Мишка и некоторые другие коты и кошки(продолжение)

Главы из книги Марины Журинской

Во всяческую ерунду вроде котовых аур и биотоков я не верю, но что есть, то есть: Мишка неплохо работает диагностом. Если мне неможется и я устраиваюсь полежать, а он как ни в чем не бывало занимается своими делами (например, спит в соседней комнате), значит, нечего мне залеживаться, ничего кроме некоторой усталости со мной не происходит. Но если кот при этом надолго устраивается в ногах, значит, считает меня больной (а уж если растянулся рядом – плохи мои дела).

Фото о. Игоря Палкина Однажды он был идеальной сиделкой.

Была у меня пневмония, и кот двадцать дней отдежурил на том самом стуле у дивана, отлучаясь только быстренько поесть и в туалет. Это его дежурство по ночам приносило совершенно реальную пользу: от пневмонии и от температуры я задыхалась и сбрасывала одеяло, чего делать нельзя. Конечно, натянуть одеяло кот не мог, но делал все, что в его силах: начинал по мне скакать и тем самым будил. Я говорила «спасибо, кот», поправляла одеяло и засыпала до следующего раза.

Его явное сочувствие проявилось однажды в трагикомической форме. На этот раз у меня был грипп с тяжелой головной болью. В какой-то момент я обнаружила, что кот сидит надо мной на подоконнике и смотрит внимательно. Желая отплатить ему за верность, я слабо пискнула «Мишка» и чуть подняла руку, изображая приветственный жест. И вот, бедный зверь уцепился за эту самую руку двумя лапами (без когтей!) и сделал отчаянную попытку поднять ее к себе и, наверное, прижать к сердцу. Конечно, у него ничего не вышло; без противостоящего большого пальца он ее толком не мог ухватить, а поднять в любом случае силенок бы не хватило. Но благородство намерения я оценила.

Заботы Мишки обо мне этим отнюдь не исчерпывались. Если мне случалось поздно засидеться с книгой, кот буквально из себя выходил. Сначала он сидел в коридоре и орал нарочито противным голосом. Потом подходил поближе. А если я и тут проявляла упрямство, он подсаживался к дверце аптечного шкафчика и настоятельно требовал валерьянки, объясняя, что со мной никаких нервов не хватит. Тут я проявляла действенное раскаяние, уврачевывала душевную рану кота и шла спать.

К валерьянке он относится в общем как к лекарству и старается омочить в ней щеки и вибриссы, чтобы устроить подобие ингаляции (необходимая для кота доза: две капли валерьянки на розетку воды; хватит и полакать, и опрокинуть). На даче у меня была устроена «клумба для психопатов» – пустырник и валерьянка; оба растения очень декоративны. Мишка никогда живой валерьянкой не пользовался, наверное, потому что знал, что если надо будет, ему и так дадут. Местные же коты, как евангельские воры, подкапывали и крали (лечебными свойствами обладает только корень валерьянки, а листья вовсе даже и не пахнут). Точнее, стремились, потому что Мишка стоял на страже ценного продукта. В начале сезона по утрам мы находили на дорожке возле валерьянки клочки шерсти. Дымчатой там не было! Затем набеги прекращались.

Вообще начало сезона всегда было для Мишки временем особых хлопот. Нужно было напомнить всем котам, что участок принадлежит ему и заходить сюда не следует. Нужно было навестить всех знакомых кошек и осведомиться об их расположении. Затем необходимо было утверждать и расширять контроль над окружающей территорией.

(...)

Я уже упоминала о том, что Мишка уважал духовенство. Постепенно выяснилось, что уважение это переходит, так сказать, звериные границы. Однажды один веселый батюшка, уходя, увидел, что Мишка вроде бы вышел его проводить и, расшалившись, сказал: «А ну, Мишка, иди сюда, я тебя благословлю». И кот подошел и подставил головку. Потрясенный батюшка перекрестил ему лобик со словами «Всякое дыхание да хвалит Господа». Позднее то же самое по собственной инициативе делали и другие священники – с теми же словами. Очень уж у кота умильный вид.

Но однажды Мишка показал, что он способен и на явную недоброжелательность. Я по неопытности впустила в квартиру двух иеговисток, «купившись» на предложение побеседовать о Библии.

