За месяц произошло много. ч7

Всем моим читателям — привет.

Вчера я уже засыпала, когда выкладывала шестую часть, и, если честно, с ощущением, что эмоции уже перегорели, а внутри осталась только усталость, поэтому немного скомкала повествование. Опустила из рассказа больше двух недель жизни — хотя потом, лёжа в темноте, вспоминала всякие мелочи и эпизоды, которые, потом сыграли свою роль. Сегодня я попробую выстроить рассказ так, чтобы и вы, и я чувствовали — всё здесь на своих местах.

Признаться, именно эта часть далась мне тяжелее всего. Не только потому, что она болезненная. А потому что я знаю — за ней не следуют ни поцелуи под дождём, ни утро с кофе.
Эта часть — не про романтику. Эта часть — про реальность. Про тело, которое сдаётся. Про страх, который парализует. Про боль, которую не можешь рассказать даже себе.

Сначала я вообще начала писать с холодной головы — как будто это просто обычный пост про жизненные обстоятельства, о том, что со мной случилось дальше. Но потом поняла: так не пойдёт. Я понимаю, что вы ждёте узнаваемого стиля. Хотите продолжать читать не просто дневник, а историю — с дыханием, с вайбом, с настроением. И я, правда, очень стараюсь сохранить это. Потому что вчера за неполный вечер ко мне добавилось 46 девочек.
Значит, вы слышите. Значит, вы со мной.

Я вспоминаю, как Ремарк писал: «Человек в минуты тишины и одиночества вырастает внутрь себя. Весь мир — это он сам».
Вот и я, пока молчала, проживала всё заново. Внутри себя. Перематывала. Останавливала. Замедляла.

Если вернуться туда, в начало, когда всё только разворачивалось, я должна сказать — знакомство с его родителями прошло... аккуратно. Мы приехали под утро, я толком не выспалась, в голове всё плыло от дороги, а перед входом в дом я буквально ловила себя на мысли: «Зачем я здесь?»
Но иногда проще не спорить с собой. Проще довериться.

В доме пахло кофе, свежеиспечённым хлебом и каким-то дорогим духом, который сразу ассоциировался у меня с чем-то домашним, но строгим. За столом в гостиной сидели его мама, папа и сестра. Все улыбались, но я отчётливо чувствовала, как каждый из них изучает меня: как я сижу, как держу чашку, как смеюсь.

Никаких резких движений, никаких острых слов. Его семья — воспитанная, интеллигентная. Здесь конфузы не выносятся на поверхность, они — в подтексте. В калуарах.
И я сразу почувствовала, что мама — из тех женщин, чьё мнение не озвучивается вслух, но ощущается каждой клеткой. Та, кто может не сказать ни слова — и всё равно дать понять: ты здесь не первая и не факт, что последняя.

(Здесь важно упомянуть о профессии мамы, да и остальных в принципе.
Вся его семья — врачи.
Мама — гинеколог, с сестра — неонатолог, папа — стоматолог. )

Потом день прошёл спокойно. Мы ездили в порт, прошлись по набережной. Сестра Никиты, кстати, оказалась довольно милой. Много улыбается и держится чуть в стороне.
Отец же, наоборот, старался поддержать разговор.

Но главное было впереди — день рождения сестры Ани. Никита упомянул о нём почти вскользь, как о чём-то обязательном.

Как я уже упомянула, что у его мамы есть «Любимая кандидатка» — девушка, которую она очень хочет видеть рядом с сыном. И, возможно, приезд со мной — это была не столько демонстрация отношений, сколько тонкий способ сказать: «Я сам выбираю, мам».
Иронично, правда.

И тут я должна сделать ремарку: весь тот день у меня было недомогание. Меня подташнивало, живот ныл — но я всё списала на усталость. Дорога, недосып, нервное напряжение. Даже мысль о том, что задержка уже несколько дней, казалась тогда просто совпадением.
«Пройдёт. Перенервничала — вот и всё», — говорила я себе. И продолжала улыбаться.

Вечером, когда мы приехали, в доме было удивительно спокойно. Как будто вся эта аккуратная, интеллигентная атмосфера была выверена до последней детали — вплоть до фужеров с тонкими ножками на столе. Никто не лез с расспросами.

Меня это слегка коробило.
Я всегда чувствовала людей. А тут — как будто все держали дистанцию, но обволакивали ею с ног до головы.

Наступил следующий день - день рождения.

Вечер опускался мягким покрывалом, и мы начали готовиться к празднованию.
В комнате витал лёгкий аромат парфюма, смешиваясь с нотками свежести открытого окна. Пока я собиралась, настроение медленно наполнялось предвкушением, но вместе с этим внутри скребло лёгкое беспокойство — как пройдет вечер.

Ресторан встретил нас приглушённым светом и уютной атмосферой — мягкие кресла, тёплые тона интерьера и легкая музыка, создававшая ощущение камерности.

Никита держал меня близко, словно охранял от внешнего шума, но при этом давал возможность почувствовать себя частью этого маленького, живого мира. Я замечала, как он расслабляется рядом со мной, что было важно после напряженного знакомства с его семьёй.

Праздник шёл к завершению. Где-то ближе к полуночи все начали немного расслабляться — официанты приносили сладкое, кто-то танцевал, кто-то вышел на улицу покурить, а кто-то уже собирался домой. Никита обнял меня за талию и тихо прошептал на ухо:
— Пойдём, я покажу тебе кое-что.

Я подумала, что это просто желание побыть наедине, и не придала значения. Мы прошли по узкому коридору ресторана и спрятались в одном из закрытых санузлов. Дальше всё было как в пьяном сне, хочу это описать но без излишней детализации, чтобы не уйти в вульгарность: он целовал меня с напором, а я — будто терялась в этом моменте, потому что в такие секунды он становился другим. Чуть грубее, чуть властнее, и мне, как ни странно, это нравилось.

И тогда, в самый разгар страсти, я вдруг почувствовала резкую, неожиданную боль где-то внизу живота, справа.

Я резко замерла, зажмурилась.
— Эй… что такое? — Никита сразу отпрянул.
— Не знаю… — я едва нашла голос. — Может, спазм… или потянула что-то.

Я попыталась отмахнуться, сделать вид, что всё в порядке. Мы быстро пришли в себя, я поправила платье, смочила щеки холодной водой и мы вышли в коридор.

Спустя час, после танцев, меня снова резко скрутило — острая, режущая боль пронзила весь живот. Я почувствовала, как подкашиваются ноги, в ушах звенит, мир плыл перед глазами. Потом — тишина и провал.