Я буду ангелом.Рассказ.

Меня все называют ангелочком, и порой я даже забываю свое настоящее имя. Вчера мне исполнилось пять лет.

Мама и бабушка пригласили гостей: соседку тетю Оксану с дочкой Таней и мамину сестру тетю Свету, с близнецами Пашей и Лешей.

Мама поставила на мой маленький столик конфеты, мороженое, яблочный пирог. Я задула пять свечек, и бабушка, тетя Света, тетя Оксана ушли в гостиную, где был накрыт большой стол — смотреть передачу про здоровье, а мама сказала:

— Ну, играйте! – и тоже вышла из комнаты.

Я не знала, с кем мне играть. Играть с Таней я не любила: она все время била моих кукол, а Паша и Леша были уже большие. Они перешли в третий класс, и всем своим видом показывали, что им с нами скучно. Паша (или Леша, я всегда их путаю) достал геймбой и, взяв конфету, уселся на ковер. Леша (или Паша) сел рядом с братом, и тоже достал свой геймбой.

Таня взяла моих кукол, Лялю и Машу, и стала их бить головами, крича:

— Ведьма! Нет, это ты ведьма!

Мне стало грустно, и я пошла к маме.

Взрослые сидели за столом какие-то очень веселые, с покрасневшими лицами, и пили что-то из красивых маленьких стаканов.

— Мам, я хочу пить!

— Надо же, какой ангелочек! В белом платьице, как куколка! – сказала тетя Света.

— Скоро будешь совсем большая и пойдешь в школу, вместе с Танечкой! – тетя Оксана, погладив меня по голове, улыбнулась моей маме.

— Мама, дай мне пожалуйста пить, — я протянула руку.

Но мама строго сказала:

— Иди в комнату, я сейчас принесу сок.

И я пошла в комнату.

— Какая она у тебя послушная – просто ангелочек, не то, что моя Танюшка! – услышала я голос тети Оксаны.

— Не жалеешь, что весной аборт сделала? Дочка-то у вас с Димкой такая спокойная, послушная получилась – родила бы еще, — сказала тетя Света.

— Нет уж, хватит. Снова кормления, подгузники. Опять растолстею: ни за что!

Странное слово «аборт». Наверное, означает «работа». Получается, мама работала, а потом устала… надо будет потом у папы спросить, что это за слово такое.

Войдя в комнату, я увидела, что мой кукольный домик перевернут, на полу валяется опрокинутая Лялина кроватка, а Таня, прыгая по моей кровати, кричит:

— Винкс, победа! Винкс, победа!

Мама вошла в комнату с подносом, на котором стояли пластиковые стаканчики и пакет сока, и начала меня ругать:

— Что это такое? Немедленно убери игрушки!

— Мам, это Таня разбросала, — сказала я.

— А ты убери. Таня в гости пришла, а ты – хозяйка! – ответила мама, вышла из комнаты, и плотно закрыла дверь.

Подошла Таня, больно меня ущипнула, и сказала:

— Давай, убирайся!

Я хотела заплакать, но передумала. Потому что мама все равно не услышит: из гостиной раздавались громкие звуки, работал телевизор. А если телевизор был включен, то никому до меня дела не было…

Я начала собирать свой домик, а Таня подошла сзади и дернула меня за бантик:

— Ябеда! Я с тобой не буду дружить!

Колесо у кукольной коляски отвалилось, волосы куклы Маши были взлохмачены и похожи на мочалку, а из лап Зайки Таня выдернула крепко пришитую игрушечную морковку. Я подумала, что было бы очень хорошо, если бы Таня никогда со мной не дружила.

И было бы хорошо, если в День Рождения приглашали только тех, с кем дружила я. Ведь День Рождения мой, и, значит, я могу приглашать того, кого захочу. Или нет? Наверное, только взрослые могут приглашать, кого захотят…

Мама запретила приглашать Сережу. Сережа – мой друг, ему скоро будет семь лет. Живет он в соседнем подъезде. У него есть старшие братья и сестры, вечно занятые своими делами, и Сережа, как и я, всегда гуляет один.

Мы познакомились у церкви, расположенной рядом с нашим многоэтажным домом, еще зимой. Мама разрешала мне гулять у церкви – там есть песочница, и всегда лежат игрушки, которые можно брать. А на нашей, у подъезда, детской площадке малыши и их мамы не дают мне ни самосвалы, ни кукольные коляски даже посмотреть – говорят, что очень дорогие, а я могу их сломать… но я ничего не собиралась ломать, честное слово! Просто хотела посмотреть…

У меня дома тоже есть красивые игрушки. Но мама и бабушка запрещают мне выносить их на улицу. Говорят, что другие дети отберут.

— Не отберут. Я сама им дам поиграть, — отвечала я.

— Видишь, какая она растяпа! – говорила тогда мама бабушке.

— Иди, иди погуляй! А играть будешь дома, — отвечала бабушка, и они с мамой садились перед телевизором смотреть какое-то ток-шоу. Я никак не понимала, откуда там ток. Ведь ток идет по проводам? Про ток мне папа рассказывал. Нет ничего в этой передаче про ток…

Телевизор я не люблю. Потому что из-за этого телевизора я совсем одна, хотя бабушка и мама дома, они не работают. Они всегда «в телевизоре».

«В телевизоре» — это когда человек приклеил свой взгляд к экрану, и все – он уже не здесь. Он там, в телевизоре, а тут лишь его голова, руки, ноги…

Я часто пробовала «вернуть» маму из телевизора:

— Мам, я кушать хочу!

— Возьми печеньице в вазочке, — отвечала мама.

— Мама, мне холодно!

— Принеси розовую кофточку, я тебе ее одену, — говорила мама, не глядя на меня.

— Мам, ну давай поиграем! – тянула я ее за свитер, но мама, шлепая меня, кричала:

— Пошла вон! Замучила, из-за тебя пропустила самое интересное!

Вмешивалась бабушка:

— Иди порисуй, деточка!

И я шла рисовать. И всегда рисовала одно и то же – телевизор, а в нем маму и бабушку. А потом черным фломастером зачеркивала телевизор.

На другом листке я рисовала черную машину, а в ней – папу. Папу я почти не видела, потому что он все время работал. Я была на него похожа, у него тоже светлые вьющиеся волосы и голубые глаза.

Он учил меня летать – подкидывал высоко-высоко, но взлететь самостоятельно у меня получалось только во сне. И я знаю, из-за чего. Из-за телевизора. Он всех заколдовывает, и все становятся каменными. Поэтому я стараюсь не подходить к нему близко, чтобы свет от него не задел меня. И еще я понимала, что на него нельзя смотреть – а то можно превратиться в камень. Стать такой, как мама, бабушка, как все-все. Кроме Сережи.

Я решила пойти гулять – наверное, Сережа меня уже ждет. Мы с ним гуляли у церкви. С утра иногда шла служба, и мы даже заходили в храм. Нас никто не выгонял. Там было очень интересно: человек в длинном платье (Сережа сказал, что его звали Батюшка) говорил строгим голосом, люди, которых не было видно, пели чудесные песни. А одна старушка, продававшая свечи, угощала нас маленьким круглым хлебушком.

Потом мы обычно шли на кладбище – смотреть, кто умер, и плакать.

Сережа уже умел читать:

— Ангелочек, смотри: Ле-ви-на Ан-на Вик-то-ров-на, 67-99.

— Что означают эти цифры? – спросила я.

— Надо из второй вычесть первую – сказал Сережа и надолго задумался.

— И что получится?

— Получится, сколько лет она прожила. 32 года. Наверное, была чья-то мама, сказал Сережа и заплакал.

Я тоже заплакала.

Потом мы пошли дальше, к могиле маленького мальчика, который прожил всего два года. У этой могилы я всегда начинала горько плакать, глядя на веселого малыша, улыбавшегося мне с фотографии, но Сережа строгим голосом говорил:

— Не плачь. Он стал ангелом и улетел. Ему хорошо.

— И его туда не закопали? А ты не врешь? – спрашивала я.

— Нет, мне дед рассказывал, — отвечал Сережа и тоже начинал плакать – он очень любил своего дедушку.

Сережин дедушка умер прошлой осенью, но на этом кладбище его не было. Он был похоронен на другом кладбище, где-то далеко за городом.

А потом, к обеду, когда люди расходились, мы слушали необыкновенное пение.

— Это ангелы поют, — говорил мне Сережа.

— А почему меня называют ангелочком? – спросила я.

— Потому что ты очень на них похожа, на маленьких ангелочков, и все, наверное, это понимают,- ответил Сережа и засмеялся.

На моей руке были красивые розовые часики, подаренные папой. Каждый день, в два часа, они пищали – это значит, мне надо было идти домой. Обедать.

Обедать я не любила. Потому что на кухне тоже был телевизор, который не выключался, по-моему, никогда.

Я всегда думала, что телевизор может меня съесть, как съел уже маму и бабушку, и старалась не заходить на кухню – просила, чтобы бабушка относила обед в мою комнату.

— Давай отнесем, а то она ныть будет, уговаривала мама бабушку, и бабушка ворчала:

— Опять прольет суп, или накрошит!

Но, поставив обед на поднос, все же относила его в комнату.

— Включить тебе мультики? – спрашивала она.

— Нет! Не надо! – отвечала я, и бабушка, пожав плечами, уходила.

Мультики они мне включали злые. Про кота и мышь, которые всегда били друг друга и бегали под бешеную музыку. А потом я долго не могла заснуть – мне казалось, что сейчас подбежит Том, и ударит меня сковородкой, и моя голова будет такой же плоской. Наверное, с такой головой неудобно.

Как-то раз я в нашем телевизоре случайно увидела мультик, про другого кота. Его звали Леопольд, кажется. Он был хороший кот. Я стала смотреть, но пришла бабуля и переключила – начинался, как она сказала, сериал, а на кухне мама смотрела передачу про то, как украшать квартиру. Поэтому я так и не узнала, что случилось с добрым котом Леопольдом…

Я поела немного хлеба, и взяла тарелку с супом. Курица. Бедная курица. Я вспомнила, как недавно мама запихивала мне ложку в рот, и раздраженно говорила:

— Ешь, ешь. Это курочка плохая, она маму не слушалась!

И я, конечно, плакала – мне было очень жаль курочку, которая не слушалась маму и которую за это сварили…

Я выглянула в коридор. Мама и бабушка на кухне – смотрят телевизор и готовят. Неслышно ступая, я подошла к туалету, открыла дверь, и быстро вылила суп в унитаз.

Потом побежала обратно, в свою комнату, и поставила пустую тарелку на поднос.

Оставался компот и пирожок, который я затолкала в карман сарафана – угощу Сережу.

— Мама, я пойду гулять, хорошо? – спросила я, заглянув в кухню.

— Суп съела? Если съела – иди, — мама выглянула из кухни и посмотрела на меня.

Я промолчала.

— А что у тебя в кармане? Зачем пирожок засунула? Сарафан испачкаешь, дурочка! – рассердилась мама.

— Я его с собой взяла, — сказала я.

Угостить Сережу она бы мне не разрешила. Она всегда говорила, что мы никому ничего не должны.

— Ладно, иди. Вон, сзади вся грязная. Говорила: не катайся на горке! Нет, не слушаешься меня совсем.

— Мама, я не каталась, я в песочнице куличи лепила. Можно мне ведерко взять?

— Нет. Вдруг потеряешь? Или кто-то утащит. В выходные в Серебряный Бор поедем, тогда ведерко возьмешь. Все, иди, иди. Кажется, реклама кончилась, — и мама скрылась в кухне.