Беседа не задалась, потому что я прежде всего стала выяснять, какую организацию они представляют, а они изо всех сил противились самоидентификации. Вырвав из них признание, я сказала, что моя точка зрения на Библию укладывается в рамки Православия и вряд ли у нас получится конструктивный диалог, поэтому я прошу их удалиться. Вместо того чтобы последовать этому предложению, они начали наперебой ругать Православие. Я еще раз попросила их уйти, но безрезультатно. Тем временем пришел Мишка, встал у моих ног, как верный пес, вытянул шею в сторону незваных гостей и зарычал. Дамы замолчали. Я взяла Мишку на руки – мало ли что – но он продолжал рычать в том же направлении. Дамы заохали и поспешно ушли. Конечно, кот отстаивал мои интересы, а не церковные, но получилось все равно здорово.

И еще раз он послужил если не участником, то предметом «экуменического диалога». К нам зашел человек с работы Я. Г., баптист. Мишка вышел встречать гостя, который подчеркнуто невнимательно скользнул мимо него нарочито прозрачным взглядом. Спрашиваю:

– Вы не любите кошек?

Он отвечает звонким и твердым голосом:

– Про кошек в Писании ничего не сказано.

Этого мне говорить не надо было, потому что я немедленно сказала ему и про всякое дыхание, которое призвано хвалить Господа, и про стенает и мучается всякая тварь. С тех пор этот человек заочно проявлял к Мишке всяческое уважение и всегда при встрече осведомлялся у Я. Г. о здоровье и самочувствии почтенного животного. Что дало повод Я. Г. предположить, что он уверовал в то, что в Писании сказано именно про Мишку.

Иногда Мишка считал нужным смирно сидеть и слушать, когда читались правило или канон, но настолько нерегулярно, что это можно считать простым совпадением. Однако вряд ли похож на совпадение следующий случай. Звонит мне знакомый батюшка и говорит, что у его дряхлого кота Мурзика инфаркт и тот умирает в страшных мучениях. Я посочувствовала. Через некоторое время обнаружила, что Мишка, свернувшись, лежит под иконами. И так весь вечер. Не идет есть, не идет прощаться со мной на ночь. Так и пролежал до раннего утра. А потом батюшка мне рассказал, что после его звонка мне Мурзика оставили боли и он к утру мирно отошел. После этого мы неоднократно замечали, что когда кот начинает кукситься, то в конечном итоге идет лежать под иконами, и через какое-то время (довольно длительное) ему становится легче. А в этом году старичок провел под иконами почти всю Страстную седмицу и часть Светлой. И вообще довольно часто там обитает.

Нужно сказать, что Мишка на даче разительно отличается от Мишки в Москве; там он какой-то грозный барон, проводящий время в походах, охоте, поединках и ухаживании за дамами, что тоже чаще всего связано с поединками. О необходимости приласкаться и помурлыкать вспоминает хорошо если недели через три. Другое дело, если мучительно болят раны; тогда приходит и требует ухода. Особенно это касается вычесывания отболевших струпьев, потому что он не умеет сдирать их без травм, а мы умеем. Ну, и еще клещи, о которых говорить пока не время.

Когда Мишка был в расцвете юных сил и красоты, у него на какое-то время взыграло тщеславие, и под вечер, часов в пять-шесть, он выходил за калитку, садился в красивой позе и принимал поклонение. При этом собачки величиной до скотч-терьера включительно обходили его по большой дуге, люди же издавали восторженные восклицания, которым он благосклонно внимал. К счастью, этот период длился недолго. Но включил в себя один замечательный эпизод.

Как-то слышу я трио восторженных голосов; дамы в общем знакомые. Мишку обзывают сладкой кисой. При этом с болью в голосе говорят, что-де наш-то охломон сегодня опять драный пришел. Я осторожно спрашиваю, какого цвета охломон. Белый, говорят мне. Ничего я на это не сказала, а могла бы, потому что в предрассветных сумерках Я. Г., вооружившись ковшом холодной воды, мчался на шум битвы в конец участка, а прибыв, воителей уже не застал, зато клочья белой шерсти обрел во множестве. Внешность обманчива.

