Что чувствует ребёнок, когда мама боится «приучить его к рукам»

Начало жизни. Роддом...

Так сложилось, что ещё в роддоме ребёнка оставляют одного, задыхающегося в слезах и рыданиях, в совершенно неподвижном заточении (впервые за время своего беззаботного существования в чреве матери и за миллионы лет эволюции его тело испытывает эту пугающую неподвижность).

Всё, что он слышит, — вопли других жертв этой невыразимой пытки. Малыш плачет и плачет; его лёгкие полыхают обжигающим воздухом, а сердце распирает отчаяние. Но никто не приходит. Не теряя веры в «правильность» своей жизни, как и заложено в него природой, он делает единственное, что у него пока получается, — продолжает плакать. Проходит целая вечность, и ребёнок забывается сном.

Вдруг он просыпается в этой безумной и пугающей гробовой тишине и неподвижности, вскрикивает. С ног до головы его тело охватывает огонь жажды, желания и невыносимого нетерпения. Хватая ртом воздух для дыхания, дитя кричит и надрывается; пронзительный звук его воплей наполняет голову пульсирующей лавиной. Он кричит до хрипов в горле, до боли в груди. Наконец боль становится невыносимой, и вопли постепенно слабеют, затихают. Ребёнок слушает. Открывает ладони, сжимает кулаки. Поворачивает голову в одну сторону, в другую. Ничего не помогает. Это просто невыносимо. Он снова взрывается рыданиями, но натруженное горло снова даёт о себе знать болью и хрипами, и вскоре ребёнок затихает. Он напрягает своё измученное желанием тело, машет руками и ногами. Останавливается. Это существо не способно думать, не умеет надеяться, но уже умеет страдать. Прислушивается. Снова засыпает.

Проснувшись, малыш мочится в пелёнку, что хоть как-то отвлекает от мучения. Но удовольствие от процесса и приятное струящееся ощущение теплоты в районе нижней части тела вскоре исчезают. Теплота становится неподвижной и постепенно сменяется пробирающим холодом. Он машет ногами. Напрягает тело. Всхлипывает. Охваченный отчаянием, желанием, безжизненной неподвижностью, мокрый и неустроенный, ребёнок плачет в своём убогом одиночестве, пока вновь не забывается в одиноком сне.

Вдруг, что за чудо, его подняли! Желания и ожидания маленького существа, похоже, начали находить своё удовлетворение. Мокрую пелёнку убрали. Какое облегчение! Живые, тёплые руки прикоснулись к его коже. Подняли ноги и обернули их новой сухой, безжизненной тканью. Вот и всё. Прошел лишь миг, и ему кажется, что не было вовсе и этих тёплых рук, и мокрой пелёнки. Нет осознанной памяти — нет и надежды, даже искры. И снова невыносимая пустота, безвременье, неподвижность, тишина и желание, жажда. Его пребывание в чреве матери стало первым и последним периодом его жизни, который можно было бы назвать состоянием непрерывного благополучия. Природа же заложила в человеке ожидание, что в таком состоянии он проведёт всю свою жизнь. Однако это могло произойти лишь при том условии, что мать правильно обращается со своим ребёнком и вступает с ним во взаимодополняющие и взаимообогащающие отношения.

Кто-то пришёл и поднял его в воздух. Здорово! Его снова вернули к жизни. Наконец он чувствует себя в своей тарелке. Всех мучений, которые ему пришлось испытать, как будто не было и в помине. Приятное впечатление о жизни практически восстановлено. Дитя наслаждается вкусом и гладкостью материнской груди, пьёт жадными губами тёплое молоко, слышит знакомое сердцебиение, напоминающее ему о безоблачном существовании в матке, воспринимает своим пока затуманенным взором движение и жизнь. Здесь же звуки материнского голоса. Всё хорошо и правильно. Он довольно сосёт грудь, а когда насыщается, то впадает в дремоту.

