100% выдумка... Голова рождает чудо))) Не судите строго...

Когда я забеременела вторым ребенком, то в моем мозгу совершенно непостижимым образом сформировалась полная уверенность, что я беременна двойней. Эта уверенность продолжалась ровно до тех пор пока я не сходила на первое УЗИ. Врач начала меня просматривать, комментируя:

— Так, сердцебиение в норме, размеры бубубубу, развитие бубубубу, плод один, соответствует сроку беременности.

Я была настолько шокирована, что смогла только выдавить из себя:

-Как один?

Врач видимо не поняла или не расслышала вопроса и подняла на меня удивленные глаза.

Я тут же сориентировалась:

— Нет, нет, ничего… Мысли вслух.

Из кабинета я вышла расстроенная. И на моем лице это видимо очень сильно отразилось. Потому как услышала за своей спиной громкое перешептывание. Все оставшееся время до родов я себя переубеждала. Свыкалась с мыслью, что ребенок один. В день ХЭ я родила прекрасную здоровую дочку, роды были легкими, а на душе было тяжело. Мне все равно не давала покоя мысль о двух девочках… Но время лечит и через некоторое время я успокоилась окончательно.

Прошло не более двух лет, как моя доченька приболела и после этого нам пришлось лечь в больницу на обследование. Это можно было бы и амбулаторно сделать, но наша педиатр сказала, что в больнице будет дешевле и нервов я затрачу в разы меньше. Положили нас в общую педиатрию. Детки там были не инфекционные. По коридору разрешалось гулять без ограничений. Запрет был только на ночь и на послеобеденный сон.

Когда мы с доченькой поступили, нас положили в двухместную палату. Т.е. она была рассчитана на двух деток с мамами. В палате пустовала одна детская кроватка и обе взрослых. Во второй кроватке сидела малышка…

Когда я вошла в палату меня как будто пронзили два маленьких копья. Малышка, которая сидела в кроватке смотрела на меня как волчонок. Ее голубые глазки просто источали ненависть и страх. Я немного притормозила, чтобы получше рассмотреть ребенка, но она уже отвернулась от меня носом к стенке и сидела не шевелясь. О том, что это девочка, говорила только казенная одежда. На ребенке было одето нечто, раньше бывшее платьем, теперь же оно напоминало рубище. А еще у нее были сбриты волосы. Видимо в больнице таким образом избавлялись от вшей.

Мое сердце екнуло.

Мы с Лялей (да, мою дочь зовут Александра, но все называют ее исключительно только Ляля, даже я) расположились на своих кроватях. Потом сходили на разговор к врачу. Нам дали предписания, направления на анализы и иже с ними и мы вернулись. Входя в палату, я обратила внимания, что малышка уснула. Она как сидела носом к стенке, так лобиком в стенку и уткнулась. Я постаралась не шуметь, но дочь таки разбудила девочку. Ребенок даже не пикнул. Она просто посмотрела на нас недобро и опять отвернулась...

В этот раз я успела ее получше рассмотреть и мне показалось, что она похожа с моим ребенком. Но я не стала развивать в себе эту мысль.

Мы с дочей съели по банану (я хотела предложить и соседской девочке, но в этот момент вошла медсестра и сказала, чтобы я даже не помышляла об этом, если не хочу истерик), выпили немного воды, почитали, потом решили поиграть. Я постелила на полу одеяло со второй взрослой кровати и оно легло так, что мы оказались очень близко к другой кроватке. Моя дочь, как и все дети в ее возрасте, была не в меру любопытной. Естественно, что ее интересовал другой ребенок. Она начала хватать свои игрушки и давать их малышке, но та отказывалась на них даже смотреть.

В моей душе были бури. Я не понимала, что должно было произойти с этим ребенком, чтобы в возрасте до трех лет она себя вела как пятилетка? И что случилось с ее матерью? И почему она здесь.

Я решила, что в тихий час постараюсь все разведать.

Принесли обед. Мой ребенок напала на еду, как будто была с голодного острова. Я смеялась до упаду. Соседка же наша забилась в угол при виде раздатчицы и начала биться в истерике. Та на нее рявкнула, что-то типа «Заткнись, не хочешь, не буду тебя кормить!», и вышла из палаты.

Сказать, что я была в шоке, ничего не сказать… Оставить ребенка без обеда… Я посадила свою красотку в кроватку и рванула на сестринский пост. Благо медсестра была там.

