+ Часть 2
В чем ценность рисунков детей с церебральным параличом? Имеют ли они какое-либо отношение к искусству, выражают ли некую неповторимую, только автору свойственную картину мира?
Вопрос непростой и закономерный. Суть его в том, что во многих случаях ребенок с ДЦП просто не в состоянии работать без помощи взрослого. Кто нарисовал котят кошки Кати, – я или Миша? Кто настоящий автор петуха из «Кошкиного дома»? Возможно ли в принципе отделить здесь работу преподавателя от работы ребенка?
Ответ выглядит так.
Раскладываю на полу по несколько рисунков Антона Мельника, Саши Валеева, Миши Лукьянца, Нади Ниценко, – детей, чьи художественные способности проявились, на мой взгляд, наиболее ярко. У всех этих детей – тяжелая форма ДЦП, всем при рисовании необходима помощь взрослого.
Прошу зрителей собрать рисунки в группы, принадлежащие разным авторам. Если им это не удается, – значит, автором всех работ можно считать преподавателя, а сами работы – всего лишь терапевтическими упражнениями.
И каждый раз выясняется: рисунки ребят настолько выразительны и своеобразны, что спутать их попросту невозможно!
Так, Мишины работы отличает характерная привязанность ко всему конкретному, родственному, вещному, – а также своеобразное чувство юмора. За годы нашего знакомства он освоил «письмо» – поочередно показывает буквы в большой картонной таблице. Едва завидев меня в дверях, требует алфавит и диктует тему рисунка. Обычно это многонаселенные композиции: машина, в которой непременно сидят все наши студийцы; дача или квартира, заполненная Мишиными родственниками.
Иногда воображение мальчика надолго захватывает какой-нибудь телесериал. Один из них назывался «Менты», и мне приходилось на каждом рисунке писать под диктовку не только название фильма, но и воспроизводить логотип: «канал Интер». Содержание рисунка Миша объяснял подробно, – ведь я не смотрел телевизор и не мог ему помочь. Мы вооружались алфавитом и постепенно, буква за буквой, складывали слова. «Менты», «бандит», «собака», «девочка», «дождь», «машина», – из всего этого возникал сюжет рисунка. И одновременно – самое для меня важное – нарастал арсенал приемов, помогающих устанавливать контакт и взаимопонимание с «церебральными» детьми.
Сюжет сериала надолго оккупировал Мишино воображение, из этого следовало как-то выбираться.
В конце концов, дождливой осенью, мы создали большую юмористическую композицию «Менты улетели на юг», – после чего вернулись к реальной жизни.
К этому времени Миша полюбил работу красками. Это потребовало многомесячных тренировок, в ходе которых краска оказывалась повсюду, – на мебели, на соседских рисунках, на руках и лице, на чьей угодно одежде. Однако игра стоила свеч: мальчик стал собранней, сосредоточенней, одолел многие, недоступные ранее операции.
Продолжение