Отчасти обманчиво и распространенное мнение о котах-лентяях-лежебоках. Мы одно время тоже поддались этому мнению и подшучивали над Мишкиным обыкновением в разгар лета спать в кустах пионов. Это продолжалось несколько лет, пока мне однажды не пришло в голову навестить кота в его роскошном сибаритстве. И оказалось, что никакого сибаритства и в помине нет и что кот вовсе даже не спит, а лежит с суровым и непреклонным видом, а его правая лапа по плечо засунута в мышиную нору. Можно себе представить, что чувствовали в это время обитатели норы! Во всяком случае, эта психическая атака напрочь отбивала у них аппетит, потому что та пара пионов, между которыми располагался Мишка, пышно цвела год за годом, а остальные пышностью не поражали.

И еще один раз Мишка вроде бы безмятежно спал на крыше низкого сарайчика, как вдруг на глазах Н. А. шумно с нее обрушился. Она решила, что кот свалился во сне, и поспешила на помощь. Однако прежде чем она достигла места катастрофы, кот уже как ни в чем не бывало запрыгнул обратно на крышу… с ящерицей в зубах.

При всех излишествах дачной жизни в глубине души наш кот продолжал хранить благородство и добродетель, о чем свидетельствует не только то, что, насытившись подвигами, он снова становился дружественным, но и два нижеизлагаемых случая.

Как-то Мишка, преследуемый собакой, влетел на участок и с разлета махнул на старую яблоню, очень высокую. Самостоятельно слезть с нее он не мог бы ни при какой погоде; ведь не на пустом же месте в «Винни-Пухе» Крошка Ру рассказывает о Тигре (очевидно, со слов последнего), что Тигры не могут слезать с деревьев, потому что хвосты мешают. Дело, конечно, не в хвостах, а в когтях, которые загнуты назад. А для того, чтобы спускаться, пятясь спиной, нужен интеллект повыше кошачьего (и тигриного в том числе).

Пришлось доставать садовую лестницу и кликнуть соседа Колю. Сосед пошел охотно, но говорил чуть больше, чем обычно, то есть несколько волновался. Снял он пострадавшего в одно мгновение, после чего долго восхвалял его за примерное поведение: Мишка не только безропотно пошел на руки к чужому в общем человеку, но и нежно прильнул щечкой к его груди и не шевелился. Обнаружилась и причина Колиной разговорчивости: предыдущий спасаемый кот изодрал его в клочья, а при Мишкиных размерах и репутации он ожидал чего похлеще.

Поводом во втором эпизоде тоже была собака. Дело происходило на дачном перекрестке, где несколько дам обсуждало мировые проблемы и уход за помидорами. А Мишка мирно трусил по своим делам и никого не трогал. Тут появилась собаковладелица с кошмарной громадиной (редкой и потому невыясненной породы) на поводке. Увидев Мишку, громадина сочла его достойной добычей и выпрыгнула из ошейника. Кот же поступил мудрейшим образом: метнулся к знакомой даме и прижался к ее ногам. Громадина застопорилась, хозяйка ее отловила, была обругана окружающими (боюсь, что Господа возблагодарил только кот) и пошла дальше. Спасительница же, сама перепугавшаяся до полусмерти, сказала: «Ну, Мишка, пойдем отдохнем», – и пошла к себе в калитку. Кот – за ней. Она присела на крылечко; кот примостился рядом. И тут эта замечательная женщина стала благодарить его за доверие и каяться в том, что не всегда думала о нем хорошо (суть их конфликта была в том, что Мишка дружил с ее котом Силькой, но занимал главенствующую позицию в их отношениях; Силька его преданно обожал, но хозяйке было обидно). Мишка благосклонно ее выслушал, помурлыкал и пошел домой.

Да и кроме того бывали моменты, заставлявшие предположить, что кот, уматывая на два-три дня, вовсе не чувствует себя так уж безупречно в своем праве, как, например, современные подростки. Неоднократно бывало, что я, обеспокоенная его очередным отсутствием, выходила ночью из дома и бродила по участку. Где-нибудь в дальних краях вдруг слышалось робкое, осторожное мяу, даже скорее мик. Я радостно окликала блудного кота, и он бодро выскакивал из мокрой травы. И мы шли домой. Значит, муки совести были ему не чужды.
Автор- М.А.Журинская, выдающийся журналист, публицист и лингвист, отошла ко Господу 04 октября 2013 года.
Источник: