Джини (феральный ребёнок)

История ужасная(крови нет), меня затронула до глубины души.Впечатлительным не читать.

Джи́ни (англ. Genie, 18 апреля 1957 года) — псевдоним ферального ребёнка, обнаруженного американскими властями в 1970 году. Джини провела первые 12 лет своей жизни в запертой комнате, пребывая практически в полной социальной изоляции. Случай вызвал значительный интерес у психологов, лингвистов и других учёных. Первоначально девочка была помещена в детскую больницу; позже — находилась то в домах учёных, которые исследовали её поведение, то у опекунов, то у своей матери. Через какое-то время финансирование исследований было прекращено, научный интерес утих. Джини поместили в специализированное заведение для людей с ограниченными возможностями.

Изоляция и освобождение

Родители Джини — Ирен (Irene, 1920 г.р.) и Кларк (Clark, 1901 г.р.) — проживали в калифорнийском городе Аркадия, у них было четверо детей, но выжили только двое — Джини и её старший брат. Первые двое детей скончались при невыясненных до конца обстоятельствах. Cвоего первого ребёнка — девочку, которая раздражала его своим плачем — Кларк Уайли завернул в одеяло и поместил в ящик стола, стоящего в гараже: в возрасте 2,5 мес ребёнок умер от пневмонии. Второй ребёнок — мальчик — умер вскоре после рождения, якобы захлебнувшись собственной слюной[1][2].

Джини родилась 18 апреля 1957 года. На протяжении первых шести месяцев жизни, девочку регулярно осматривал педиатр. Согласно медицинским записям, Джини, на протяжении этого периода, была нормальным ребёнком. По словам матери, девочка отказывалась принимать твёрдую пищу, а также демонстрировала задержку в развитии. В возрасте 14 месяцев Джини был поставлен диагноз «острая пневмония»; после осмотра, лечащий врач заявил о том, что девочка проявляет признаки «вероятной задержки умственного развития». Это предположение стало драматическим поворотом в жизни Джини: отец девочки изолировал её в одной из комнат своего дома от контактов с матерью и старшим братом[3]. Мать Джини, Ирен страдала от катаракты обоих глаз и была почти слепа.

Первые 12 лет своей жизни Джини провела в запертой комнате. Днём отец надевал на неё подгузники и привязывал к детскому стульчаку. На ночь он фиксировал девочку при помощи самодельной смирительной рубашки и помещал ребёнка в металлический вольер. Кларк Уайли кормил девочку только детскими смесями на молоке, и общался с ней, преимущественно имитируя собачий лай и рычание. Каждый раз, когда она пыталась говорить, он избивал её палкой. Кларк Уайли не переносил шума, и поэтому в доме не было ни радиоприёмника, ни телевизора. Мать девочки и её брат, опасаясь Кларка, разговаривали шёпотом[1][4][2][3].

В 1970 году 50-летняя Ирен ушла от мужа, взяв с собой дочь, которой на тот момент было 13 лет. 4 ноября 1970 года Ирен обратилась в Департамент социальной помощи калифорнийского города Тэмпл-Сити (en:Temple City, California). Работник социальной службы, принявший её, обратил внимание на необычное поведение Джини, которую мать взяла с собой. Ребёнок плевался, царапался и передвигался дёрганой «кроличьей походкой», вытянув перед собой руки. Работник социальной службы предположил, что её возраст составляет 6-7 лет. Узнав о том, что в действительности девочке 13 лет, он проинформировал своего руководителя, который в свою очередь поставил в известность представителей Офиса шерифа округа Лос-Анджелес[4].

Супругам Уайли были предъявлены обвинения в жестоком обращении с ребёнком. Незадолго до начала судебного заседания, Кларк Уайли совершил самоубийство. Он оставил предсмертную записку, в которой были такие слова: «Этот мир никогда не поймёт.» («The world will never understand.»')[4]

Офицер полиции по фамилии Линли (Linley), который производил арест Ирен и Кларка Уайли вспоминает:

<Джини> спала в вольере из проволочной сетки, закрытом на замок. Это была клетка для ребёнка. Окно комнаты было задрапировано алюминиевой фольгой, отражающей солнечный свет. В комнате было темно, как в шахте ночью.

