которые сам стараюсь не есть, а во-вторых, сделал доброе дело, подняв настроение хорошему человеку.

Продолжение следует...

Источник: