Сейчас нам лучше, чем в 18 лет...

На мой взгляд очень интересное интервью с женой, мамой, матушкой Ольгой Юревич с очень большим семейным стажем)

— Как вы решились выйти замуж, если вначале все не гладко складывалось: дружили в десятом классе с будущим мужем, а потом он заявил, что надо учиться, что дружбе — конец… И только через два года вы вновь встретились почти чудесно.

— Мне было очень боязно. Мы были тогда неверующие, и знаете, какая первая мысль у меня возникла при неожиданной встрече после нашего расставания в десятом классе, когда я услышала, что он два года обо мне часто вспоминал, увидела его влюбленные глаза? Я подумала, сейчас я его как следует в себя влюблю, а потом скажу: «Мне учиться надо». И брошу. Таким образом хотела отомстить. Но я — человек слабохарактерный, к тому же, на самом деле, тоже эти два года очень страдала. Вот что значит первая любовь с первого взгляда… То есть не удалось мне реализовать мои коварные планы.

— Ссорились в начале семейной жизни?

— Я даже и не вспомню. Так особо мы, вроде бы, и не ссорились, не «притирались». Нам было так хорошо вместе. Мы долго ждали совместной жизни, очень ее хотели. Поэтому счастье от того, что, наконец, она началась, всегда побеждало какие-то такие наши мелкие ссоры.

Я, например, себя приучила: если у нас выходила какая-то ссора, я шла на кухню, делала пирог, или торт, или еще что-нибудь вкусное. Выходило очень славно. Во-первых, я успокоюсь, во-вторых, торт появится, его надо съесть, и — все счастливы. Таким вот образом мы выпутывались из этих ситуаций.

—Как пережили смерть первого, новорожденного ребеночка?

— У меня была очень долгая депрессия. И — обида на мужа, потому что он решил: для того чтобы меня поддержать, надо быть веселым и сделать вид, что ничего не произошло. Я очень сильно обиделась, потому что, вообще то, произошло.

Ведь я видела этого ребенка еще живым. Я обижалась: как муж может делать вид, что ничего не случилось, когда — случилось? Вообще, у нас тогда были очень сложные отношения, потому что моя депрессия привела к непониманию, к отчуждению.

Я утешилась, выкарабкалась из большой депрессии только тогда, когда забеременела и стала носить следующего ребенка. Когда я рожала Катеньку, я так боялась, чтоб ничего не случилось! Постоянно говорила: «Нет, это что-то слабая схваточка. О, вот это хорошая схватка! Вот эта замечательная». Я так старалась!

— Отец Андрей, отвечая на вопрос о самом тяжелом испытании, пережитом вместе с вами, назвал именно гибель ребеночка…

— Это говорит только о том, что мы мало друг друга знали. Он делал вид, что ничего страшного, переживая внутри, а я принимала это за чистую монету. Видите, как важно учиться сразу же понимать друг друга!

— Вы знали причины гибели ребеночка? Была тяжелая беременность?

— Нет, у нас все было хорошо. Мы даже перестраховывались, ходили по профессорам. Все нам говорили, что всё в порядке. А потом сынок родился раньше времени. Я даже не знаю, почему так получилось.

На следующий день после родов мне утром сказали, что ребенок умер, а при выписке я увидела, что он умер через два дня. То есть два дня ребенок лежал не обихоженный, не кормленный. Для меня до сих пор это непонятно и очень тяжело.

Я назвала его Ванечкой, еще когда носила, а когда мы стали верующие, я за этого Ванечку стала молиться. Он же ведь не крещеный. Когда молилась, плакала. И детки все знали, что у нас умер Ванечка, первый братик, и тоже рядышком маленькие стояли, молились.

И вдруг, я не помню, когда это случилось, Сенечке было годика три, может быть, четыре. Я, когда молилась, опять вспомнила Ваню, помолилась перед Господом за него, всплакнула. После молитвы Сеня ко мне подошел, говорит: «Мама, больше не плачь, ему уже хорошо». Говорю: «Сеня, это как? Откуда ты знаешь, что хорошо?». Сын ответил: «Знаю, он уже у Бога, и ему хорошо. Не плачь». И вот, я больше не плакала, как-то отлегло от сердца. Вспоминать — вспоминаю, но уже по-другому, более светло, что ли, нашего Ванечку.

–Как вы встречали каждую беременность? Как готовились, как детям рассказывали? Как дети готовились? Как менялись отношения с мужем?

— У нас получилось несколько таких опытов. Первые две девочки родились без веры. Они были долгожданные, планируемые. Потом мы долго ждали мальчика, он почему-то у нас никак не появлялся. Мальчика я рожала крещеная уже, верующая. Я крестилась, за 10 дней до родов. Это были трое желанных и запланированных детей. Дальше никто не запланирован. В смысле у нас, у Бога только они были запланированы.

