Ушла, чтобы хуже не сделать.

Ушла я вчера от дочки. Дала ей пространство, чтобы она со своими эмоциями справилась. Она хотела к подружке с ночевкой. Ее пригласили только на вечер, но ей так хотелось с ночевкой, что она напридумывала себе не весть что, и когда услышала, что ничего у нее не получится, устроила мне разбирательство со слезами и претензиями. 

— Мам! – она, вдруг повернулась ко мне, — Я думала, что самое тяжелое для тебя – это слышать, как плачет твой ребенок! 

У тут я поняла, что она пытается своими слезами заставить меня сделать по-ее. 

— Сонь, если ты так будешь вести себя, то ты завтра вообще не сможешь пойти. – спокойно сказала я. – Пожалуйста, закончим разговор. 

— Нет!!! 

Тут я не выдержала, да и не хотела сдерживать себя: 

— Завтра ты будешь дома. Ты никуда не идешь. – тихо сказала я и ушла. В душе не было ни злости, ни раздражения, хотя чувствовала, что эмоции готовы были взорваться. Куда без эмоций? 

Я гуляла, как обычно это делаю перед сном. Вчера шла и думала, правильно ли я ушла? Наверное. Ведь, если бы осталась, то не сдержалась бы, наговорила бы лишнего, а взрослый ребенок в свой мозг все до мелочи собирает и хранит потом всю жизнь. Особенно бережно хранит то, что ранит. 

Вернулась. Соня в комнате. Дверь закрыта. Я специально, чтобы она слышала, что-то незначительное сказала мужу. Сказала так, как ни в чем не бывало. Как вроде бы ничего и не случилось. 

Села пост писать: когда на лист перекладываешь жизнь, то вроде как по полочкам все расходится и не смешивается уже. 

Соня идет ко мне. Подошла. Села. Глядит на меня изподлобья. 

— Мам... 

— Что, дочь? – ласково спрашиваю, поворачиваюсь, но в глаза не смотрю. Прямой взгляд всегда заставляет защищаться, а мне надо, чтобы она чувствовала себя спокойно. 

— Мам, скажи мне, почему я не могу завтра идти? 

Я задумалась. Чуть помолчала. Соня ждала. Я старалась найти слова. 

— Тебе нельзя потому, что ты ведешь себя неправильно. 

— Но я не могла сдержаться! – Соня держалась, чтобы снова не расплакаться.
Я видела, как в душе дочери идет борьба. Она хотела пойти. Она так хотела, что ей казалось, что надо кричать и плакать, требовать. Но она уже поняла из предыдущего опыта, что это не сработает. Она пересилила себя, и, внутренне смирясь со своей участью, пыталась найти объяснение. Я все это видела и чувствовала. 

— Я понимаю тебя, доча. Я это вижу. Я вижу, что ты сейчас успокоилась. Я не знала, как мне поступить, поэтому я не стала пока отвечать маме твоей подружки, что ты не придешь. Я ждала, когда ты успокоишься. Они пока еще не ответили во-сколько приходить, но как ответят, я скажу тебе. 

Все это проходило очень быстро. Почти мгновенно шел обмен импульсами, где я чувствовала, как дочь меняется, как она набирает нужный для нее опыт, как вести себя в сложных ситуациях, когда бушуют эмоции. 

— Иди ко мне. – Позвала я ее. — Давай обнимемся! 

Соня обняла, прижалась. Слезы тут же ушли. Она вдруг вспомнила что-то. 

— Мам, — уже весело заговорила Соня, — угадай, что со мной случилось? Это хорошее... 

Мы поговорили о том, как у нее прошел день, в чем она завтра пойдет, и что с собой возьмет… Все как рукой смыло. Начавшаясь было черная гроза растворилась.