— Скажите, как возможно такое, что нашу соседку оставили без обеда? Раздатчица могла хотя бы мне оставить для нее порцию и я бы накормила ребенка!

Флегматично подняв на меня глаза, медсестра томно произнесла:

— Бесполезно. Этот ребенок есть два раза в сутки. И только смесь. На все остальное она реагирует криком. Я не просто так вас предупреждала сегодня утром.

И тут же потеряла ко мне всякий интерес.

Я еще больше укрепилась в мысли узнать про малышку как можно больше.

Я вернулась в палату. Моя дочь уже усиленно терла глаза, показывая, как она хочет спать. Я быстренько ее раздела, дала грудь. И через пару минут она сладко похрюкивала. Соседка тоже успокоилась и прикорнула.

Я тихонько полезла в тумбочку за шоколадкой (как знала, что нужно будет!), достала ее стараясь не шуметь, и тихо вышла из палаты. На посту медсестры не было и я рискнула пойти в сестринскую. Естественно я застала ее там, в расслабленной позе, пьющую чай с бутербродами. Шоколадка была как нельзя кстати! Я тихонько поскреблась в дверь, медсестра встрепенулась, но я замахала на нее руками, типа не волнуйтесь это я. Я подошла к ней, протянула ей плитку (благо шоколад был не из дешевых), и присела на топчан напротив.

— Вам нужна другая палата?

— Нет.

— А что тогда?

-Я хочу расспросить про нашу соседку.

— Беспокоит?

— Да. Но не в том смысле, о чем подумали вы.

— Что же тогда?

— Я хочу узнать как ее зовут, какой возраст, где родители, как она здесь оказалась… Ну и тому подобное.

— Зачем вам это?

— Вы любите хорошее вино?

— Да, но...

— Вы мне расскажете все об этой девочке, не задавая вопросов, а я дарю вам две бутылки очень хорошего, очень дорогого французского вина.

Немой вопрос застыл в ее глазах, но желание попробовать хорошее вино пересилило. Тем более я не требовала чего-то противозаконного или сверхъестественного.

Девочку звали Маруся. Во всяком случае так было записано в ее метрике. Возраст ее был год и восемь месяцев (меня встрепенуло), дата рождения 2-е марта (я затряслась — день рождения моей дочери). Родилась она в Санкт-Петербурге. Нашли ее на вокзале, брошенную в зале ожидания. Она сидела на скамейке, под попой был пакет, в котором лежала папка с ее документами и записка. В записке было что-то наподобие «Мне этот ребенок не нужен, потому что не нужен своим родителям. Мне плевать, что с ней будет, у меня своя жизнь.» Полиция обратила на нее внимание после того как она не двигаясь с места просидела часов шесть. Сначала ее отправили в приемник-распределитель, а уж потом она попала в больницу на карантин, перед тем как ее определят в детский дом.

— Ну вот в общем-то и все… Здесь она дня четыре уже. Дичком была с самого начала. Скорее всего родители ее спихнули на бабку, а та ее невзлюбила. Естественно на ребенке это в момент отразилось. А когда я увижу вино?

— Прям сейчас позвоню мужу, он все равно собирался к нам вечером приехать, и заодно привезет для вас вино.

Я мило улыбнулась и вышла. Пока шла до палаты в моей голове сформировалась мысль, даже не мысль, а идея фикс, что я должна забрать этого ребенка… Слишком много было знаков...

Придя в палату, я увидела, что Маруся не спит. У нее в кроватке осталась одна игрушка, которую она разглядывала с большим интересом. Это была одна из любимых Лялей. Я очень удивилась, что Ляля ее не пожалела для Маруси.

Маруся, увидев меня, откинула игрушку и отвернулась. Я не стала настаивать. Просто занялась делами. Прибрала игрушки с пола. Убрала одеяло. Принесла ведро с водой и тряпкой и намыла пол. Протерла везде пыль и расставила игрушки так, чтобы везде ребенок мог до них дотянуться.