Пробуждается он снова в аду. Ни сладкие воспоминания, ни надежда, ни мысли не могут принести успокоение и напоминание о встрече со своей мамой. Проходят часы, дни, ночи. Он плачет, а когда устаёт, засыпает. Просыпается и мочится в пелёнки. Теперь это уже не доставляет ему никакого удовольствия. Он вскрикивает. Его измождённые лёгкие должны кричать, чтобы заглушить эту боль, яростную и жгучую. Он вопит, пока плач и боль не утомят его и не придёт сон.

Что чувствует ребёнок, когда мама боится «приучить его к рукам»

Дом для ребёнка мало чем отличается от палаты роддома, часы его бодрствования проходят в зевоте, жажде и нескончаемом ожидании того, что «правильные» события наконец заменят тишину и пустоту. Иногда, лишь на несколько минут в день, его непреодолимое желание прикосновения, жажда рук и движения утоляются. Его мать — одна из тех женщин, что после долгих раздумий решила кормить ребёнка грудью. Она любит его со всей неведомой ранее нежностью. Сначала ей бывает тяжело класть ребёнка после кормления обратно в кровать, потому, что он отчаянно кричит. Но она убеждена, что это делать необходимо, так как её мать объяснила (а уж она-то знает), что если поддаться ребёнку сейчас, то потом он вырастет испорченным и избалованным. Она же хочет делать все правильно.

В какой-то миг к ней приходит ощущение, что это маленькое существо на руках ей важнее и дороже всего на свете. Она вздыхает и кладёт его в кроватку, украшенную жёлтыми утятами и вписывающуюся в дизайн всей детской комнаты. Она приложила немало стараний, чтобы украсить её мягкими лёгкими шторами, ковром в виде огромной панды, обставить мебелью: белым шкафом, ванночкой и пеленальным столиком со всякими присыпками, маслами, мылом, шампунем, расчёской, которые сделаны в особой детской цветовой гамме. На стене висят картинки детёнышей разных животных, одетых по-человечески. Ящики шкафа заполнены крошечными кофточками, пижамками, ботиночками, шапочками, рукавичками и пеленками. На шкафу плюшевый мохнатый ягнёнок неестественно стоит на задних лапах.

Женщина расправляет рубашечку на ребёнке и укрывает его вышитой простынёй и одеяльцем с его инициалами. Она с удовольствием отмечает все эти мелочи. Ещё бы, она не поскупилась для того, чтобы превратить эту комнату в идеальную детскую. Мать склоняется поцеловать гладкую, как шёлк, щёчку ребёнка и покидает комнату. Тело младенца сотрясает первый душераздирающий крик.

Она тихонько прикрывает дверь. Да, она объявила ему войну. Её воля должна победить. За дверью раздаются звуки, похожие на крики человека под пыткой. Её подсознание говорит ей, что ребёнку плохо. Если природа даёт понять, что кого-то пытают, то так оно и есть. Истошные вопли ребёнка — не преувеличение, они отражают его внутреннее состояние.

Мать колеблется, её сердце разрывается на части, но она не поддаётся порыву и уходит. Его ведь только что покормили и сменили пелёнку. Она уверена, что на самом деле он ни в чём не нуждается, а поэтому пусть плачет, пока не устанет.

Ребёнок просыпается и снова плачет. Его мать приоткрывает дверь, заглядывает в комнату, затем тихонько, словно боясь разбудить в нём ложную надежду на внимание, снова прикрывает дверь и торопится на кухню.

Плач малыша постепенно перешёл в дрожащие стенания. Так как на плач не следует никакой реакции (хотя ребёнок ожидает, что помощь должна была давным-давно подоспеть), желание что-то просить и сигнализировать о своих потребностях уже ослабло и затерялось в пустыне равнодушия. Он оглядывает пространство вокруг. За поручнями кроватки есть стена. Свет приглушён. Но он не может перевернуться. И видит лишь неподвижные поручни и стену. Слышны бессмысленные звуки где-то в отдалённом мире. Но рядом с ним нет звуков, тишина. Он смотрит на стену, пока его глаза не смыкаются. Открыв их снова, он обнаруживает, что поручни и стена все на том же месте, но свет стал еще более приглушённым.

Вечное разглядывание поручней и стены перемежается вечным разглядыванием поручней и потолка.

Но иногда, бывает, происходит движение, когда его катают в коляске. Его награждают частицами жизни, когда он начинает в ней плакать. Мать сразу начинает покачивать коляску, поняв, что это вроде успокаивает малыша. Его невыносимое желание движения сводится лишь к потряхиванию коляски, дающему пусть убогий, но всё же какой-то опыт и ощущения. Голоса неподалёку никак не относятся к нему самому, а поэтому не имеют никакой ценности с точки зрения удовлетворения его ожиданий. Но всё же эти голоса нечто большее, чем безмолвие детской. Объём получаемого ребёнком опыта, необходимого для развития, практически равен нулю.

Мать регулярно взвешивает ребёнка, с удовлетворением отмечая его успехи.

Единственный приемлемый для ребёнка опыт — это отпущенные ему несколько минут в день на руках у матери, где он блаженно лежит и внимательно вбирает в себя массу ощущений от происходящего вокруг.

Все знают, что игрушки служат для успокоения маленького горемыки. Но почему-то никто не задумывается, из-за чего же он так неутешно плачет. Пальму первенства здесь держит плюшевый мишка, с которым можно «спать в обнимку» ночью. Другими словами, мишка нужен для того, чтобы обеспечить ребёнку постоянное присутствие близкого существа. Эту привязанность к игрушке взрослые рассматривают как наивную детскую причуду, а не признак обделённости вниманием ребёнка, который вынужден липнуть к неодушевлённому куску материи, заменяющему ему верного и постоянного друга.

Укачивание в коляске и кроватке — тоже лишь суррогат нужного ребёнку движения. Но оно настолько убогое и однообразное по сравнению с тем, которое испытывает ребёнок на руках, что вряд ли приносит облегчение изголодавшемуся по движению одинокому и заброшенному существу. Такое движение — лишь жалкое подобие настоящего ощущения жизни.

Ребёнок, которого не держат на руках пытается как-то заменить недополученный опыт и смягчить страдания. Он находит какое-то утешение в своем большом пальце, который немного успокаивает непрекращающееся зудящее желание во рту. Он держит палец во рту, измученный невыносимой пустотой, вечным одиночеством, чувством того, что он находится на окраине жизни. Его мать консультируется со своей матерью, и та пересказывает пресловутую историю о вреде сосания пальца и что «потом у ребёнка зубы будут кривые». Мать, обеспокоенная благополучием ребёнка, начинает поспешно выискивать способ, чтобы отвадить своё чадо от такой вредной привычки. Его пальцы покрывают вонючей и горькой мазью, и когда он, переборов отвращение в своем ненасытном желании, всё равно обсасывает большой палец от мази, она привязывает его руки к перекладинам кроватки. Но вскоре она обнаруживает, что ребёнок так яростно пытается вырваться из своего заточения, что верёвки врезаются в запястья и уже мешают кровообращению в руках. Борьба между ними продолжается, пока мать при случае не упоминает об этом своему зубному врачу. Тот уверяет, что её мать ошиблась, и тогда малышу снова дозволяют это убогое самоутешение.

Отсутствие опыта «ручного периода», постоянная неуверенность в себе и невыразимое чувство одиночества и отчуждения отныне будут оставлять свой автограф на всех поступках этого человека.

Ребёнок может стать независимым от матери, лишь пройдя стадию абсолютной от неё зависимости. От неё на этой стадии требуется правильное поведение, предоставление ребенку опыта «ручного периода» (то есть ношение на руках) и обеспечение перехода к другим стадиям.

Но освободиться от травмы, нанесённой матерью, не следовавшей континууму, невозможно. Потребность в её внимании так и останется с человеком на всю жизнь.

Из книги Ж. Ледлофф «Как вырастить ребёнка счастливым»

*Континуум – совокупность тесно связанных друг с другом стадий (развития ребёнка)

Потребность ребёнка быть на руках отпадает