Буквы, а за ними - жизни... (10)

Мы разбрелись по комнатам. У каждого была своя мысль в голове, свои ощущения в душе. Мой мир ломался и рушился. Внутри меня — шла война. Было что-то невыносимое во всем этом дне, во всем этом вечере. Я сходила с ума.
Совершенно не желая спать — я пошла в ванную и долго стояла под душем. Когда я вынырнула из-под струй воды, одела халат и уже собиралась выходить — в дверь постучал Ромка. Я открыла дверь. Мы встретились глазами. Он хотел что-то сказать, но я его опередила.

— Ром, пойдем на кухню? Чаю хочется.
— Да, пойдем.
— Сделаешь?
— Конечно!

Он налил мне чаю в большую кружку. Мы сели рядом.

— Мне что-то совсем не спится...
— Да и мне тоже, как видишь.
— Странный день, тяжелый, какой-то… И легкий, и тяжелый, одновременно.
— Просто эмоционально перегруженный. Слишком много событий...
— Яр, а все-таки, что это было? Этот огонь?...
— Бесы, Ромка, бесы… — Я нервно засмеялась.
— Бесы? — Он смотрел на меня удивленно.
— Бесы. Маленькие чертики. Маленькие, но очень сильные. Но сегодня — я была сильнее. — Я улыбнулась.

Он не понимал меня, в тот момент. Ему нужно было проще. Яснее. Четче. Но как я могла сказать ему проще?! Какими словами?! Да и что я должна была ему сказать?! То, что еще секунда, что одно его неверное движение, еще один опрометчивый взгляд — и случилось бы невозможное? Неправильное?! То, чего быть не должно, то, о чем мы жалели бы вдвоем? И он, и я? Нет, я не могла так сказать. Я бы задохнулась от этих слов, я от одних этих мыслей — задыхалась тогда. И я нашла легкое, лайтовое слово — бесы. Ведь, по сути — это они и были. Путали и мешали мои мысли, смущали душу.

— Мне кажется, что я начинаю понимать, ЧТО ты имеешь в виду.
— Похоже на то… — По его взгляду я поняла, что он действительно начал понимать о чем я. — Ром, могу я тебя кое о чем попросить?
— О чем?
— Если ты снова их увидишь — уходи. Или дай уйти мне.
— Нет.
— Да почему, черт возьми?! Почему?!
— Я сказал тебе все, в первый день. Я не оставлю тебя одну. Делай, что хочешь. Сама по себе или со мною, но я не оставлю. Я буду рядом.
— Да не хочу я так, не хочу! Не понимаешь?!
— Понимаю. Не хочешь. Потому, что боишься причинить боль.
— Да, боюсь и не хочу. Зная, что могу. Зная, что причиню.
— И плевать. Значит так надо и так должно. Ты, в этой ситуации, пытаешься решить не за себя, а за меня. Избавить, спасти от себя. Кого-то мне это чертовски напоминает. И смешно это, если честно. Но я-то за себя уже решил! И я имею право на это решение.
— А, может быть, я и за себя тоже решаю? Ты не думал, что я могу тоже болеть за твою боль зная, что я виновата в ней?
— Яр, уясни сейчас одно, но уясни это твердо: ты ни в чем не будешь виновата. Никогда. У меня своя голова на плечах. И я сам буду во всем виноват, если, вдруг, что-то. Не ты. Ты предупредила, как могла. Ты попыталась уйти в сторону — я не дал. Если я и не прислушаюсь — то в чем твоя вина? В моей глупости и опрометчивости? В конце-концов — мы все люди. Остынь.
— Пойдем ляжем, все же. Нужно отдохнуть.
— Да, пойдем.

Мы задержались между дверей наших комнат. Я обняла его, поцеловала в щеку. Он щелкнул меня по носу и улыбнулся. Мне невыносимо хотелось войти в одну дверь с ним, быть в эту ночь рядом, в его руках. И забыть. Забыть обо всем. Секунда-другая — и снова что-то метнулось между наших глаз. Мы поспешили разойтись по комнатам.

— Спокойной ночи...
— Спокойной...

