*Вечер, наконец-то не жарко. С моря тянет прохладой и солью. На обрыве, на «смотровой» – какая разница, как называть – как всегда куча машин, людей и… людей… Кто-то пьет, кто-то целуется, кто-то просто смотрит на море и огни севшего на мель грузовичка, подсвеченного огнями, как бордель в день получки. Вечер, сумерки почти кончились, скоро ночь. Нас позвали посмотреть и покрутить, покрутить – это потом, так как никто из нас не остался в театре огня, ни прошлом, ни в нынешнем. Мы любим огонь, но для нас его подвижное пламя, условно привязанное к асбестовым наконечникам цепей, копий, струн… для нас он только друг.
Для тех, кто в театре – партнер и самый придирчивый руководитель. Они – другие. Мы – проще.
Для тех, кто после рабочего дня, бросив сумки на стулья, переодевшись чуть не на бегу в тренировочную одежду, хлебнув воды – на кофе-чай-ужин жаль тратить время, скоро стемнеет, а тренироваться по ночи можно только с боевым реквизитом, кероса не напасешься, да и травматично учиться новому сразу с огнем.
Огонь, он требует уважения, он – не игрушка. Так вот, для таких, сдвинутых не только на огне, но и на постановке пластики, ритмике, синхронности и перекрестных выпадах, на подборе музыки и костюмов, причесок, макияжа, площадки, переходов между номерами, законченности публичного выступления, для таких, кому живой и гибкий огонь не только выдох, но и целый спектакль, для них театр огня – не просто возможность брать и очищаться (и не смотрите на меня как на юродивую, я знаю, что бывает, если ты берешь огонь в руки) – для них это возможность подарить – кому удовольствие, кому восторг и заряд бодрости, кому немалую порцию здоровья, даже если у вас болела голова – достаточно честно принять огонь и его пляски на открытой площадке и становится легче.
Кто видел выступления, тот знает, как мало матов и склок звучит вокруг площадки – не до мелочей – не нравится – свободен уйти, здесь не берут денег за вход или за выход, и удерживать не будут, мало ли, может футбол, компьютеры или пара-тройка бутылок пива заменят буйство стихии на раз. Мало ли. У кого как.
Как всегда перед началом выступления – немного нервотрепки, контрапункт неразберихи – надо быть сразу на всех фронтах – раскладывать реквизит, подправлять макияж и костюмы, выбирать направление и площадку, проверить музыку, подготовить и замочить пои-стаффы-веера-фаерболы – ибо без керосина асбест не горит, лишнее отжать, струсить… Ограничить площадку. Переговорить с теми, кто пришел помочь, поддержать, посмотреть (мы привычно включились в процесс – замачивать, раскладывать, отгонять ретивых – объясняй потом, что керос пр-р-рекрасно портит обувь и одежду и сушит руки до облезания кожи). Проходит 5-10-15 минут. Все утряслось, солнышко ушло отдыхать, ветер стих – не стал мешать, музыка прокатана по быстрому – по 5 сек на включение – последний прогон – все звучит, последовательность и актеры – в курсе. Расставлены и зажжены точки ограничения сцены.
Все.
Можно.
Начали.
Если бы мы выступали – пропустили бы все. Когда начинается действие, все участники находятся внутри отдельного напряженного круга – замечешь только самое главное, снаружи не смотришь – некогда, потом, глядя на видео, которое делают приглашенные и друзья, сам удивляешься зачем и чем это сказал… Там, внутри огня и танца, помнишь только следующий слом ритма и замечаешь начало и конец номера. Помню. Было. Сегодня все не так.
Взведенные тела и лица, поя, взлетающие над головой, змеящиеся руки – продолжение цепей, поворот головы и взгляд в никуда – извините, зрители, я вспомню про вас, когда закончится номер – пока – только музыка и огонь… Отходим на удобное расстояние. Не особо стесняясь, раздвигаем публику – мы знаем лучше откуда и как можно смотреть. Опыт.
Подмечаешь то, что сделано в тему, сравниваешь со своими возможностями и представлениями… Улыбаешься удачам, стискиваешь зубы (автоматически, только разжимая замечаешь, что сцепил), чувствуешь как напрягаются руки – веера, з-заразы… тяжелые, опасные, динамика инерции очень мощная, любое отклонение от горизонта и – хорошо, если в месте соприкосновения была одежда, тогда только царапины (ну, и дырки, естественно), а вот если сбой, и навстречу только кожа… И все равно – улыбка не сходит с лица, и это не театральная маска, это практически эйфория… потом могут быть и маты, но в танце, пока огонь горит… как под наркозом – отмечаешь, да, удар, да, ожег, да… но – это неважно… совершенно…
Зрители не видят – мы – не зрители. Пальцы, руки, крутят поя или стафф, кто к чему привык. Большая скорость- захватывает дух, но если есть только скорость – мы устаем быстрее посторонних – хочется добавить динамики или сломать ритм – особенности реквизита, привычка… Все это проходит несильной волной, оставляя отпечаток, осадок или восторг… Основное – огонь, живой, родной, желанный.
Дожидаемся конца представления – понятно, что было красиво, знаем как было непросто, даже если публика отзывчива и культурна, что бывает не всегда. Благодарны ведущему – без его представления каждого номера, артистов, особенностей реквизита, будет скучно, невнятно – он нужен.
Помогаем собирать реквизит – условно, конечно, они все могут сделать сами, мы так – подержать, расправить, перенести, выкинуть мусор. Только руки трусятся – этот наркотик – живой огонь – еще не отгорел, не на цепях – в руках и душах, честно дожидаемся конца сборов. Все честно, но от предложения – «народ, не хотите покрутить? Тут остался керос...» Отказаться нереально.
Конечно, хотим, с удовольствием, с вами, между собой, без номеров и музыки, мы согласны – берем в руки, кто к чему привык и… забыто все… Пока не становится совсем уж поздно. И понимаем, что надо домой, что все устали – прежде всего артисты. Хорошо, что для них это не только работа. Все обиды, непонимания, усталость, головная боль, потянутые плечи и грязная одежда – все – мелочи. Заряженные пламенем под самую завязку идем к остановке. Все. Театр отдыхает, все мы – и артисты и друзья, теперь просто люди…
Расстаемся. До завтра, или до позже…
Встретимся…
Куда мы денемся, от своих и от огня...