Получалось примерно каждые два года по ребенку. Когда я узнавала, что опять беременна, честно должна признаться, радости после третьего ребенка уже не испытывала, потому что все время говорила: «Господи, я согласна рожать всех детей, кого Ты мне пошлешь. Можно мне дать немножко больше времени между ними? Я очень устала».

Потом стала говорить другое: «Ты что, не видишь, что я устала? Ты не видишь, что я не могу больше?» Сейчас так стыдно это вспоминать, потому что вот они родились, семеро. Последняя девочка — 14 лет назад, я пришла в себя, выспалась, отдохнула, хотя отдохнула — понятие относительное, у нас и сейчас 10 человек живет в доме.

—Так вот, пришла в себя, посмотрела вокруг и говорю сама себе: «Вот, что ты кричала — я больше не могу? Ты все смогла. У тебя все хорошо, у детей все хорошо, в семье все хорошо. Чего ты ныла-то?» Слава Богу, что Господь меня не слушал. Надеюсь на это, потому что иногда у меня закрадывается такая дикая, совершенно страшная мысль: «Вдруг Он меня слушал? Вдруг мне надо было родить 12 или 15, а я всего 7 родила?» И я прошу прощения у Бога.

—Какие чувства вы испытывали, когда поняли, что, скорее всего, детей уже больше не будет?

— Я очень переживала. Когда Марфочке исполнилось 5 лет, ко мне дети начали приставать: «Мама, иди к врачу». Я говорю: «Зачем мне идти к врачу?» Они в ответ: «Ты, наверное, больна, у тебя детей нет». На мое: «Детки, у меня просто уже годы такие, наверное», — они реагировали: «Какие годы? Иди к врачу. Как нам жить дальше?»

У всей нашей семьи был какое-то недоумение. Мы привыкли, что каждые 1,5-2-3 года появляется лялечка. И вдруг лялечки кончились, все просто слонялись по дому и не знали, что делать. Как это можно жить без лялечки? Что теперь делать? Потом как-то и к этому привыкли. Человек ко всему привыкает. Я не знаю, может быть, если бы я так не ныла, и дальше бы рожала…

— Как появление каждого ребенка меняло отношения в семье, семейный уклад и отношения с мужем?

— Я думаю, что изменения видимы и ощутимы при, может быть, первом, втором, третьем ребенке. Когда четверо, пятеро, шестеро — там на самом деле все по накатанной движется. Люльку убирали в сарай со словами: «Далеко не ставьте, а то опять вынимать скоро». Семья вошла в какую-то цикличность, хотя дети взрослели, мы старели, больше уставали, а они все больше брали на себя. А в отношениях у нас нет, не менялось ничего, все было хорошо.

— Что главное в семейной жизни? Что делает семьей?

— Я думаю, служение друг другу. Если я служу мужу и детям, если муж служит мне и детям, если дети служат родителям и друг другу, то это семья. Причем все служат людям в храме, а не только один батюшка. И тут все основывается на любви. Любви, прежде всего, между мужем и женой. Это самое важное, дети на этом учатся, какая она — настоящая любовь.

Если каждый сам за себя, отстаивает свои интересы, у каждого свои обиды какие то, каждый со своими проблемами, то это уже не семья. У нас всегда были общие проблемы. Если детям плохо — это наши проблемы. Если маме с папой тяжело — это и проблемы детей. Мы никогда не были разрознены. Даже, когда нам пришлось из Сибири уезжать, для нас с батюшкой это была какая-то просто мини-смерть, потому что все, что мы там имели, наше служение, храм, гимназия — все это надо было бросать. А детям мы даже боялись сказать, потому что для них тоже — это их родина, это их школа, это их друзья, это их дом, это их город, это их Сибирь, это все.

Мы хоть Москву знали, а они у нас сибиряки. Когда мы им сказали, то я внутренне начала готовиться, что сейчас начнутся слезы, может быть, обмороки, и я должна помогать, хотя сама еле на ногах держусь. И вдруг дети как-то все собрались, поговорили сами с собой, вышли к нам с улыбками и начали искать, что будет хорошего в нашей будущей жизни.

Первым делом они нашли, что мы все вместе, где бы мы ни были — в Москве или в ЮАР. Это самое хорошее. Могли нас раскидать по стране — это да. А тут мы все вместе уезжаем. Это раз. А потом они сказали, что в Москве — наши старики-родители, и мы их порадуем в старости. Потом они начали уже мудрить, видимо, не нашлось много позитива. Они начали говорить, что в Москве комаров нет.

И так они выходили к нам с улыбками, пытаясь поддержать, но — с красными носами. То есть в постели они к стенке носом рыдают и с ума сходят, а ради нас они стараются держаться. Это было совершенно потрясающе. Я думаю, что именно это — семья.

