«Областное МЧС, в свою очередь, сообщает: сильный снег, метель и плохая видимость ожидаются на территории всей области…» – помехи перебивали внушительный голос из динамика, делали его хриплым, как будто человек не сидел в теплой студии, а дрожал на стылом ветру, заносимый огромными хлопьями снега – такими же, что носились вокруг машины отца Валериана.
– Что происходит на свете? – А просто зима, – сам себя спросил и сам же ответил отец Валериан. Пел он довольно фальшиво и на клирос его никогда не ставили.
– Что же за всем этим будет? – А будет январь.
– Будет январь, вы считаете? – Да, я считаю.
Я ведь давно эту белую книгу читаю,
Этот, с картинками вьюги, старинный букварь.
Дорога впереди и позади быстро становилась белой и неразличимой – вне времени и пространства, а в душе росла неясная тревога. Она появилась еще утром, но была совсем крошечной, легко пряталась – стоило блеснуть яркому солнечному лучу по прекрасным белоснежным сугробам, стоило вдохнуть свежайший, чуть сладкий морозный воздух и радостно повторить:
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит!
Да, сначала всё было спокойно и обычно. Рано утром отец Валериан зашел к игумену Савватию и взял благословение на заранее запланированную поездку в областной центр: ему, как келарю монастыря, нужно было купить продукты к Рождеству да кое-какие подарки для братии. Окна монастырских келий еще только загорались желтыми огоньками, в храме и трапезной растапливали печи, готовясь к утренней службе и трапезе.
Отец Валериан зашел в теплую и светлую трапезную, где дежурные сноровисто чистили картошку, быстро закрыл за собой дверь, так что клубы морозного воздуха лишь воровато лизнули порог, поставил чайник, достал из холодильника пару пирожков с капустой, оставшихся от вчерашней трапезы: дорога дальняя, нужно выпить горячего чаю. Чайник закипел быстро и бодро: сейчас я тебя, отче, попотчую, согрею душу; пирожки зашипели на сковородке золотистыми боками, запахли вкусно, перебивая запах березовых дров. Отец Валериан помолился, присел в пустом зале: тихо, уютно, тепло.
И вот тут-то дверь трапезной распахнулась широко, и клубы морозного дыма завихрились по-хозяйски, занося в тепло целые снежные пригоршни.
– Виталька, закрывай двери: холодно!
Виталька зашел наконец, дверь прикрыл, подошел к отцу Валериану и тревожно забормотал что-то. Был Виталька сильно глуховат и говорил тоже плохо, но в обители к его бормотанью всегда прислушивались: слишком часто сбывались его слова, иногда по первому впечатлению и совсем нелепые.
– Виталь, ты помедленнее, пожалуйста… Не понял… Что-что? Какая старушка?! Кто украл?! Сейчас хочет украсть?!
Из всей длинной речи крайне обеспокоенного Витальки можно было понять только одно: кто-то прямо сейчас похищает старушку, и ему, отцу Валериану, необходимо помочь этому странному похитителю.
– Кошмар! Брат Виталий, я тороплюсь в дорогу, пожалуйста, не мешай мне, а? Не надо про похищения, тем паче старушек, а?
А тревога начала развивать свой клубочек, липко расползаться где-то в животе.
Виталька не отставал. Пришлось задержаться на лишние пятнадцать минут, идти с беспокойным пареньком к отцу схиархимандриту Захарии, который один хорошо понимал блаженного.
Отец Захария был человеком в обители уважаемым. Старенький, аж 1923 года рождения, он всю жизнь посвятил Богу: служил диаконом, иереем, потом протоиереем. Помнил годы гонений на Церковь, времена, когда в спину ему и его молоденькой матушке кидали камни и грязь. А детишек его в школе дразнили и преследовали за отказ быть пионерами и комсомольцами, даже избивали, как сыновей врага народа.
Был арестован в 1950-м и осужден за «антисоветскую агитацию» на семь лет строгого режима. После его ареста матушка осталась одна с детьми, мыкалась, бедная, пытаясь прокормить малышей, и надорвалась, заболела туберкулезом. Вернувшийся из лагеря батюшка застал жену угасающей как свеча.
После ее смерти он в одиночку вырастил троих сыновей и дочку. Сыновья пошли по стопам отца и уже много лет служили на приходах, имея сами взрослых детей и внуков, а дочь выбрала монашескую стезю и подвизалась в женской обители. Стареющий протоиерей принял монашеский постриг и тоже поселился в монастыре. Лет десять он был братским духовником, но ослабел, принял схиму и теперь только молился.
Братия очень почитала старого схимника и опытным путем знала силу его благословения и пастырских молитв. Отец Захария мог и приструнить, и прикрикнуть на виноватого, но зато, когда он, благословляя, клал свою большую теплую ладонь на твою голову, казалось, что вот она, награда, другой и не нужно – так тепло становилось на душе, такой мир и покой воцарялись в сердце.
Отец Валериан стукнул трижды в дверь:
– Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!
Старец отозвался бодро, несмотря на ранний час, – спал ли он вообще? На его топчане, заваленном книгами, спать можно было разве что сидя… Вышел – старенький, седой, благословил, и от его большой доброй ладони стало так тепло на душе – и тревога пугливо спряталась, свернулась в клубочек.
Отец Захария выслушал внимательно бормотанье Витальки, погладил его по голове – и блаженный успокоился, затих от почти материнской ласки, умиротворенный, пошел к себе.
– Батюшка, отец Захария, я ничего не понял, что Виталька говорил: про старушку какую-то, будто ее своровать хотят.
– Поезжай, сынок, ангела-хранителя тебе в дорогу! А когда будешь возвращаться, то не сворачивай сразу к монастырю, не теряй времени. Поедешь по трассе мимо монастыря к деревне Никифорово – понял? Да телефон-то свой не отключай, жди звонка. Тебе позвонят и всё объяснят.
– Батюшка, да зачем же мне в Никифорово-то? Мне бы засветло в монастырь вернуться! – взмолился отец Валериан.
– Всё, с Богом! – старец был не любитель длинных объяснений и напутствий, предпочитая разъяснениям – молитву.
В областном центре сверкали навязчивыми огнями рекламные щиты, гремела лихая музыка, мелькали лица, часто пьяные – мужские, сильно накрашенные – женские, и отец Валериан быстро устал. Заскучал по родной обители: белоснежные поля и тихие леса, на горе красавец храм, родная келья и – тишина монастыря, особенная тишина: благоговейная, намоленная. Мир душевных сил.
Быстро закупил всё намеченное и, вздохнув с облегчением, заторопился в обратный путь. Недалеко от обители его застигла сильная метель, и вот тут-то тревога снова проснулась, из маленького клубочка развернулась широко и привольно: что там отец Захария говорил? Не сворачивать к монастырю, ехать по трассе дальше в Никифорово?
С трудом преодолел желание ослушаться старца, свернуть к родной обители, прорваться к ней, как к убежищу, сквозь метель и вьюгу – имже образом желает елень на источники водныя. Сбавил скорость, проехал мимо – к Никифорово, достал сотовый – и телефон не заставил себя долго ждать, забасил голосом отца Савватия:
продолжение
автор: Ольга Рожнева