Я вышла, захлопнулась дверь. И тут я вспомнила, что забыла одеть курточку. Звонить, чтоб открыли – нельзя. Будут ругаться, что хожу туда-сюда, и вообще не выпустят – придется сидеть в комнате.

На улице никого не было, накрапывал дождь, небо было темное, почти такое же темное, как неработающий экран телевизора. Я решила подождать Сережу в нашем обычном месте, под горкой.

Когда я добежала до горки, то немного промокла. Под горкой было сухо и интересно: я увидела несколько стеклышек и муравья. Не знаю, сколько я сидела, но Сережа так и не пришел. Наверное, его мама не пустила из-за дождя. А может, он не дождался меня и уже ушел гулять к церкви один?

Дождь барабанил по горке, и мне было весело, хотя я промокла и немного замерзла.

Хуже всего, что промокли белые туфельки с розовыми цветочками – мама, наверное, будет ругать. Похоже, цветочки отклеиваются. Точно. Один уже отвалился. Я взяла маленькую палку и воткнула ее в дырочку, в середине цветка: получился настоящий цветочек! Розовый! И я его могу посадить! А вдруг он будет расти?

Я выкопала ямку, выбрав самое сухое и теплое местечко, чтобы цветочек не промок, посадила его и пошла искать Сережу.

На дверях храма висел большой замок, в песочнице была огромная лужа. Сережи нигде не было. Наверное, он дома. Не вышел из-за дождя.

Вдруг, прямо под куполом храма, я увидела большого Ангела.

Он сидел и молча думал, глядя на меня. Но я все слышала – я знала, о чем он думал.

И я ответила ему:

— Да! Я тоже хочу быть ангелом!

Идти домой не хотелось, и я еще немного посидела у песочницы – сварила суп в маленьком поцарапанном голубом ведерке. Он выглядел очень вкусным: я сверху побросала маленькие листочки и лепестки цветка, который валялся на дороге – наверное, его сорвал какой-то малыш.

Я посмотрела на свои туфельки: второй цветок почти отвалился, и я нашла еще одну палочку и прикрепила сверху розовый цветочек. Оглядевшись, я увидела красивую клумбу, на которой росли цветы, и посадила мой цветок в самую середину клумбы.

Дождь почти закончился, и небо посветлело. Но мне отчего-то стало совсем холодно и захотелось спать.

Дома меня отругали за то, что промокла и испортила туфли, потом посадили в горячую ванну и ушли – наверное, снова начинался какой-то сериал.

Вода уже почти остыла, когда пришла мама, вытерла меня, и уложила в постель.

Спать расхотелось, и я стала звать маму. Пришли мама с бабушкой и принесли мне вкусный чай.

— Наверное, заболеет, — сказала бабушка и покачала головой.

— Мамочка, почитай мне книжку, — попросила я.

— Спи, завтра почитаю — сказала мама, поцеловала меня, и вышла из комнаты.

Та ночь была какой-то странной: мне было то жарко, то очень холодно, болела голова. Потом пришла мама, она вызвала врачей по телефону, но я их не дождалась, потому что мне вдруг очень захотелось спать.

Наверное, спала я долго, потому что когда проснулась, то поняла, что уже выздоровела! Как-то резко, сразу, стало очень светло, и я почувствовала, что умею летать! И точно – я легко поднялась к потолку и вылетела в окно.

Пролетая мимо нашей детской площадки, я увидела Сережу. Он, как всегда, ждал меня под горкой и с удивлением смотрел на огромный розовый цветок. Цветок вырос! Он стал настоящим!

Я засмеялась и помахала Сереже рукой. Сережа поднял голову и посмотрел мимо меня.

— Смотри, я научилась летать! А второй цветок? Он тоже вырос? Давай посмотрим? – спросила я и полетела к храму.

У храма стояли несколько старушек и батюшка. Они с изумлением смотрели на клумбу, в середине которой всего за одну ночь вырос огромный розовый цветок.

Елена Живова

Источник: Свет Православия.ру