03 февраля 2011, 13:16 | Александр Аликин

Пропажа трехлетней Алены Щипиной в Пушкинском районе, возможно, была похищением, а не убийством. «Преступники заплатили большие деньги правоохранителям, чтобы те их прикрывали», — считает дедушка Алены Александр Суханов, владелец собственной клиники, постоянно критикующий по телевидению пищевые добавки типа сои и ГМО. Многие предприниматели недовольны деятельностью Суханова. Тем временем следственный комитет предъявил обвинение в убийстве отчиму девочки Роману Полевому. Однако вполне можно допустить, что он просто козел отпущения, веждь тела девочки до сих пор не нашли.

Комментировать (19)

— Какова, наш ваш взгляд, цель похищения?

— У меня две версии. Первая — похищение с целью выкупа. Серьезные люди мне сказали, что преступники не ожидали такого резонанса и сейчас, вместо того чтобы требовать выкуп, думают, как бы им выйти из этой ситуации безнаказанными. Вторая версия — это пакость, сделанная специально для меня. Дело в том, что я уже давно выступаю, в том числе на телевидении, против применения химиопрепаратов, которые вредят здоровью человека, против генно-модифицированной продукции, против ГМО-сои, которую на Синявинской птицефабрике закачивают в кур.

— То есть петербургские предприниматели чувствуют урон своему бизнесу от ваших выступлений?

— Конечно.

— Вам когда-нибудь говорили, что, мол, пора сворачивать свою критику?

— Некоторые доброжелатели советовали перестать этим заниматься, потому что это может навредить моей научной деятельности, семье, родственникам. Но я это всерьез не воспринимал, ведь люди вроде нормальные говорили. Лет десять назад сюда в приемную прибежал человек с обращением ко мне, в котором говорилось, что некоторые круги не довольны моей научной работой. Тот, кто принес обращение, сказал: «Читайте, что крупными буквами написано». Я прочитал: «Высшие силы запрещают вам заниматься вашей деятельностью».

— Это намек на криминал?

— Черт его знает.

— Кто из известных вам людей может быть причастнен к похищению?

— Три.

— Вы можете их фамилии назвать?

— Нет. Но все они связаны с криминалом. Я считаю, что похищение организовано криминальными структурами, возможно, связанными с МВД. Видимо, мои показания в РУВД не воспринимают, и говорят, что я сам внучку похитил, чтобы распиарить свою клинику.

— На основе каких фактов вы сделали вывод, что отчим девочки Роман Полевой связан с преступниками?

— Элементарно. Я считаю, что он создал условия, для того чтобы преступники ее похитили. До похищения я не знал о существовании отчима, от меня дочь (Олеся Суханова. — Neva24) это скрывала и вообще старалась со мной меньше контактировать, потому что я был очень недоволен тем, что она разошлась с Олегом. Хорошая семья была.

— Что вам известно о ходе следствия?

— Все материалы переданы в прокуратуру города, где сейчас формируется новая следственная группа. Это единственное, что я знаю. Мне вообще ничего не говорят! И вообще, я устал от того, что милиция отрекается от моих показаний и, похоже, вообще ничего не делает для раскрытия преступления.

— Расскажите, как именно, по вашему мнению, милиция препятствует расследованию.

— Началось все в субботу, 29 января (на пятый день после исчезновения девочки. — Neva24). В пол-одиннадцатого мне позвонили. Грубый голос спросил: «Кто это?» — «А ты кто?» Бросили трубку. Через 20 минут перезванивают и просят к телефону какую-то Иру. Я говорю: «Кто вы? Может, я вам помогу?» В ответ последовал грубый смех, затем снова бросили трубку.

Этот телефон по сути закрытый — для научной деятельности и зарубежных друзей. Его мне зарегистрировал человек, связанный с криминалом. Раньше он, кстати, работал на Костю Могилу, который занимался похоронным бизнесом — его потом застрелили.

— При чем тут милиция?

— Слушайте дальше. Я прикинул, мог ли человек, зарегистрировавший мне сим-карту, кому-то из криминальной среды дать мой телефон? Я решил проверить. В центре города он держит гостиницу. Я через Олега (отца Алены Щипиной. — Neva24) передал ее адрес оперуполномоченному, который сообщил, что милиция уже выехала в двух направлениях: в гостиницу и на место, откуда был совершен этот странный звонок. Я не утверждаю, что это преступники звонили, но это может быть ниточка. В любом случае надо проверить, правильно?

В итоге весь следующий день я не мог дозвониться ни до кого из милиции. А когда наконец дозвонился, мне сказали: «Зачем вам это надо? А что вас там интересует?». Сказали еще, что были и в гостинице и в месте, откуда звонили, но «ничего интересного там не заметили».

В общем, я дал номер телефона, с которого звонили, журналистам, и они пробили его номер. Выяснилось, что он зарегистрирован в Вологодской области. Думаю, милиционеры не ездили ни туда, ни туда. В итоге я взял с собой крепенького человека и сам поехал в эту гостиницу — в воскресенье в полночь.

— Что вы там увидели?

— Дверь открыл пьяный мужик. Он сказал, что «здесь уже давно никого не было». Между тем в комнатах видно, что еще 2 часа назад здесь были люди и что они спешно покидали гостиницу. Перед входом сильно натоптано, а на улице тропинка в снегу. Более того, владелец гостиницы перестал мне звонить после исчезновения девочки.

Снова я начал звонить в РУВД Пушкинского района. Там мне пообещали, что все проверят и перезвонят. Не перезвонили. Затем мне позвонили из ФСБ, пригласили приехать дать показания. Мы договорились созвониться через пять минут и договориться о времени. Но ни через пять минут, ни позже ни мобильный, ни рабочий телефоны уже не отвечали.

— Какой вывод вы сделали исходя из такого общения с милицией?

— Сперва у меня создалось впечатление, что милиция и следствие просто не хотят этим заниматься. Затем создалось впечатление, что они просто заметают следы. А сейчас у меня создалось впечатление, что они просто препятствуют расследованию! Я кручусь в разных кругах, осведомленные люди сказали мне открыто, что это заказ! Причем хорошо оплаченный! И направлен против меня! Как мне сказал один полковник МВД, знакомый с ситуацией, у милиции кормушка такая. Им плевать, где ребенок! Вот я обязан лечить, я всю жизнь лечу! И никто мне помешать не может.

— Вы сами как думаете, девочка жива?

— Окольными путями до меня постоянно доходит информация, что она жива, что она под присмотром некой женщины и находится в одном из закрытых домов, где никто не живет, в садоводстве. Мы установили там наблюдение.

— Внутрь заходили?

— Пока нет.

— То есть внутрь вы не пойдете?

— Пойдем. Но сначала понаблюдаем.

— Насколько информация о местонахождении достоверна, как вы думаете?

— Мне сказали об этом раз пять-шесть.

— Разные люди?

— Почти они и те же.

— Знакомые ваши или враги?

— Нейтральные и знакомые. Мы по своим каналам, кстати, передали преступникам, что если девочка окажется неживой, то мы просто опустошим все.

— В каком смысле?

— Сделаем то же самое с преступниками. Если девочка погибнет, будет война. Потому что те, кто обязан этим заниматься, этим не занимаются.

— Вы...

— Я пойду на все.