Потом я переоделась и села на кровать читать книжку. Я периодически подглядывала за Марусей и заметила, что девочка меня разглядывает. Исподтишка. Но меня это обрадовало. В какой-то момент я подняла на нее глаза и улыбнулась. Ребенок не отвернулся от меня. Мы сидели и минут пять смотрели друг на друга. Потом я отложила книжку и встала. Девочка оставалась спокойной. Я сделала шаг в сторону ее кроватки, но и это ее не испугало. Я сделал еще шаг и протянула к ней руки. И тут она шарахнулась в сторону и зажалась в угол. Я сразу же отошла и села обратно на кровать. В этот момент проснулась Ляля и потребовала внимания. Пришлось отвернуться от Маруси и заняться своим ребенком. Пока я ее переодевала, принесли полдник. Я попросила раздатчицу оставить порцию для соседки. Раздатчица, тетка с пропитым лицом, отпечатком несчастливой жизни под глазом, буркнула что-то, но порцию оставила. После нее зашла медсестра и сказала, что нам нужно идти на УЗИ. На скорую руку накормив Лялю запеканкой, я взяла пеленку и мы ушли. На середине коридора я вручила медсестре дочь и рванула обратно в палату, попросив сестричку подождать две минуты. Зайдя в палату я взяла Марусину порцию и поставила ее к ней в кроватку. И вышла. Маруся не издала ни звука.

На процедурах мы были около часа. Все это время я волновалась за Марусю… Почему, не знаю. Обратно скакала как коза… Маруся спала. Тарелка из под запеканки и кружка с компотом были пусты. Моей радости не было предела.

Все таки медики — люди черствые как ни крути...

Я решила не мешать детскому сну и утащила Лялю в коридор. Там нас поймала медсестра.

— Скажите, зачем вам все-таки нужно было узнавать про вашу соседку? Ради забавы? Или что-то еще… Вы поймите, ребенок и так обделен жизнью, а вы сейчас ее к себе привяжете и уедете, а она останется. И нам с ней воевать нужно будет. А потом воспитателям в детском доме. Не пытайтесь стать лучше засчет сироты. Вам это не добавит престижа.

Я посмотрела на сестричку, вздохнула, потом ответила ей:

— Вам не понять моих мотивов. Одно скажу — разгребать за мной вам не придется.

Я пошла с Лялей дальше по коридору и в спину услышала шепот:

— Тоже мне, нашлась мать Тереза...

Мне было наплевать.

Ближе к семи часам вечера доченька запросилась на второй сон. Мы вернулись в палату. Маруся не спала. Она сидела в кроватке и обнимала Лялину игрушку. Ляля прошла мимо, как будто игрушка не ее. Меня шокировало это поведение. Обычно дома она никому даже в руки ее не давала. А тут… Своя волна. Мне не доступная.

Я уложила Лялю спать. И опять сделал попытку подойти к Марусе. На этот раз она подпустила меня совсем близко. Я протянула к ней руки и она решила их потрогать… Ее ручки были холодные и касания почти неощутимые. Как прикосновения бабочки. Она какое-то время изучала мои руки, а потом вдруг протянула мне свои с призывом взять ее на руки. Я не стала обманывать ее ожидания. Взяла Марусю на руки и прижала к себе.

Мое сердце екнуло во второй раз.

Тело ребенка было тоненькое, как тростинка. По весу она была не тяжелее перышка.

Девочка доверчиво прижалась ко мне и положила голову мне на плечо. Мы стояли с ней посреди палаты минут двадцать, не шевелясь.

Когда прошла эйфория, я начала ощущать запах! Запах ребенка, за которым не ухаживают. Запах подгузника, не меняемого со времен второго пришествия. Мне подурнело. Не от запаха, а от равнодушия!

Я с Марусей на руках, на второй космической скорости, рванула на пост. Поймала медсестру, спросила где санитарная комната. Она мне показала, но сказала, что комната закрыта на ключ.

Ключ был нагло отобран, к нему потребовала моющие средства содержащие хлорку.

В санитарной комнате, я посадила девочку на стул, быстро намыла ванную. Потом взяла Марусю на руки, быстро сходила с ней в палату, взяла все необходимое для мытья и прибежала обратно. За наше отсутствие дно ванны успело нагреться (я воду не выключала), но я все равно положила на дно пеленку. Поставила Марусю на стул и стала раздевать.

Когда я сняла с нее платье, мое сердце сначала ухнуло куда-то вниз, потом перевернулось несколько раз, потом нехорошо как-то булькнуло и забилось в горле. По моему скромному мнению из концлагерей выходили толстопузы, по сравнению с Марусиным телом. Везде были видны проходящие синяки. В нескольких местах были круглые пятна ожогов (сразу было понятно, что от сигарет)...