Полиция обнаружила, что Кларк Уайли вёл журнал, в котором отмечал время, когда он закрывал двери и окна от нежелательных взглядов соседей. По словам Линли, «он был полным диктатором в своём доме. Его слово было законом. Гитлер мог бы поучиться у него.»[2]

На момент её обнаружения, 13-летняя Джини носила подгузники и практически не владела речью[5]. Девочку, по решению суда, поместили в детскую больницу при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе[6].

Исследование и реабилитация

Джини — не настоящее имя девочки, а псевдоним, данный исследователями для того, чтобы гарантировать ей некоторую анонимность. По словам Сьюзан Кёртис, Джини была подобна джинну из бутылки, который, миновав детские годы, внезапно возник в обществе. «У неё не было того, что у людей называется детством», — говорит Кёртис[5].

Когда Джини поместили в детскую больницу, её вес составлял около 27 кг при росте 1,37 м. Она не умела бегать, не могла полностью выпрямить руки и ноги, и поэтому ходила, испытывая значительные затруднения. Девочка не реагировала на температуру окружающей среды, не была приучена к туалету, не умела жевать, не контролировала слюнотечение и постоянно плевалась. В результате того, что в течение длительного времени ребёнок был зафиксирован в сидячем положении, на её ягодицах образовались массивные мозоли. Были отмечены значительные проблемы с её зрением и состоянием зубов. У Джини оставался целый ряд привычек, приобретённых в ранние годы жизни. В результате того, что она не контролировала слюнотечение и постоянно плевалась, тело и одежда девочки были покрыты её слюной. У девочки происходило неконтролируемое мочеиспускание, когда что-то очень заинтересовывало или волновало её. Кроме того, она «неумеренно мастурбировала». На протяжении первых месяцев пребывания Джини в больнице был проведён ряд исследований, направленных на определение её психического и физического состояния. Тесты показали, что по умственному развитию она находится на уровне годовалого ребёнка. Поначалу она могла распознавать только собственное имя и слово «sorry» («извини»). Через некоторое время девочка стала произносить две фразы, которые, по оценкам специалистов, имели ритуальный характер: «stopit» и «nomore» («хватит» и «не надо»)[1][4][3][6].

Реабилитацией и исследованием Джини занимался коллектив, в который вошли:

• Говард Гансен (Howard Hansen) – заведующий психиатрическим отделением больницы,
• Дэвид Риглер (David Rigler) – ведущий психолог психиатрического отделения,
• Джеймс Кент (James Kent) – лечащий врач,
• Джей Шарлей (Jay Shurley) – психиатр, специалист в области исследований случаев социальной изоляции.

Общее руководство над проектом, которое получил название «Последствия чрезвычайной социальной изоляции», осуществлял Дэвид Риглер[4][6][7].

Чтобы определить, насколько языковые навыки Джини отклонены от нормы, была приглашена Виктория Фромкин (en:Victoria A. Fromkin) — эксперт в области психолингвистики из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Вместе с ней в исследовании приняла участие Сьюзан Кёртис (Susan Curtiss) — молодой дипломированный лингвист. Кёртис вспоминает: «Джини не была социализирована, и вела себя ужасно, но при этом она очаровала нас своей красотой.» Дальнейшие несколько лет своей жизни Кёртис посвятила работе с Джини.

Сьюзан Кёртис

«Дикий ребёнок»

По удивительному стечению обстоятельств, через неделю после обнаружения Джини, в США состоялась премьера художественного фильма под названием «Дикий ребёнок», снятого французским режиссёром Франсуа Трюффо. Фильм, основанный на реальной истории, рассказывает о найденном в 1798 году во Франции мальчике-«маугли», и о враче, который предпринимает попытки реабилитировать ребёнка. Сотрудники больницы включили просмотр фильма в повестку дня специальной конференции, посвящённой вопросам исследования и реабилитацией Джини. На конференцию были приглашены специалисты со всей страны, а по её завершению Национальный институт психического здоровья принял решение о выделении средств, необходимых для научного исследования случая Джини[4][5].

На первом этапе работы с девочкой, Сьюзан Кёртис, пытаясь установить с ней контакт, просто проведывала её или выводила на прогулки. Кёртис заходила с Джини в магазины, и та проявляла любопытство, разглядывая мясные продукты и пластиковые контейнеры. Джини, которая провела свою жизнь, практически не покидая стен дома, интересовалась всеми зданиями, мимо которых они проходили с Кёртис. Девочка часто подходила к дверям домов, надеясь, что её впустят и она сможет посмотреть — что там внутри.

Несмотря на то, что поначалу в лексиконе Джини присутствовало менее 20-ти слов, Кёртис описывает её как «очень общительного» ребёнка. По словам Кёртис, если Джини не удавалось выразить мысли при помощи слов, то она использовала жесты. Кроме того, девочке нравилось, когда её гладили и обнимали. Если её что-то расстраивало, то девочка реагировала «беззвучным криком», но со временем она стала «выражать свои эмоции вполне открыто»[4].

В июне 1971 года Кёртис начала систематически исследовать лингвистические возможности девочки. За первые 7 месяцев, прошедшие после освобождения, Джини научилась распознавать, предположительно, сотни новых слов, и начала говорить. Кёртис вспоминает, что как-то раз они с Джини пришли в гости к одному психологу, и девочка принялась за исследование комнат его дома. Внимание Джини привлекла декоративная подушка. На вопрос «что это?», девочка ответила «pillow» («подушка»). Затем девочку спросили, не хочет ли она посмотреть на кота. Джини ответила: «No. No. Cat.» («Нет. Нет. Кот.»), и резко покачала головой. Тем не менее, преимущественно, девочка молчала.

Поначалу Джини (подобно детям, которые только начинают говорить) произносила фразы, состоящие из одного слова. В июле 1971 года она начала объединять в одной фразе уже по два слова: «big teeth» («большие зубы»), «little marble» («маленький шарик»), «two hand» («два рука»). Несколько позже Джини стала использовать глаголы: «Curtiss come» («Кёртис приходить»), «want milk» («хотеть молоко»). В ноябре того же года Джини начала строить фразы, состоящие из трёх слов: «small two cup» («маленький два чашка»), «white clear box» («белый пустой коробка»). В январе 1972 года, согласно сообщениям Кёртис, Джини, используя ограниченный лексикон, начала описывать события, произошедшие в прошлом[3]. В частности, девочка рассказала о жестокости своего отца: «Отец бить рука. Большой палка. Джини плакать» («Father Hit Arm. Big Wood. Genie Cry.»)[1][4]. Ещё через некоторое время она научилась читать простые слова[5].

В отличие от нормальных детей, Джини никогда не задавала вопросов, хотя и предпринимались неоднократные попытки обучить её этому. Также она не смогла освоить грамматику, а развитие её речевых навыков было чрезвычайно заторможенным. Как правило, через несколько недель после того, как ребёнок начинает произносить фразы из двух слов, происходит резкий скачок, и его речевые навыки начинают активно развиваться. С Джини такого не произошло. Даже после 4-х лет обучения, её речь напоминала «искажённый телеграфный стиль»[1].

Гипотеза критического периода.

В 1967 году Эрик Хайнц Леннеберг (en:Eric Heinz Lenneberg) – психолог Гарвардского университета – выдвинул так называемую гипотезу критического периода (en:Critical period hypothesis). Леннеберг утверждал следующее: существует определённый возрастной порог, после достижения которого овладение языковыми навыками не представляется возможным. Согласно Леннебергу, критический период наступает в возрасте около 2-х лет, а заканчивается с завершением периода полового созревания. Миновав критический период, человек оказывается не в состоянии овладеть первым языком. Джини частично опровергла эту гипотезу. Виктория Фромкин в этой связи отмечает, что по завершению критического периода ребёнок «в какой-то степени может овладеть языковыми навыками». С другой стороны, Джини не удалось освоить грамматику, а именно она является, по утверждению Ноама Хомски, тем, что отличает язык людей от общения животных. Например, Джини не смогла понять, в чём заключается различие между местоимениями, или между активными и пассивными формами глаголов. Исходя из этого, высказывалось предположение, что подобного рода проблемы являлись подтверждением гипотезы критического периода[1].

Проблемы с обучаемостью Джини трудно списать на недостаток внимания со стороны преподавателей. Поначалу казалось невероятным, что эта девочка когда-нибудь будет ходить в школу, но уже через несколько месяцев после прибытия в детскую больницу, она начала ходить в ясли для нормальных детей. Вскоре её перевели в начальную школу для детей с ограниченными возможностями. Затем в течение нескольких лет она обучалась в среднем учебном заведении для детей с задержкой умственного развития. Кроме того, на протяжении нескольких лет Джини занималась с логопедом.