—Как вы поменялись за годы семейной жизни?

— Мы стали верующими. Тут все поменялось очень круто. Даже не могу представить себе, что было бы, если бы мы были неверующими.

Просто все встало с головы на ноги. Потому что все, что раньше казалось нормальным, было вверх ногами.

— Конкретно в чем эти изменения проявлялись?

— Я думаю, в семейном служении. Хоть я слабый человек, но все равно эта слабость была в характере, зато не в самомнении. Самомнение было ого-го какое! Поэтому я всегда была очень обидчивой. Все это отражалось на семье.

Благодаря вере появилось осознание необходимости такого служения, какое должно быть у женщины в семье, желание его, радость от него. Потому что мне на самом деле очень радостно служить. Иногда даже, мне кажется, я немножко надоедаю. Подойду к детям: «Надо помочь?» Они: «Мама, пойди, отдохни, а?» Мне кажется, что лучше не ждать, когда попросят, а самой подойти…

Еще одно изменение — понимание того, что какие бы ни были проблемы в жизни, какие бы ни были обиды, может быть, даже, на мужа, но он — образ Христа в семье, и я его должна слушаться так, как Церковь слушает Христа.

Этого раньше не было совсем. Я считала, что, да, он сильный, я — слабая, но я же тоже человек, и поэтому, может быть, лучше знаю или глубже понимаю что то, или интуиция у меня великолепная, или еще что-нибудь такое. Я еще как отстаивала свои права со своей слабостью! Когда не могла отстаивать, то дулась, обижалась. А кому от этого было хорошо и полезно? Никому.

— А как изменился ваш супруг?

— Отец Андрей стал очень надежным. Причем он изначально был порядочным, хорошим человеком, не был ни пьяницей, ни повесой. Просто, как я уже говорила, мне казалось, что в этом мире нет ничего надежного, и мы просто не сможем вместе прожить всю жизнь. А тут появилась уверенность, спокойствие…

Отец Андрей не может делать что-то наполовину, он во всем всегда идет до конца, и в вере он идет до конца. Я всегда его безмерно за это уважаю. Его бескомпромиссность очень помогает в семье, потому что кто-то должен идти до конца, но потом просто давать послабление — от любви, от жалости к нам, слабым. Хотя эта же бескомпромиссность часто вредит ему в житейских делах, да и нам, его семье, тоже.

До нашего прихода к вере я считала, что у нас — огромная, необыкновенная любовь, что так, как мы, больше никто не любит.

Но когда мы уверовали, и у нас все кардинально изменилась, я поняла, что действительно такое — любовь. И думаю: «Надо же! Я считала любовью то жалкое подобие!» А она на самом деле вот какая — любовь, которая в нас, которая до сих пор растет, как это ни удивительно. Я знаю, что будет расти и дальше.

Это замечательное качество у батюшки-то, как он умеет любить…

—Как женщине быть помощницей, послушной мужу, но не быть при этом жертвой, с которой не считаются?

— Главное, я думаю, для любого мужа, — чтобы ему доверяли, на него надеялись, его ободряли, особенно если он сам перестает на себя надеяться из-за каких-то обстоятельств. Это для него самое главное. Как бы ты его ни кормила, но если ты его пилишь все время, ему, наверное, твои пироги стоят в горле.

Насчет жертвы, если женщина перегибает палку и терпит от мужа унижения, когда ноги об нее вытирают, как об тряпку, думаю, здесь жена не выполняет свою задачу, потому что помощник — это не тряпка. Помощник должен делать свое дело. А вот тряпка мужа приводит ко греху, потому что приучает, что рядом с ним не человек, а нечто, обо что можно вытереть ноги.

Служение мужу не заключается в том, чтобы терпеть унижения. Терпеть унижения — это грех, я так думаю, потому что ты мужа приводишь ко греху.

—Как сохранить отношения между супругами, чтобы глядя друг на друга, лучиться такой радостью, светом, как вы с батюшкой? Как будто вам по 18 лет.

— Не так, нет. Думаю, что сейчас лучше, чем в 18 лет, мне так больше нравится.

Такая любовь, мне кажется, — это подарок, а не наша заслуга. Мы же ничем ее не заслужили. Наоборот, даже удивительно, как ее сохранили, донесли до веры, до 32-х лет. Я думаю, что чем больше себя отдаешь, тем больше получаешь. Вот эта закономерность работает. Я отдаю всю себя батюшке. В ответ получаю всего его. То же самое с детьми. По-моему, другого какого-то совета и рецепта не может быть. Как только ты что-то оставляешь себе, то ты столько же недополучишь любви. Отдав все 100%, 100% и получаешь.

Источник: Православие и мир