Имя Тебе- Свет. Рассказ

Николай Петрович вышел из больницы и, сев на скамейку, заплакал. Перед глазами была высохшая дочь с синими, исколотыми руками и ногами. На изможденном лице еле теплились два тусклых фонарика – Настины глаза.

— Настя, Настенька, Анастасия, красавица моя, умница, надежда моя единственная. Как же так получилось? Почему? Господи, за что мне эта мука? Что мне делать? — Николай Петрович не замечал, что кричит на весь парк, захлебываясь слезами.

Лечащий врач Насти Андрей Борисович смотрел в окно на бьющегося в истерике мужчину, думая о том, что хотя использует самые последние психодизлептики и нейролингвистическое програмированние, вылечить своих пациентов от наркотической зависимости навсегда не может. Они до конца жизни остаются в группе риска. Как правило, схема жизни наркомана предельно проста – наркотики, тюрьма, смерть. Мало кому удается ее изменить.

У Насти срок наркотической зависимости был относительно небольшой – год, но сойти с иглы сама она не могла. А девочку очень жалко, и отец ее вон, как убивается.

— Николай Петрович, успокойтесь, выпейте валерьяночки, — пожилая уборщица баба Клава присела на скамейку и протянула несчастному отцу мензурку с каплями. – Выпили, вот и хорошо. Сейчас вам станет легче. Ваш плач даже за стеклопакетами слышно. Вы, голубчик, потерпите, не отчаивайтесь. Господь все управит. Он всегда к лучшему управляет.

— Вы что, с ума сошли?! – вскочил Николай Петрович, — что вы несете? Как это к лучшему? Дочь моя погибает от наркотиков — к лучшему? Жена моя состарилась на глазах — к лучшему? Я о самоубийстве думаю — к лучшему!

— Эх, как вас враги в оборот-то взяли, — вздохнула баба Клава. – А вы бы, голубчик мой, в церковь сходили, да попросили Господа о помощи.

— Да я сроду никого ни о чем не просил, — вспылил Николай Петрович, — а в Бога я не верю, хотя и крещен был в младенчестве неразумной бабкой. Она была очень верующая.

— Вы мне сразу две хорошие новости сообщили, — мягко улыбнулась баба Клава.

— Какие еще хорошие новости?!

— Первая, что крещены, а вторая – что у вас на небесах молитвенница имеется.

— А может и вправду имеется? – неожиданно обрадовался мужчина. – Вы мне подскажите, куда идти. Я ведь и у самого дорогого экстрасенса побывал. Чуть целое состояние ему не подарил. Все безтолку.

— Откуда же толку взяться, если вас бес повел не в ту сторону. В темноте можно долго плутать в поисках дороги, а на свету правильный путь сразу видно. Теперь вам с женой прямой дорогой надо в церковь идти. Сначала покаяться, а затем начинать за дочь молиться. Да это уже как Господь управит.

— А в какую церковь нам идти, Клавдия Ивановна?

— А вон в ту, голубчик мой, и иди, — она махнула рукой в сторону Иоанновского монастыря, купол которого виднелся среди молодой весенней листвы.

В частной наркологической клинике, в которой Настя проходила курс лечения, несмотря на высокие цены, свободных мест никогда не было. Юные пациенты двигались, словно по замкнутому кругу — подлечатся и вскоре возвращаются обратно, но уже в более тяжелом состоянии.

После курса дорогостоящих капельниц и уколов у подростков на некоторое время наступало облегчение, словно кто-то ослаблял сдавливающий их жизнь героиновый поводок. Если у родителей были деньги, они уже при выписке занимали очередь на следующее лечение.

Наркодиллеры, словно пауки, сторожили своих оживших букашек и вновь плели вокруг них липкие сети. Иногда дети не выдерживали и, написав записку, загоняли в вену смертельную дозу.

Некоторые измученные родители были втайне этому рады.

Вечером Андрей Борисович зашел к Насте в палату, оборудованную по последним европейским стандартам. Стены и жалюзи на окнах были нежных тонов, светлая мебель, дорогой музыкальный центр. Комната напоминала номер в хорошем отеле.

Девушка, свернувшись калачиком, лежала лицом к стене.

— Настенька, как ты себя чувствуешь? – врач дотронулся до ее плеча.

Настя резко развернулась, словно освобожденная от крепления пружина и закричала:

— Плохо! Плохо я себя чувствую! У меня все тело болит!

— Слушай, Настя, тебе надо найти силы и перебороть себя. Хотя бы ради родителей.