Исследователи высказывают предположение, что языковые проблемы Джини не были обусловлены какими-то врождёнными отклонениями. Несмотря на то, что её мать предоставляла зачастую противоречивую информацию, медики склоняются к мнению, что Джини родилась нормальным ребёнком. Кёртис выдвинула предположение, основывающееся на том, что у подавляющего большинства людей, являющимися правшами, речевой центр расположен в левом полушарии головного мозга. Исходя из этого, Кёртис предположила следующее: языковые проблемы Джини можно объяснить тем, что у неё за развитие и функционирование речевых навыков отвечает правое полушарие головного мозга.

Чтобы удостовериться в правильности предположений, Кёртис провела ряд тестов, одним из которых было так называемое «дихотическое слушание» («dichotic listening»). Метод заключается в том, что испытуемому через наушники по двум независимым каналам подаётся различная звуковая информация. В результате проведенного испытания было установлено, что Джини во всех случаях намного лучше распознавала информацию, поступающую в левое ухо, чем в правое. Кёртис пишет, что информация, передаваемая в левый наушник, распознавалась с точностью 100%, а та, что поступала в правый — с точностью ниже уровня шансов. Это указывало на то, что у Джини преимущественно функционировало правое полушарие головного мозга.

Кроме того, ряд исследований был проведен сотрудниками Института мозга при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе (UCLA Brain Research Institute). В ходе одного из экспериментов Джини сначала прослушивала набор различных предложений, затем — просматривала карточки с изображёнными на них лицами. Одновременно снималась электроэнцефалограмма, данные которой подтвердили, что задачи по выполнению и речевых, и неречевых функций выполняло правое полушарие её головного мозга.

Кёртис сообщает, что особенно хорошо девочка справлялась с заданиями, направленными на проверку функций правого полушария. В частности, Джини отлично прошла так называемый «тест Муни» (en:Mooney Faces Test), который заключался в следующем: испытуемой демонстрировали черно-белые, очень контрастные картинки, некоторые из которых изображали человеческие лица, а некоторые являлись абстрактными фигурами. Задача пациентки заключалась в том, чтобы распознать, на каких картинках изображены лица[8]. По словам Кёртис, Джини «показала наилучший результат среди детей и взрослых из всех случаев, когда-либо описанных в литературе»[1].

С самого начала лексикон Джини содержал слова, которыми можно было описать характеристики объектов видимого мира — их цвет, форму, размер. И это было, по мнению Кёртис, ещё одним доказательством доминирования правого полушария головного мозга. Все её первые фразы, состоящие из двух слов, описывали неодушевлённые предметы. Темами первых разговоров у нормальных детей являются люди, действия или динамики, происходящие между людьми и предметами. Джини же преимущественно говорила о характеристиках предметов: «black shoe» («чёрный ботинок»), «lot bread» («много хлеб»).

На протяжении 1971—1979 гг. Кёртис проводила, кроме того, тесты, целью которых было определение уровня интеллекта Джини. Кёртис отмечает, что IQ её подопечной значительно вырос за это время. В частности, в 1971 году Джини, пройдя тест (en:Leiter International Performance Scale), разработанный специально для глухих детей и не требующий вербальных инструкций, набрала 38 баллов; в 1972 году — 53 балла; в 1974 году — 65 баллов; а в 1977 году — 74 балла. Тем не менее, в заданиях, связанных с функциями левого полушария головного мозга, она добилась гораздо меньшего успеха. В частности, по результатам теста на слуховую память (функция левого полушария) она продемонстрировала развитие на уровне 3-летнего ребёнка. В тесте на зрительную память (задействуются оба полушария) она показала уровень развития ребёнка 6-12 лет. В тесте на гештальт-восприятие (функция правого полушария) Джини показала уровень развития взрослого человека.

Джини так и не смогла освоить грамматику английского языка; всё, на что она оказалась способна — составление коротких фраз типа «Applesauce buy store» (Яблочное пюре купить магазин). В своих работах Кёртис делает вывод о существовании критического периода развития левого полушария. Это означает, что если первый язык не был освоен в течение этого периода, то речевые функции левого полушария атрофируются, и дальнейшее обучение ограничивается исключительно правым полушарием[1][3]. В ходе исследований было выдвинуто предположение, что овладение грамматическими навыками невозможно без языковой практики. Если ребёнок лишён возможности разговаривать, то наступает момент, когда способность к построению предложений утрачивается навсегда[9].

