Парк, Почти жарко. Зелено, облачно местами, голубое небо радует не выцветшими красками. Бродят люди, дефилируют машины, вальяжно гуляют собаки, периодически падая в тенечке, и неохотно поднимаясь вслед за ним, ибо тенечку не лежится – он кругами обходит катер- памятник и, обжигаясь об асфальт, спешит в траву. Разговор, исчерпав себя, незаметно стихает, сначала в редкие всплески фраз, а, затем, и вовсе пересыхает с последней каплей фразы: «Посидим тут?»
Падаем на лавочку, удачно освобожденную парой городских цистерн в стандартных мариупольских халатах. В принципе хотелось сесть на те же места, но углядев подозрительный блеск досок, сначала решаем проверить: лучше сесть с боку, потом, когда высохнут следы их потного пребывания, можно растечься по всей лавочке, а пока — сбоку.
5 минут втыка в окружающую среду, постепенное врастание в шум, свет, запахи, движения и полная прострация. Как потом мы оба согласились, это было максимально близко к самадхи, состояние эйфории, обычно невозможное для абсолютно не-йогов. Разговор так и не начался и почти полчаса, мы сидели молча, разглядывая природу – отдельно, людей — отдельно, технику — отдельно, небо, облака, ветер, листва, ступеньками уходящая в лабиринты крон, которые, в свою очередь, дорисовывают лестницы в небо. Не дотягиваются, где-то на подступах, они протыкают облака и запутываются в них безнадежно. Самого неба не касается ни одна.
Сидим. Молчим. Нет напряга, никакой мало мальской необходимости в словах. Слова — это от непонимания, или — от желания понять, потребности объяснить или предложить что-то. Ничего не надо. Все есть. Даже бесконечная внутренняя болтовня растерялась от невнимания к ней, и пошла на перекур.
Если бы один из нас был котом, а другой человеком, все равно кто из нас, то это было бы привычнее — ну, подумаешь, сидит человек, втыкает во что-то, может кого-то ждет, а рядом сидит кот, тоже во что-то втыкает, может живет он тут, и не захотел уходить, не страшно ему от того, что человек. Сидят и молчат. О чем им говорить, врядли поймут друг друга, да и тем общих — кот наплакал.
Вот, и мы так сидели. Молча. На всех уровнях. Потом стало жарко, солнышко нашло дорогу к лавочке и нашим лицам и попросило сменить дислокацию. Сменили. На другую лавочку. Но состояние стронулось с точки зеро и больше не видело смысла возвращаться.
Пришлось заговорить, о том, что только что пережили. Тихо, неспешно, словно просыпаясь после ласкового детского сна, когда не жалко, что кончилось, но хорошо, что было. И… разошлись кто куда. Это было случайно и кончилось раньше, чем захотелось повторить. Осталось воспоминание. С улыбкой.
Падаем на лавочку, удачно освобожденную парой городских цистерн в стандартных мариупольских халатах. В принципе хотелось сесть на те же места, но углядев подозрительный блеск досок, сначала решаем проверить: лучше сесть с боку, потом, когда высохнут следы их потного пребывания, можно растечься по всей лавочке, а пока — сбоку.
5 минут втыка в окружающую среду, постепенное врастание в шум, свет, запахи, движения и полная прострация. Как потом мы оба согласились, это было максимально близко к самадхи, состояние эйфории, обычно невозможное для абсолютно не-йогов. Разговор так и не начался и почти полчаса, мы сидели молча, разглядывая природу – отдельно, людей — отдельно, технику — отдельно, небо, облака, ветер, листва, ступеньками уходящая в лабиринты крон, которые, в свою очередь, дорисовывают лестницы в небо. Не дотягиваются, где-то на подступах, они протыкают облака и запутываются в них безнадежно. Самого неба не касается ни одна.
Сидим. Молчим. Нет напряга, никакой мало мальской необходимости в словах. Слова — это от непонимания, или — от желания понять, потребности объяснить или предложить что-то. Ничего не надо. Все есть. Даже бесконечная внутренняя болтовня растерялась от невнимания к ней, и пошла на перекур.
Если бы один из нас был котом, а другой человеком, все равно кто из нас, то это было бы привычнее — ну, подумаешь, сидит человек, втыкает во что-то, может кого-то ждет, а рядом сидит кот, тоже во что-то втыкает, может живет он тут, и не захотел уходить, не страшно ему от того, что человек. Сидят и молчат. О чем им говорить, врядли поймут друг друга, да и тем общих — кот наплакал.
Вот, и мы так сидели. Молча. На всех уровнях. Потом стало жарко, солнышко нашло дорогу к лавочке и нашим лицам и попросило сменить дислокацию. Сменили. На другую лавочку. Но состояние стронулось с точки зеро и больше не видело смысла возвращаться.
Пришлось заговорить, о том, что только что пережили. Тихо, неспешно, словно просыпаясь после ласкового детского сна, когда не жалко, что кончилось, но хорошо, что было. И… разошлись кто куда. Это было случайно и кончилось раньше, чем захотелось повторить. Осталось воспоминание. С улыбкой.
Это не хвастовство… просто, иногда, сама не понимаю как оно такое вылазит…
И, вот, так странно оно обернулось...
Ни до, ни после, ни тогда, нам не хотелось особо встречаться… и говорить-то особо не о чем было… Гарька такой балабон, что, и так, все всем расскажет… хоть с пластырем ходи…