— Ради родителей! – девушка захохотала во все горло, — да плевать я на них хотела! Я их видеть не могу. Отец приходит, плачет, как тряпка, а помочь ничем не может. Мне так перед родителями стыдно, — теперь Настя затряслась в рыданиях, – они на меня такие надежды возлагали.

Вдруг она перешла на шепот: «Андрей Борисович, я его ненавижу, а сил бороться с ним у меня нет».

— С кем? – удивился врач.

— С тем, кто заставляет меня колоться. Я даже слышу, как он мне в ухо шепчет – уколись и тебе станет хорошо! Ужас какой-то!

Вы же понимаете, что я не хочу, и не хотела быть наркоманкой. Я с детства знала, что наркотики – это зло, а устоять не смогла. – Девушка села на кровать и, раскачиваясь из стороны в сторону, начала в очередной раз рассказывать свою, похожую на тысячи других, историю.

Наркоманы любят говорить о себе – им от этого становится легче.

Настя росла в полноценной семье. Мать преподавала литературу в университете, отец был доцентом на одной из кафедр технического вуза. После перестройки его дела пошли в гору, он создал свою фирму, снял с работы жену, и она все время посвящала дочери. Правда родила она ее в тридцать лет, после пяти абортов, но зато у них уже была трехкомнатная квартира на Петроградке, две машины, дача и поездки на море четыре раза в год.

По воскресеньям жена любила устраивать литературные вечера. На них собирался весь университетский бомонд обсуждать новинки поэзии и прозы, не забывая восхищаться умом и красотой хозяйки. Позже гвоздем программы стала подросшая Настенька. Девочка пела, играла на скрипке и на фортепьяно, читала стихи. Настя была талантлива во всем и разрывалась между музыкой и рисованием, конным спортом и плаванием. В школе учителя пели дифирамбы ее уму и эрудиции.

Со временем Николай Петрович расширил свою компанию. Теперь бизнес занимал все его время и силы, но он любил эту работу, которая давала ему деньги и власть – две составляющих, без которых он уже своей жизни не представлял. Семья переехала в престижные апартаменты на Крестовском острове. Жена большую часть времени проводила в косметических салонах, борясь за разрекламированную молодость. Ей казалось, что Настя выросла и не нуждается, как прежде, в ее внимании.

Николай Петрович с женой мечтали увидеть дочь в Оксфордской мантии.

Всего лишь два шага оставались до престижного университета – два последних класса, но черной тучей пришла беда.

Больше всего на свете Настя боялась не оправдать надежды родителей. А они не догадывались, что ей не интересно петь, рисовать, скакать верхом, что ее тяготит роль «идеальной дочери на зависть всем знакомым».

Одно время девочка начала искать смысл жизни и увлеклась философией. Насте казалось, еще чуть-чуть и она поймет, для чего живет человек, но *** увел ее в противоположную сторону.

В начале учебного года на одну из вечеринок Пашка, Настин одноклассник, принес ***. Пятнадцатилетняя Настя, чтобы не оказаться «белой вороной» в глазах друзей тоже укололась. Она была уверена, что с одного раза привыкания к наркотику у нее не будет, и ошиблась.

Среди всех ребят зависимой оказалась именно она. Пашка удивительно точно рассчитал ее дозу, и Настя испытала небывалое прежде состояние счастья, радости и любви ко всему миру. На следующий день ей страстно захотелось повторить необыкновенные ощущения. Она попросила Пашку продать дозу, а он только этого и ждал.

Деньги у Насти были всегда, отец ей ни в чем не отказывал. Девочка стала приходить домой очень поздно. Родители верили ее рассказам о дополнительных занятиях, которыми она объясняла и свой изможденный вид.

У Насти ухудшилась память, стало рассеиваться внимание, успеваемость резко упала. Учителям она говорила, что серьезно больна. Они верили своей любимице и жалели ее. Пашка доставал медицинские справки, и к концу учебного года девочка в школе почти не появлялась.

Сначала Настя кололась дома, потом стала все время проводить в притоне. Родители, занятые своей жизнью, ничего не замечали.

Весной Пашка умер от передозировки. На его похороны собралась вся школа. Пришел и Николай Петрович с женой. Слушая вполуха слова батюшки, отпевавшего мальчика, Николай Петрович тихо сказал жене:

— Надо было родителям и школе лучше за мальчишкой смотреть. Глядишь, и хоронить бы его не пришлось.

— Слава Богу, с нашей Настенькой ничего подобного случиться не может, — откликнулась она.

— Кстати, а где дочка? – Николай Петрович обвел глазами черную толпу, но дочь не увидел.