Джей Шарлей

Психиатр Джей Шарлей (Jay Shurley) на протяжении четырёх ночей снимал электроэнцефалограмму спящей Джини. Данные электроэнцефалограммы показали, что мозг девочки производит необычно высокое количество так называемых «веретен сна». Веретеном сна (en:sleep spindle) называется вспышка волн частотой 11-15 Гц, сопровождающаяся постепенным нарастанием и последующим уменьшением амплитуды. Ненормальное количество «веретен сна» на электроэнцефалограмме Джини говорило о дисфункции головного мозга девочки и вызывало очередной вопрос: является ли эта дисфункция врождённой или же она — следствие нарушений, произошедших в ранние годы жизни.

Шарлей в этой связи заявил следующее:

У меня сложилось абсолютно чёткое впечатление, что Джини от рождения была умственно отсталой. Исследования, предметом которых было состояние её головного мозга во время сна, доказывают это. Чрезмерное количество „веретен“ является характерным признаком серьёзной задержки умственного развития.

Ему возражает Сьюзан Кёртис: «Функциональная задержка Джини обусловлена теми условиями, в которых она содержалась на протяжении первых лет своей жизни. Она не является умственно отсталой, в строгом смысле этих слов. В частности, Джини ежегодно проходила тесты и ежегодно демонстрировала развитие интеллекта. Такого не бывает с умственно отсталыми людьми»[5].

Джин Батлер

Некоторые исследователи полагали, что проживание Джини в атмосфере, наполненной любовью к ней, благоприятным образом отразится на реабилитации девочки. Психолог Джеймс Кент (James Kent) утверждал, что девочку нельзя разлучать с матерью, поскольку сложившиеся между ними отношения были единственной позитивной эмоциональной связью в её жизни[4].

Тем не менее, девочку взяла в свой дом её воспитательница из детской больницы — Джин Батлер. 23 июня 1971 года Джин Батлер обратилась к руководству больницы с просьбой разрешить Джини ночевать в её доме, а 7 июля Батлер сообщила, что наблюдает у себя симптомы краснухи, и, вероятно, Джини тоже инфицирована. Чтобы не допустить распространения инфекции в помещении детской больницы, Батлер оставила девочку на карантин в своём доме[7]. По словам Сьюзан Кёртис, история с краснухой была специально придумана Батлер. Более того, Кёртис утверждает, что Батлер не скрывала своих амбиций и надеялась прославиться благодаря Джини. По словам Кёртис, Батлер часто заявляла своим коллегам, что «станет новой Энн Салливан». (Салливан — американский педагог, которая научила говорить слепоглухую Хелен Келлер.) Со своей стороны, Джин Батлер в личных записях выражала озабоченность тем, что исследователи подвергают Джини чрезмерным экспериментам[5].

По словам Батлер, она не была единственным человеком, кто испытывал подобного рода беспокойства. 13 июля она записала в своём дневнике следующее:

Приходила Сью Омански из Департамента социального обеспечения населения (…) Она чрезвычайно критически отнеслась к тому, что с этим ребёнком обращаются как с подопытным кроликом, и высказалась против того, чтобы эта студентка (Кёртис) ходила и записывала всё, что говорит ребёнок. По мнению г-жи Омански, эти люди используют Джини, чтобы прославиться[7].

Через некоторое время Батлер подала в Департамент социального обеспечения населения (Department of Public Social Services) заявку на оформление опекунства над Джини. По мнению Сью Омански, дом Батлер полностью соответствовал необходимым требованиям[7].

Действия Батлер сопровождались развитием конфликтной ситуации между ней и некоторыми членами исследовательского коллектива. В середине июля произошёл, в частности, инцидент между Батлер и Дэвидом Риглером. Причиной инцидента стал щенок, которого Риглер собирался показать Джини. Риглер так вспоминает о произошедшем:

Как-то я пришёл к Джин Батлер, захватив с собой щенка золотистого лабрадора. Я хотел, чтобы Джини посмотрела на него в окно, потому что, по словам Батлер, девочка была чем-то расстроена. Щенок был всего 10-12 недель отроду. Он был как меховой шарик, и он не подбегал к двери, а был на лужайке (перед домом), но Джини его испугалась.