Меня трясло как на вулкане. Но я старалась не подавать виду. Когда я сняла с девочки колготки, а потом подгузник… Не знаю, что удержало меня от обморока. Таких опрелостей я еще ни на ком не встречала. Ну только если по телевизору показывали лежачего больного, у которого были пролежни...

Я не могла себе представить как я сейчас эти опрелости буду мыть. Это же боль дикая! А мыть надо. Сдерживая слезы, я поставила ребенка в ванную и направила ей на ножки душ, чтобы проверить не горячо ли ей… Она отреагировал спокойно. Я направила струю на животик и лицо ее скривилось. Я тут же убрала душ, но Маруся сама взяла его в руки и стала поливать себе на живот. Когда я подняла душ выше, направила струю на плечи — Маруся начала извиваться — вода попала на опрелости. Я «выключила» жалость, «включила» разум и скорость и очень быстро намыла ребенка. Она тихонько поскуливала, но не плакала. С мытьем мы управились быстро. Потом я завернула малышку в полотенце и отнесла в палату. Я достала крем, подгузник и одежду. Нормальные маечку, колготки и платье. Я еще достала косынку, чтобы бритая голова девочки не смущала людей.

Марусю я быстро одела, чтобы она не остыла после мытья, сделала ей десерт из детского печенья, растворенного в молоке, покормила и решила просто походить с ней по палате. Ходить она отказалась, забралась ко мне на руки и уснула. Я решила ее положить в свою кровать. Пока я перекладывала малышку — она даже ухом не повела. Сон ее был крепок и безмятежен. Потом я рванула к ее кроватке. Сорвала все постельное белье, унесла его в стирку и потребовала у костелянши чистое. Ворчания в свою сторону я уже не воспринимала.

Перестелив детскую постель, я более-менее успокоилась и решила позвонить мужу. Я взяла телефон, вышла в коридор, набрала его номер и стала слушать гудки. Муж отвечать не хотел. Засранец. Я сбросила. И через полминуты от него поступил звонок.

— Милая, прости, в туалете был...

— Хахахаха — я просто взорвалась смехом! — Я только подумала о том, что ты засранец, как в воду глядела.

— Ясновидящая ты моя.

— Слушай, вообще-то по делу звоню. Помнишь тебе как-то напарник подарил две бутылки французского вина?

— Ну было дело...

— Это вино стоит дома, в шкафу, на моей верхней полке. Достань и привези, пожалуйста.

— Эээээ, зачем это? Ты что там пьянствовать собралась? С Лялей все хорошо?

— Не дрейфь! С Лялей все замечательно! Я взятку пообещала.

— Кучеряво живешь! Взятки-то за что хоть? Надеюсь за палату люкс и санаторное питание? На меньшее это вино не тянет.

— Давай не по телефону? Приедешь — объясню. Кстати, я заказала тебе пропуск без ограничений, возьмешь на охране. И поднимайся к нам. Денег мне захвати. И телек можешь… Хотя нет, телек не нужен, привези ноутбук.

— Харя не треснет? — Фраза была грубой, но я слышала, что муж смеется.

— Не переживай, дома есть скотч и лейкопластырь, заклею. — Мы еще посмеялись, сказали друг другу пару незначительных подколов и попрощались.

Пока муж ехал я сидела в палате, как мышка, чтобы не будить детей.

Когда муж приехал, я вкратце обрисовала ему историю Маруси и сказала, что хочу ее удочерить. Объяснила, что мы съедим не один пуд соли и дерьма, но это того стоит.

Муж дал согласие, потому что понимал, что я от своего не отступлю, да и сам он был не против. Эту ночь он провел с нами. Мы по очереди смотрели за малышками, но ночь была спокойная.

Через неделю нас выписывали. Пока мы лежали в больнице — муж побегал по инстанциям с Марусиными документами и получил разрешение, чтобы мы из больницы забрали ее к себе, а потом и опеку нам дали. Нам очень повезло, что его мама работала в администрации нашего района и поэтому барьеров было по минимуму.

Барьеры возникли тогда, когда мы рассказывали своим родственникам о своем решении. Все были против, но мы оказались сильнее и теперь у нас сын и девочки-двойняшки!