Я — инопланетянин

— Они приехали! Полина, беги встречай бабушку! Ура! Бабушка приехала! Ого, и дед приехал!

Нас заметили. Припарковав автомобиль напротив входа в подъезд, я выгружаю многочисленные котомки и складываю их у двери в одну большую кучу.

Полинка стоит на подоконнике, прижавшись к стеклу, и улыбается. Бабушка спешит на третий этаж. И вот уже на весь подъезд несётся ликующее:

— Баба! Баба!… А где деда?

А это уже бабушка:

— Дед, ты куда подевался? Бедный ребёнок, она соскучилась по дедушке, а его всё нет и нет. Безобразие!

Я медленно поднимаюсь вверх по лестнице с тяжёлыми сумками в руках. Наверху меня встречают все трое: дочь, бабушка и Полинка в длинном платье старшей сестры. Наше внимание её явно смущает и, давая выход эмоциям, двухлетняя малышка безостановочно нарезает круги вокруг мамы, периодически, чтобы не упасть, цепляясь за её халат. Я подхватываю внучку на руки, та смеётся и колотит меня по животу босыми пятками.

— Мама, какие же вы молодцы, что приехали. Мне как раз сегодня нужно съездить в мою бывшую контору, взять кое-какие справки, а вы с Полинкой погуляете.

***

Вечером, за ужином, дочь рассказывала, как побывала на своей прежней работе, откуда уходила в декретный отпуск, и какая забавная история случилась с её сменщицей:

— Эта девушка едет утром на работу. А наш офис находится чуть ли не в центре Москвы. Утро, час пик — сами представляете, какая загруженность. Поток движется медленно, но она нормально успевает. На часах 8:10 и до начала работы у неё ещё целых пятьдесят минут.

На перекрёстке останавливается она на красный свет, у неё отличное настроение, можно расслабиться и не спешить. Стоит, на минуту отвлеклась от дороги, потом снова смотрит на светофор, всё ещё красный. Думает: что-то долго он горит, всё красный и красный, может, впереди авария, вот и перекрыли. Ага, наконец, зелёный и можно ехать. Мельком глянула на часы, они показывают 9:00.

Как это 9:00?! Если всего пару минут назад они показывали 8:10. Она ещё могла допустить, что простояла на запрещающий сигнал светофора минуты четыре, ну, пускай, пять, но уж, простите, никак не пятьдесят!

И только потом до неё доходит, что она элементарно уснула, остановившись на перекрёстке перед светофором.

— Ого, — отзывается зять, сам привыкший к многолетнему стоянию в столичных пробках, — о таком я ещё не слышал. Представляю, как реагировал народ, объезжая её машинку.

За столом начинается бурное обсуждение услышанного. Каждый вспоминает похожие истории о том, кто и при каких неожиданных обстоятельствах засыпал, и что потом из этого выходило.

Я тоже рассказал, как однажды заснул при подведении итогов учений. Всю ночь мы, курсанты, напряжённо работали, выполняя приказы командования и передавая ответную информацию наверх. В семь утра, разбившись на группы, мы, рассевшись по скамейкам, ожидали прибытия начальника штаба. Я сидел возле стенки и в какой-то момент незаметно для себя отключился. Очнулся спустя несколько минут и обнаружил, что всё это время проспал, упираясь затылком в металлическую скобу от вешалки.

Оказывается, и вешалка в определённых условиях может послужить подушкой. Но тогда я настолько устал, что, наверное, уснул бы, подобно йогу, и на гвоздях.

Потом, придя на железную дорогу, я десять лет отработал в смену, из них два с половиной года чистого ночного времени. Наловчился спать в неудобном сидении внутри кабины тепловоза, специально устроенном так, чтобы заснуть в нём было невозможно. Спал на деревянных лавках, столах и даже на пыльных крышках металлических шкафов. Наверное, в подходящих условиях смог бы спать и вверх ногами — просто не случилось оказии. С тех пор мне всегда жалко будить спящих людей. И ещё подумал, как же устал этот бедный ребёнок, что почти на час отключился, сидя за рулём работающего автомобиля.

***

Незадолго перед этой поездкой я получил письмо от незнакомой мне женщины. Она прочла мой рассказ о том, как я пытался помочь одной девушке, практически ровеснице моей дочери. Их семья на время осталась без кормильца, и как бабушка в ответ на эту попытку нашла меня в храме и отчитала.

И эта женщина написала мне:

«Прочла Ваш рассказ и согласилась с девушкой! Очень правильно: Бог существо жестокое и беспощадное! И ни о какой любви к нам с его стороны речи нет! У меня, как и у этой девушки, Он отнял все и всех! Первое, что Он сделал — сделал меня в 9 лет инвалидом! За что? За какие грехи? В мои 9 лет?!!! Если вы мне будите говорить о грехах моих предков, то почему за конкретные грехи он не покарал их? Где справедливость?

А дети, погибшие в газовых камерах Освенцима? Для них это тоже было спасение?!!! И, ещё, на тысячу процентов была права бабушка этой девочки, когда вернула вам деньги! Это не любовь, это унижение! Если бы вы дали их ребенку каким-то образом заработать, вот это было бы проявлением любви!»

Конечно, на такое письмо можно и не отвечать, тем более, что человек в моём ответе, в общем-то, не нуждается. У него давно сложилось собственное мнение, и что бы я ему не написал, оно не изменится.

В то же время я понимаю, что и ответить-то мне ей нечего. Следуя человеческой логике, выходит, она права. На самом деле, какие претензии и какие грехи можно предъявить ребёнку в девять лет? А если в её инвалидности виноваты родители, то почему страдает дитя, а не они?

Но это только так кажется: родители страдают, пускай и не физически. И ещё как страдают!

В своей жизни я видел много человеческой беды. Священник чаще встречается именно с ней. Порой придёшь к больному ребёнку и знаешь, что в его болезни виноваты родители. Тянет обличить взрослых, высказать им всё, что о них думаешь. Потом посмотришь на их уставшие лица, их глаза, на виноватые, не находящие покоя руки. Увидишь боль и отпадает охота кого-то ругать.

Да разве человек ждёт, чтобы я его ругал, разве за этим зовёт? Я никогда никого не ругаю и не обличаю. Зачем? Кто способен понять, тот давно уже понял. Моё дело человека пожалеть и при его желании подсказать путь к покаянию.

Наши дети – часть нас самих, плоть от плоти, кровь от крови. От нас зависит, как они будут мыслить и как будут поступать.

Ладно, с родителями всё более-менее ясно, но страдающий ребёнок — он в чём виноват? Ему-то как быть? Сколько сегодня их — таких страдающих! Посмотришь: вон как растут корпуса детских больниц. И, наверное, каждый из них задумается, как ему говорить с Богом. А Бог — Он злой или добрый, любящий или беспощадный? Если я так страдаю, Он меня любит или наказывает? Тот, кому плохо, непременно вспомнит о Боге.

***

Когда-то, очень давно, я впервые прочитал Книгу Иова. Это одна из самых древних книг, написанных на земле. И именно в ней страдающий праведник Иов задаёт Творцу вопрос, на который мы до сих пор не можем дать ответ: «За что?!»

продолжение

священник Александр Дьяченко