Свой взгляд на произошедшее событие, Батлер описала в дневнике следующим образом:

20 июля. Позвонил д-р Риглер и сказал, что его жена подобрала щенка и что он хочет привезти и показать его Джини. Я попросила его подождать несколько дней. Он сказал, что очень хочет это сделать. Тогда я сказала, чтобы он не выпускал собаку из своего автомобиля — чтобы Джини посмотрела на щенка через окно. Около 20:00 Джини вместе со мной складывала простыни, и ей очень нравилось это занятие. Тут появился д-р Риглер. Он взял её за руку, повёл к входной двери и сказал: „Идём со мной, Джини, я хочу тебе кое-что показать“. В этот момент госпожа Риглер достала собаку из автомобиля и опустила её на газон. Джини, находясь на крыльце, увидела собаку, и убежала в дом, с силой захлопнув за собой дверь. Она забралась в мою постель (…) На протяжении какого-то времени она смотрела на собаку в окно. Риглеры уехали, Джини ещё 2 часа находилась в моей кровати, часто вставая, чтобы сходить в ванную комнату. Она говорила „нет собака“ (no dog) и „испугал“ (scared). В ту ночь она спала менее 2-х часов. Около 2:30 она зашла ко мне, взяла за руку, и мы пошли в её спальню. Я сидела с ней ещё два часа, а она продолжала повторять: „испугал“[7].

Батлер отмечала, что подобно большинству детей, выросших в условиях социальной изоляции, Джини предпринимала попытки «создания запасов» (см. «en:hoarding»), в частности девочка пыталась «запасать» ёмкости с жидкостью (вода, молоко). Согласно записям Батлер, в июле-августе 1971 года были достигнуты значительные успехи в деле реабилитации Джини: у неё реже стало происходить ночное мочеиспускание, и она стала меньше мастурбировать, переключая свой интерес на иные виды активности. Кроме того, Батлер отмечает: «Качество её речи улучшилось, а лексикон расширился, как минимум, в 10 раз. Я научила её правильному применению слова „да“ (…) и научила вербально выражать своё недовольство, произнося слово „angry“ („сердитый“), сопровождая его ударом в воздух или по какому-либо предмету (например, по большому надувному пластиковому клоуну).»[7]

Сотрудники Национального института психического здоровья также отметили тот прогресс, который был достигнут в деле реабилитации Джини, во время её проживания в доме Батлер[7].

Тем не менее, представители службы по предоставлению прав на опекунство, осмотрев дом Батлер, пришли к выводу, что он не соответствует условиям, необходимым для получения лицензии. Поэтому заявка, поданная Батлер, не была удовлетворена[6]. Решение было частично принято под давлением со стороны некоторых сотрудников детской больницы[5]. По словам Кента, Дэвид Риглер попросил Батлер покинуть коллектив.

Дэвид и Мэрилин Риглер

В 1971 году Риглер и его жена стали первыми официальными опекунами девочки, и Джини переехала в дом Риглеров, где, кроме супружеской пары, проживали их два сына и дочь (все подросткового возраста), собака и кот. По словам Риглера, у Джини была своя спальня и ванная комната. Дэвид Риглер вспоминает: «Джини, как 2-летнего ребёнка, нельзя было оставлять одну дома. Она училась есть твёрдую пищу, перестала мочиться в постель и, поскольку у неё начались месячные, научилась пользоваться прокладками».[6]

Супруга Дэвида Риглер — Мэрилин — стала новой воспитательницей Джини. Мэрилин столкнулась с необходимостью проведения не совсем традиционных уроков, в частности ей пришлось учить Джини умению держать себя в руках (en:anger management). Как правило, разозлясь, Джини направляла энергию на саму себя, совершая акты самоповреждения. Мэрилин научила девочку давать выход эмоциям — прыгать, хлопать дверьми, топать ногами и пр. Со временем Риглер научила девочку выражать своё эмоциональное состояние при помощи как вербальных, так и невербальных средств. В частности, о сильно выраженных негативных чувствах она сигнализировала, показывая один палец, а об умеренном расстройстве — показывая все пять пальцев[5].

Кроме того, Мэрилин Риглер поставила перед собой задачу «пробудить в Джини чувство связанности с материальным миром.» Мэрилин вспоминает: «Однажды я разрешила Джини наполнить ванну, но когда я опустила в воду руку, то оказалось, что она была холодной как лёд. Но для неё, похоже, это не имело никакого значения».[5]

Риглеры научили Джини на ощупь распознавать слова, буквы которых были изготовлены из наждачной бумаги. Девочка научилась писать своё имя, кроме того, она много рисовала и лепила из пластилина. Она освоила язык жестов и демонстрировала значительный прогресс в развитии.