В это время, ослабив резиновый жгут, Настя прикрыла глаза в ожидании кайфа. Этот укол был внеплановый — девочка хотела забыться, испытав шок от смерти друга. Она знала, что вконец замученный безденежьем Пашка, вынес из дома все, что можно было продать. Он постоянно увеличивал свою дозу, и денег от продажи *** ему уже не хватало.

Пашка не мог смотреть в глаза почерневшей от горя матери, которая все понимала. Мальчик попытался сойти с иглы, но не смог. Он жил в таком аду около года, а потом, украв у матери последние деньги, купил на них свою смерть.

Настя чувствовала, что ее участь может быть такой же, но выхода не видела.

Николай Петрович случайно обнаружил тайник дочери, в котором лежал шприц с капелькой засохшей крови и пакет с порошком. Он долго смотрел на них, не понимая, что это. И вдруг страшная догадка ударила его в сердце – Настя колется!

— Этого не может быть! Это какая-то ошибка! — закричал Николай Петрович, уже понимая, что это правда.

Словно пелена упала с его глаз. Он вдруг осознал, что давно не видит дочь, которая приходит домой очень поздно. «Кажется, жена что-то говорила ему о подготовке к ЕГ». Еще Николай Петрович вспомнил, что в последнее время Настины расходы сильно увеличились. Обычно дочь писала ему список нужных вещей, а он, не вчитываясь, оставлял нужную сумму. Теперь понятно, куда она тратила деньги! Сплошная ложь! Его сердце горячей волной обдала жалость и страх за жизнь дочери.

«Настенька, солнышко мое, я буду бороться за тебя! Я все сделаю! Найду лучшего врача, лучшую клинику», — стучало в голове. Внезапно пришло страшное понимание, что в случившейся беде виноваты они с женой. Они забросили дочь, погнавшись каждый за своим «зайцем».

Николай Петрович в одно мгновенье ощутил всю безсмысленность и пустоту своих проектов и планов. Какой там Оксфорд — гори он огнем! Какая недвижимость в Испании — пропади она пропадом! Надо спасать ребенка! Менять всю жизнь!

Впервые за сорок лет у Николая Петровича прихватило сердце. Когда отпустило, он схватился за телефон.

Обзвонив множество знакомых, Николай Петрович был потрясен – у каждого пятого ребенок употреблял наркотики. Кто-то принимал таблетки, кто-то кололся, молодежь постарше нюхала ***. Оказалось, что состоятельные приятели держали свои беды в тайне, чтобы не уронить престиж. К концу дня записная книжка Николая Петровича распухла от телефонов врачей, экстрасенсов и частных наркологических клиник. Осталось рассказать обо всем жене. Узнав правду, она поседела прямо на глазах.

Вечером они предъявили дочери страшную находку. Настя ничего не отрицала, не пыталась лгать и выкручиваться. Родителям даже показалось, что она была рада разоблачению. Так и было.

Для начала Николай Петрович отвез Настю к именитому экстрасенсу. Тот сразу же пообещал полное исцеление в течение месяца, и озвучил сумму за лечение, на которую можно было купить новую иномарку. Почему-то именно эта сумма дала несчастному отцу веру в силы целителя.

Действительно, дочери явно стало легче, и Николай Петрович вручил светилу экстрасенсорики пухлый конверт с гонораром. А вскоре после этого, открыв дверь Настиной комнаты, увидел на полу обмякшую дочь с текущей слюной и остекленевшим зрачком, упертым в невидимую точку.

Деньги у экстрасенса Николай Петрович с трудом, но забрал. Теперь он положил Настю в дорогую клинику, где лечили последними методами.

Первый этап лечения дал хорошие результаты. Девочка всей душой стремилась освободиться от зависимости. Но на какие только ухищрения не шли наркодиллеры, чтобы вернуть в свои сети юных клиентов из богатых семей. Выйдя из клиники, Настя через несколько дней нашла на пороге квартиры конверт с дозой. Пришлось переехать в другой район и начинать лечение сначала.

Дав Насте выговориться, Андрей Борисович, поднялся:

— Настенька, мне пора идти. Тебе перед сном укольчик сделают, чтобы лучше спалось.

— Ненавижу уколы! Ненавижу шприцы! – девушка свернулась клубком и затряслась от рыданий.

— Как там Настенька, Андрей Борисович? – спросила баба Клава, наводя чистоту в коридоре.

— Скоро выписываем, а надолго ли, не знаю, — вздохнул врач, — кстати, Клавдия Ивановна, а что ты сказала Николаю Петровичу? Куда это он сорвался?

