Про Машу и прочие неприятности.

Маша стала неуправляемой. Это так офигенно, скажу я вам. Характер у нее — сдохнуть можно. Но весело и мило. Убегает. Не понимает слова «нельзя». Спусти ее с коляски и все. Как щенок, спущенный с поводка, несется подальше, не разбирая дороги. Но в коляске молчит. Ждет своего часа.
Тоже становится мамина. В чем опять мой косяк? Вот над Машкой я точно не кудахтаю. Вот честно, я даже ее не жалею, когда она падает. Потому что от жалелок она начинает выть. А на «забей, Марусь» — ржет. Коленки в ссадинах. Лоб в синяках. Пальцы покорябаны. Бандитка. Но перестала идти к другим. Только маму. Ни папу, ни бабулю, ни даже кошку — не надо. Мамкает. Уложить себя дает только мне. Целоваться научилась. И любиться. И за ушком мне ласково царапает. И мамкает. А других гоняет. Как Санька когда-то… Неужели и эта будет такая же?
Про крест. Что вы делаете, если не знаете что делать? Я звоню в скорую. Сказали ждать пару дней и ковыряться. С вечера дала человеку ложку масла оливкового и накормила склизклой овсянкой. На завтрак тож овсянку запихнула. Вышел. Целый и непомятый. Зад целый, мониторила. Но на всякий и его помазала. Крест пока не надела. Но хочется. Свой вот сняла. А я ей хочется надеть… в сомнениях вся.
Санька. Сделали манту и завтра идем на анализы и ЭКГ. Это мой ад. Я ненавижу больницы. Мне плохо от них. Мне плохо от этих очередей. От равнодушных врачей для галочки. От Сашкиного нытья и ее дикого страха самого вида сего учреждения. От ее завтрашнего ора мне уже плохо. Так плохо, что аж тошнит.
И ее так жалко. Объясняю все, не сюсюкаю. А она мне в ответ — ну, мамочка, пожалуйста прекрати про это говорить. Не надо… Срабатывает на ней только одно. Джигурда. Приходится рявкать на больных процедурах. Делали манту, перестала дергаться только после злобного рыка. Сидит, воет, слезы текут. Вышли, она мне в коленки тычется — прости меня, мама. обними меня, пожалуйста. Жуть. Ненавижу больницы.
И о хорошем. Завтра свекровь уедет. Завтра будет легче.