Джини развила уникальные невербальные навыки общения: наблюдатели сообщали о неоднократных случаях, когда незнакомые люди дарили девочке вещи, к которым она проявляла интерес. Сьюзан Кёртис вспоминает:

На протяжении первых месяцев (работы с Джини) мы неоднократно встречали одного мясника. Этот мужчина ничего у неё не спрашивал, он даже не знал, как её звать. Но каким-то образом им удавалось общаться. Каждый раз, когда мы приходили (в мясной отдел супермаркета), он что-то подавал Джини: какую-то косточку, кусок мяса, немного рыбы и т. д. И этот человек разрешал ей делать то, что она обычно делала (с незнакомыми предметами), а именно проводить их тактильное обследование, подобно тому, как это делают слепые люди: она трогала их пальцами и касалась губами.

Об аналогичном случае вспоминает Дэвид Риглер: «Однажды мы встретили мужчину и его сына — они выходили из магазина, и мальчик держал в руках игрушечную пожарную машину. И мы уже разминулись с ними, но вдруг мальчик догнал нас и вручил Джини игрушку. Она не просила его об этом, она не сказала и слова, но каким-то образом ей удавались такие вещи».[5]

Прекращение финансирования

Несмотря на то, что в деле реабилитации Джини был достигнут определённый успех, американский Национальный институт психического здоровья (который финансировал проведение исследования) не был удовлетворён полученными результатами. Высказывалась критика в отношении материалов исследования, которые, по мнению представителей Института, велись несистематично и непрофессионально. В частности, возникли вопросы в отношении деятельности Дэвида Риглера, который собрал значительный объём материалов, но так и не определил направление для своей научно-исследовательской деятельности. После неоднократных предупреждений, в 1974 году финансирование было прекращено[5]. На следующий год Риглеры приняли решение отказаться от опекунства над Джини. В 1993 году Дэвид Риглер в открытом письме, опубликованном в The New York Times, заявил, что его опекунство над Джини изначально планировалось как временное.

Жизнь под опекой

После того как Риглеры отказались от опекунства над Джини, девочка проживала в приёмных семьях (одна из них была глубоко религиозной), где она постепенно регрессировала.

В 1975 году Джини исполнилось 18 лет. В том же году исследование было прекращено, а вскоре Ирен Уайли, добившись снятия выдвинутых против неё обвинений в жестоком обращении с ребёнком, изъявила желание взять Джини под свою опеку. Ей было предоставлено это право, но, через несколько месяцев совместного проживания, Ирен поняла, что не может выполнять свои обязанности, и отказалась от дальнейшей опеки над Джини. По словам Дэвида Риглера, Джини «была счастлива», когда проживала со своей матерью[6].

В 1977 году её вновь поместили в детскую больницу. Джини при помощи языка жестов рассказала, что в одном из домов её стошнило, и за это она была жестоко наказана своими приёмными родителями. После этого случая в поведении Джини произошёл резкий регресс — боясь, что её снова вырвет, она перестала разговаривать[4].

В 1978 году, после перенесённой офтальмологической операции, Ирен Вайли вновь подала ходатайство на опеку над Джини. Однако к тому времени Джини находилась уже в специальном заведении для совершеннолетних. Частный фонд, который взял на себя расходы по содержанию Джини, отказался разглашать информацию относительно её местонахождения.

В 2008 году американские СМИ сообщили о том, что некий человек, «занимавшийся исследованием жизни Джини», установил её местонахождение, воспользовавшись услугами частного детектива. По словам этого лица, пожелавшего сохранить анонимность, в 2000 году Джини содержалась вместе с 6-8 другими пациентками в частном специализированном заведении для взрослых. «У меня есть отчётные ведомости её расходов. Там присутствуют, например, счета за такие вещи, как купальник, полотенце, хулахуп и Walkman. Это так трогательно. Но там ей хорошо», — заявил аноним[4].

ABC News сообщила в 2008 году, что Джини находится в частном заведении, расположенном в южной Калифорнии, и о ней там хорошо заботятся. Она может произнести всего несколько слов, но хорошо помнит язык жестов, которому её научили в 1970-х годах[2].