— В монастырь я его отправила, к любимому Батюшке нашему Иоанну Кронштадтскому. Где же это видано, дочь погибает, а ни мать, ни отец за нее не молятся. Вот ты, Андрей Борисович, крещеный?

— Конечно, — улыбнулся врач, — я и крестик ношу.

— Крестик-то ты носишь, а креста на тебе нет, — сурово сказала Клавдия Ивановна.

— Объясни, Ивановна, что-то я тебя не понял.

— Каждому человеку Господь дает крест и силы его нести. Твой крест – лечить больных людей. Да лечить-то надо не только их тела, но и души. Душу вылечить только Господу по силам. А для того, чтобы Господь ко врачеванию приступил, надо Его об этом попросить, помолиться Ему надо. Тогда помощь будет и тебе, и твоим больным. Ты за своих больных не молишься, а значит, крест свой не несешь. Скинул ты его куда-то. А в трудную минуту только на него и обопрешься, — баба Клава подхватила ведро, — а святой батюшка Иоанн Кронштадтский всех твоих наркоманов враз исцелит, потому что знает, от кого их спасать, — закончила она и скрылась за дверью.

«Не баба Клава, а философ со шваброй! — думал Андрей Борисович по дороге к дому, — а ведь она права во многом. Сколько я не бьюсь, а полностью избавить своих пациентов от зависимости не могу. И об Иоанне Кронштадтском я где-то читал. Действительно, надо зайти в монастырь. До Карповки отсюда рукой подать».

Полюбовавшись некоторое время на архитектурный ансамбль монастыря, Андрей Борисович, наконец, зашел внутрь. Внимательно разглядев иконы, он подивился тонкой живописи и неторопливо поднялся по широкой лестнице на третий этаж.

«Пусто, как я и ожидал», — подумал он и, повернув за угол, замер от удивления – храм был полон молящимися людьми. Андрею Борисовичу показалось, что он видит Настиного отца.

Неожиданно откуда-то сверху раздалось дивное пение, все упали на колени, и только Андрей Борисович остался стоять.

— Сынок, ты что, заснул, — старческая рука дернула его за полу пальто, и он послушно опустился на колени.

«Для того, чтобы Господь ко врачеванию приступил, Его попросить об этом надо… А святой батюшка Иоанн Кронштадтский всех твоих наркоманов враз исцелит, потому что знает, от кого их спасать», — вспомнил Андрей Борисович слова бабы Клавы.

— Святой батюшка Иоанн Кронштадтский, спаси моих пациентов, — шепотом попросил он, — и начал перечислять всех больных.

Из монастырского храма Андрей Борисович вышел с книгой Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе».

Вернувшись из клиники, Настя две недели сидела дома – боялась встречи с диллером. Наконец, набравшись смелости, она начала ненадолго выходить на улицу, манящую теплой весенней погодой. К счастью, ее никто не преследовал.

Уйдя в собственные переживания, девушка не замечала, что в доме произошли перемены – сначала исчезла со стен коллекция абстрактной живописи, затем в каждой комнате появились красивые резные полки, уставленные иконами – Николай Петрович все делал с размахом.

Однажды, бродя по квартире, Настя зашла в спальню к родителям и с удивлением увидела молитвослов. Открыв заложенную страницу, девушка начала читать: «О, великий угодниче Божий, пресвятый отче наш Иоанне…» — дочитав молитву до конца, Настя положила молитвослов в карман и вышла из комнаты.

Теперь Настины родители постоянно встречали Андрея Борисовича в Иоанновском монастыре на службах. Иногда они вместе читали акафист у гробницы Батюшки.

— Как она? — всегда спрашивал врач.

— Слава Богу! Держимся Батюшкиными молитвами! – отвечал Николай Петрович и крепко сжимал руку жены.

Однажды в монастыре врач встретил всю семью. Настя пришла вместе с родителями. Она долго плакала и молилась, стоя на коленях у Батюшкиной гробницы.

Настя была первой пациенткой Андрея Борисовича, которая навсегда исцелилась от страшной героиновой зависимости.

Первой, но не последней.

Через несколько лет сорокалетний врач-нарколог был рукоположен в дьяконы, потом в иереи.

Вскоре он уехал служить в российскую глубинку в храм во имя святого Иоанна Кронштадтского, где и основал православную общину.

Вскоре к нему переехала трудиться баба Клава, а за ней и Настя, закончившая факультет психологии ЛГУ с красным дипломом.

Ирина Рогалёва, рассказ из сборника «Имя Тебе Любовь»