1-е роды, ЕР, 36 часов

Это будет нелёгкий для меня рассказ. И довольно длинный. Я не могла решиться на него 2,5 года.

Я сидела на тесном заднем сидении машины, упираясь коленками в водительское кресло и вцепившись до белых костяшек в его спинку, и смотрела на капли дождя на стекле, высвеченные спасительным восходящим солнцем. Это был мой самый долгожданный рассвет, наконец оставивший позади страшную, полную невыносимой боли ночь, рассвет в день рождения моего сына.

Шёл уже 30-й час схваток. Но нужно быть справедливой: из этих 30 часов НЕВЫНОСИМО больно было только в последние 8. А первые 22 часа было просто больно, но с такой болью я сталкивалась в жизни и раньше. Я не хочу описывать эти 30 часов. Это было слишком… слишком. Скажу только 2 вещи: я провела их в мольбах к моему врачу взять меня в роддом (и это накануне ПДР и с регулярными схватками через 5 минут, зафиксированными КТГ) и за эти 30 часов скинула от боли и беготни по квартире 6 кг веса. Нет, это не воды отошли, они были при мне на момент госпитализации. Просто так больно мне не было в жизни. Так долго больно. 30 часов терпеть боль очень тяжело… 6 – да, 10 – да, но 30… И дальше боль только сильнее. На утро перед госпитализацией я была такой запыхавшейся, что не могла отодрать от зубов и рта присохший язык, не могла остановиться, бежала, бежала и бежала...

На 30-м часу схваток моя врач впервые за время родов посмотрела меня. Было около 9 утра. Просто началась её смена, о слава богам, иначе не знаю, сколько ещё это длилось бы. Видя моё состояние, она сразу подняла меня в родзал. Раскрытие было всего (!!!) 3 пальца, воды не отходили, пробка вылетела со свистом на схватке где-то в час ночи, в остальном было глухо. Шейка не готова, раскрытие не идёт, схватки шарашат, я в невменяемом состоянии. Нет, я не истерила. От меня никто не услышал и звука за все 36 часов родов. Я была послушной. Просто это была будто не я. Мне кажется, мне можно было уже начать отпиливать ногу – я бы не заметила.

Врач решила сразу прокалывать пузырь и ставить окситоцин, потому что тянуть ещё было некуда. Пузырь оказался плоским. А воды – уже зелёными. Хотя за всю беременность и перед ней у меня не было ни одной инфекции, все УЗИ были идеальными, мне делали УЗИ и КТГ накануне, на первых часах схваток, когда написали отказ в госпитализации. И тут началась беготня. Я тогда впервые услышала слово гипоксия.

Прикатили аппарат КТГ, уложили меня на кровать и поставили датчик проверить состояние ребёнка. И все ушли. Я подумывала скончаться, ведь не бегать я не могла, а нужно было лежать. Через время врач прибежала проверить ленту, оценила состояние малыша в 8 баллов, сказала будем рожать сами, проверила раскрытие – дальше не идёт. Сказала, что сейчас придёт анастезиолог и поставит эпидуралку, мол на ней и окситоцине должно раскрыться. Спросила, когда я спала последний раз. Я ответила, что 31 час назад. Врач пообещала, что боль уйдёт и я посплю.

Эпидаралку поставили на 32-м часу родов, действовала она в итоге час. Но по поводу боли явно обманули. Она не только не ушла, хоть и стала тише. Добавилась страшная дрожь. У меня стучали зубы на весь родзал, сильно дёргались конечности, кровать ходила ходуном. Никого не было рядом и никто меня не слышал. Я лежала одна, обмотанная КТГ, с датчиками на руках, трубкой в спине и окситоцином в вене и не могла выйти позвать на помощь. Через время запищал прибор, который фиксировал моё давление. Пришла моя флегматичная акушерка, глянула показатели. Давление 60/40. Глянула на меня и спросила, почему я трясусь. Но я была не я, а обезумевший от боли зверёк, потому выдала в ответ, стуча зубами, только: «Не знаю». Акушерка проверила ленту КТГ и опять ушла.

Эпидуралки хватило на час. Когда меня отпустило, я почувствовала, что срочно надо в туалет. Стала звать акушерку и потом хоть кого – ноль. С горем пополам дотянулась до своего телефона на тумбочке и позвонила своему врачу – не взяла трубку. Позвонила родным, работающим в этом роддоме, и сказала, что ужасно хочу в туалет, но не могу встать со всеми датчиками и трубками и не могу никого дозваться. Тут же прибежала тёща моего брата и стояла рядом с моей кроватью, пока не пришла врач. Позже я узнала, что жена моего брата в этот момент бегала искала моих врача и акушерку.

Проверили раскрытие – 6 см. Кстати, больно его не проверяли ни разу за все роды. Вернее это была мелочь в сравнении с моим общим состоянием. Потуги шарашат, я требую с меня всё снять и отказываюсь верить, что на самом деле мне не надо в туалет. Вокруг какая-то суета, никто ничего не говорит. В итоге врач вызывает анастезиолога и мне опять вкатывают эпидуралку. Опять лежать под кучей аппаратов и опять все ушли… Шёл 34-й час родов.

Через время пришла жена брата и села на стул рядом, следить за КТГ и моим давлением. Я не помню, как прошёл этот час. В этот раз наркоз взялся посильнее, потому я действительно спокойно лежала и смотрела на электронные часы на стене. Первый спокойный час за последние 33 часа.

Через час меня опять отпустило. Жена брата сразу напряглась, увидев мои округлившиеся глаза. Теперь сильнее меня беспокоила уже не боль, а потуги. Я вцепилась в ножку стола КТГ и дышала как бешеная собака. Жена брата глянула КТГ, позвонила акушерке, та пришла. Посмотрела КТГ тоже и говорит: «Тут уже одна сплошная схватка». Тут я даже пошутила: «То-то мне так весело стало». Акушерка глянула раскрытие, говорит 8 см. Рожать рано. И вышла. Вернулась с каким-то озабоченным лицом, убирая телефон в карман. Мне никто ничего не говорил почему-то.

Дальше потянулось это вечное ожидание непонятно кого и чего на потугах. Я без конца спрашивала, где врач, и грозилась родить прямо на кровати. Акушерка говорила, что никто мне не даст тут родить. И в конечном счёте мне сказали, что врач не идёт, потому что она на кесарево, надо ждать.

Они что, с ума сошли? Я уже здесь бессильна, у меня тело само толкает ребёнка наружу. А мне говорят терпи! Я начала говорить, чтобы звали другого врача. Что я больше не могу. Шёл уже 36-й час родов, а эпидуралка отпустила ещё час назад. Как они мне заговаривали всё это время зубы – я не знаю. Акушерка ленивенько, неспешно переодевалась в одноразовое, раскладывала инструменты возле кресла, застилала его, подписывала наши голубые браслеты. Я завидую её невозмутимости до сих пор.

И тут прибегает моя врач. В мыле. Смотрит раскрытие. 9 см. И голова уже на выходе. Командует срочно на кресло, убегает. Она была всё время очень занята.

Акушерка говорит каким-то людям брать меня на руки и нести. Наконец снимают КТГ. Я в возмущении собираюсь бежать сама. Надо мной смеются, говорят, что после эпидуралки не смогу. Возражаю, что чувствую ноги. И тут они поиздеваться что ли решили, говорят: «Встань тогда на мостик!» И я встала! Они недооценивают обезумевшую за 36 часов схваток бабу, родить на тот момент было моим самым бешеным желанием. Молчание. Говорят: «Ну давай тогда на кресло».

Я не пошла, я ПОБЕЖАЛА! Понеслась как к единственному спасению! Влетела готовая на всё. Врача нет, акушерка косится в сторону. И тут говорит нельзя ждать, рожаем, слушай меня. Кричит врачу, что некогда переодеваться уже.

Объяснила, что делать, и добавила: «Сейчас забудь, что можно себя жалеть. У ребёнка гипоксия, рожаем сейчас же или всё плохо». Родзал внезапно оказался полон людей, все галдели о каких-то то сумках, то знакомых, но в момент, когда я услышала последние слова акушерки, всё это для меня пропало, все звуки. Позже мне сказали, что ждали самого плохого, потому было столько врачей; как хорошо, что тогда я не понимала, что сейчас может случиться, иначе неизвестно, смогла бы я взять себя в руки после стольких часов боли.

Я начинаю тужиться на потуге – акушерка говорит не в ту сторону. Тут же изменяю поведение, акушерка говорит молодец, тужишься хорошо. Откуда-то сбоку прибегает моя врач, не переодетая, тут же с разбегу мне давит на живот, у меня шок был. Акушерка ей: «Не надо, она хорошо тужится сама». Тогда врач хлопает мне на пузо датчик КТГ и держит его.

Вторая потуга. Акушерка говорит молодец, но мне кажется, что ничего не происходит. Я не чувствую никакого движения. А в голове стучит, что надо родить СЕЙЧАС.

Не знаю, почему я не услышала, как акушерка говорит мне не тужиться. В этот момент она берёт ножницы, но я этого не вижу и не слышу. На третьей потуге тужусь как в последний раз – и в руки акушерке просто вылетает мой сын, вскрикнули все, а я просто охренела и очень испугалась. Я не знаю, как акушерка его схватила, ещё и с ножницами в руках. Оказалось, что я порвалась на британский флаг и сын и вылетел аж по пояс, страх матери за ребёнка – страшная сила.