Дополнительная информация

В 1979 году Ирен Уайли подала исковое заявление против детской больницы и членов исследовательской группы (в том и числе и против Сьюзан Кёртис). Ирен — от своего имени и от имени Джини — обвинила медиков и учёных в разглашении «частной и конфиденциальной информации», касающейся её и её дочери. Согласно исковому заявлению Ирен Уайли, члены исследовательской группы подвергли девочку «чрезмерным и возмутительным» экспериментам, целью которых была не реабилитация пациентки, а извлечение личной и материальной выгоды. Дэвид Риглер утверждает, что настоящим инициатором судебного иска выступила Джин Батлер. По словам Риглера, Батлер руководствовалась чувством мести[6]. Los Angeles Times сообщила, что адвокат, представляющий интересы Ирен Уайли оценил нанесённый ущерб в 500 тыс. долл[1]. Согласно ABC News, в 1984 году иск был удовлетворён[4]. Тем не менее, Дэвид Риглер в открытом письме, опубликованном в The New York Times, утверждает, что иск был отклонён Верховным Судом штата Калифорния, и дело не рассматривалось в судебном порядке. Ирен Уайли — мать Джини — скончалась в 2003 году[2].

Сьюзан Кёртис продолжала работать с Джини на добровольной основе, но решением суда ей было запрещено посещать её пациентку. В 2008 году Кёртис в интервью ABC News сообщила, что на протяжении последних 20-ти лет она пыталась разыскать Джини, но её попытки оказались безрезультатными[4].

В 2008 году Джон Уайли — брат Джини — поделился воспоминаниями о ранних годах своей жизни. Джон сообщил, что в 6-летнем возрасте стал свидетелем дорожно-транспортного происшествия, в результате которого погибла его бабушка по отцовской линии. Когда Джону было 4 года, эта женщина забрала мальчика у отца, которого считала плохим родителем, и поселила в своём доме. Джон утверждает, что его бабушка — мать Кларка Уайли — была матерью-одиночкой, которая руководила публичным домом. После смерти бабушки, Джон вернулся к родителям. Его мать, согласно утверждениям Джона, была почти слепой и психически больной женщиной, а отец обвинил его в смерти бабушки. Вскоре вся семья въехала в дом погибшей в ДТП матери Кларка Уайли. «Мой дом был как концентрационный лагерь, — вспоминает Джон Уайли, — я не знал, что такое нормальная жизнь». В 1957 году у Кларка и Ирен родилась Джини. Через 20 месяцев после рождения девочки, отец посчитал её умственно отсталой и изолировал в одной из двух спален дома. По словам Джона Уайли, во вторую спальню доступ был запрещён — отец хотел оставить в ней всё так, как было при жизни его матери. Члены семьи, за исключением Джини, спали в гостиной: Кларк — в кресле, Ирен — на обеденном столе, а Джон на полу. Когда Джон достиг периода полового созревания, по его словам, он подвергался жестоким наказаниям со стороны отца за «растущую сексуальность». Кларк Уайли привязывал ноги подростка к стулу и наносил ему удары в область паха. «Думаю, он не хотел, чтобы у меня было потомство, и удивительно, что я всё-таки завёл его, — вспоминает Джон. — Для того, чтобы другие дети не видели моих интимных мест, когда мы мылись в душе, он направлял записки в школу с просьбой освободить меня от занятий физкультурой»[4][2].

В массовой культуре

В 2001 году на киноэкраны вышел американский художественный фильм под названием Пересмешник не будет петь (en:Mockingbird Don't Sing), сюжет которого основан на истории, произошедшей с Джини. События, про которые идёт речь в фильме, представлены с точки зрения Сьюзан Кёртис. Режиссёр картины — Гарри Бромли-Дэйвенпорт (en:Harry Bromley Davenport) — провёл около 40 часов, беседуя с Кёртис. «Сьюзи — абсолютный ангел в этой совершенно ужасающей саге. Она — невероятный человек, — заявил Бромли-Дэйвенпорт в интервью ABC News. — Величайшая трагедия Джини заключается в том, что её бросили, после всего того внимания, которое ей уделялось. Джини разочаровала учёных. И когда им перестали давать деньги, все они упаковали вещички и сбежали. Все, кроме Сьюзи». Главные роли в фильме исполнили: Мелисса Эррико (Melissa Errico), Джо Регалбуто (Joe Regalbuto), Шон Янг. Картина получила первый приз за лучший сценарий на Международном кинофестивале в Род-Айленде (en:Rhode Island International Film Festival)[10][4][11][12].