Акушерка вытащила ножки и шлёпнула сына мне на живот. Я схватила его так, будто он куда-то падал. Не веря в то, что во мне был человечек, что у него ручки и ножки, что это я его родила. Какие-то манипуляции акушерки внизу, сын молчит. Акушерка берёт его с моего живота, просто выдирая из рук, и в этот момент он начинает плакать. 15:15, мальчик.

И всё. Будто и не было этих 36 часов. Будто не галдит толпа вокруг. Будто нет датчиков и иголок в руках. Я смотрю на этого сине-зелёного человечка и жду, жду, что же скажут неонатологи.

«8/9 по Апгар, 54 см, 3600… даже 3610 г».

Акушерка шутит, и это первый звук, который я слышу кроме: «Даже 10?»

«А как же,» – отвечает врач.

Тут мне говорят рожать плаценту, потом акушерка отходит, на её место становится врач, смотрит с зеркалами… внутри разрывов нет, снаружи печаль, меня ругают за разрывы и тут же хвалят, что вот бы все роженицы так рожали… а я в эйфории, у меня человечек на соседнем столе, нужны мне эти разрывы сейчас… меня шьют, помню только то, что было неприятно, как тянется за ниткой кожа. Швов было очень много, я даже не знаю сколько. Так и не посчитала их впоследствии, зеркало подставляла и не смогла смотреть...

Пока меня шили, подкатили к родовому креслу кювезик с моим зевающим свёрточком, сказали держи, мать, теперь твоё. Акушерка вынесла сына только на секунду – показать его стоящим под родблоком родным. Больше мы не расставались, вот так с корабля и на бал, с родового кресла в шкуру матери. Поначалу я даже встать не могла, сразу отключалась, но ползла к кричащему кювезику из последних сил.

В роддоме мы провели 3 дня. Выписали, конечно, с большими проблемами… я в туалет ходить не могла, потом ещё месяц плакала в туалете, боялась туда ходить, терпела. Разрывы болели ужасно, в выписке поставили угрожающий разрыв какой-то там степени, я не помню какой, надо поднять её перед вторыми родами. Месяц не могла сидеть, ничего не заживало, без конца левомеколь, зелёнка. Послеродовый период вспоминаю с гораздо большим ужасом, чем сами роды. За месяц я сдулась на все набранные за время беременности 30 кг (правда это были большей частью отёки), хотя 6 из них ушли на схватках и ещё 7 во время родов и пребывания в роддоме, так что оставалось уже не 30, а 17.

Расплакалась я только на выписке, когда попала в руки мужа. До родов я его не видела, он был в Ростове, а рожала я в Краснодаре, приехал уже когда я была в родзале. После родов тоже опять уехал в Ростов, надо было работать. В день выписки вырвался с работы только вечером, приехал в Краснодар только около 9 часов, а мы ждали его стоя в коридоре 5 часов… я стояла рядом с кювезом и пыталась держаться. Было до слёз обидно, что всё так, что на все мои мольбы и жалобы мне ответили: «Теперь это проблемы Ваших участковых гинеколога и педиатра». До этого тоже держалась, ведь надо быть сильной, я всё смогу ради своего ребёнка, я всё выдержу. Но рядом с мужем вся боль и весь страх последних дней наконец выплеснулись наружу, я просто не могла остановиться, плакала и плакала. Было темно и шёл дождь, завтра мне должно было исполниться 24 года, и мы ехали домой с сыном. Израненные, но вместе.

Хорошо всё, что хорошо кончается. Но, к сожалению, прогнозы сразу после родов в дальнейшем не остались прежними. Сын не спал и без конца плакал, врачи и слышать этого не хотели, считали я с ума сошла, не может новорождённый не спать. В выписке сына стояла «острая гипоксия», но врачи говорили, что сегодня многим деткам её пишут в выписку.

Я не спала по двое-трое суток, не успевала есть, у меня был сильный стресс. Сын плакал всегда, плакал везде. Я не спускала его с рук аж до 6 месяцев. До 5 месяцев мы сменили 3 поликлиники, в итоге переделали НСГ – мрак. Гипоксия даром не прошла. Сделали и другие обследования мозга по направлению невролога – мрак. Прописались у невролога. И прописаны до сих пор. Сильные препараты, большие курсы лечения… Легче стало сразу же, после первого курса. В 10 месяцев вытянули сына на дневной сон, он стал спать по 20 минут днём, это была победа. Но наши диагнозы и лечение – уже тема другого рассказа.

Много вопросов… почему допустили 36 часов родов, почему допустили гипоксию, почему ждали, ждали и ждали. Ведь всё могло быть хорошо. Через 2,5 месяца мне идти рожать во второй раз, и я не верю во врачей. Надеюсь, что больше со мной такого не случится, надежда умирает последней.