Я практически не спала в ту ночь. Не знаю, спал ли Ромка, но я не могла уснуть. Сон не шел, я только ворочилась на постеле в безуспешных попытках отключиться. Удалось мне это только под утро. Когда я проснулась — было светло, небо покрывали густые, тяжелые облака и шел снег. Вставать не хотелось. Я уже было собралась с силами подняться, как раздался стук в дверь.

— Можно?
— Да, Ром, заходи. — Дверь открылась и он вошел с подносом в руках. На подносе был кофе и свежие булочки.
— С добрым утром...
— С добрым.
— Ты отлежись, отдохни сегодня. А мне нужно часа на три отъехать в офис, по делам.
— Но сегодня же суббота?
— Да. Но мне нужно посмотреть документы и решить пару вопросов. А потом — можно будет куда-нибудь сходить. Или просто прогуляться. Или остаться дома и посмотреть кино. — Он выглядел виновато, из-за предстоящей отлучки, а интонации его голоса звучали так, будто он извинялся.
— Хорошо. Приедешь, а там решим. — Я улыбнулась. — Удачного дня тебе.
— Спасибо. Есть захочешь, если — холодильник полный.
— Да, хорошо. Иди уже. Позвони, как поедешь домой.
— Договорились. — Он наклонился, поцеловал меня в щеку и вышел.

Он уехал… Я осталась дома одна. И словно поблекли краски. Словно стало холоднее. И покой из души — ушел. Возвращалась боль. Оставшись одна, первый раз за эти дни, — я остро почувствовала ее, она была во мне, она никуда и не уходила, просто в эти дни — ее забирал Ромка… Я боялась этой боли и боялась оставаться с нею наедине.
Я собралась с мыслями и решила, все же, набрать Роме, не смотря на то, что он только что уехал.

— Да, Яр, ты чего?
— Ром, постарайся поскорее, ладно?
— Что-то не так? Тебе плохо?
— Нет, все хорошо. Просто постарайся поскорее. Сходим куда-нибудь… Не забудь машину забрать, кстати...
— Да, я помню… Ты куда-то далеко хочешь?
— Да нет. Наоборот, оставим у дома ее, сегодня.
— Как скажешь. Я очень постараюсь.
— Хорошо. — Я улыбнулась, наверное, эта улыбка даже в голосе моем слышалась. — Ром...
— Да?...
— Я тебя очень буду ждать...
— Буду через полтора часа. Отключаюсь. — Из трубки понеслись короткие гудки.

Я пыталась не думать об одиночестве. Я пыталась не думать о боли. Я взяла себя в руки и стала собираться. Умылась, приняла душ, уложила волосы, накрасилась… Время летело. Я боялась, что он не успеет… Но он не соврал. Он был дома ровно через полтора часа. Когда он открыл дверь — я шла на кухню, за чаем. Я бросилась ему на шею:

— Ромка!
— Яр, ты чего?!
— Я тебя так ждала! Мне так плохо, так страшно стало, когда ты уехал!
— Дурочка… — Он прижал меня к себе. — Дурочка… Куда пойдем?
— Я думаю в Иль Патио. Ты все успел сделать, что тебе было нужно? — Мне стало неловко, что я заставила его так торопиться.
— Да, все отлично. Не переживай. Я смотрю ты уже готова?
— Да, собралась, пока тебя не было.
— Ты чудесно выглядишь… — Он сказал это как-то смущенно. Я покраснела.
— Давай по кофе и двинем?
— Да, от кофе бы я не отказался. — Он разулся, снял пальто и мы прошли на кухню.

Кофе, на этот раз, варила я. В небольшую, но глубокую сковородку с толстыми стенками я насыпала песок, который хранился у Ромки в специальном мешочке — он тоже любил кофе свареный именно на песке. И мы оба любили крепкий кофе. Я включила плиту, что бы песок прогрелся и, время от времени, помешивала его, что бы это происходило равномерно. Я налила в турку воды из расчета на две кофейные чашечки и положила 4 чайные ложки кофе. Турку слегка притопила в песке. Через минут 5 поднялась первая пена — я приподняла турку, дала ей сойти и снова поставила на место. После того, как поднялась вторая пена — я выключила плиту и разлила кофе по чашечкам. Горький, без сахара, крепкий… Именно так мы любили. Я до сих пор люблю именно такой, хотя крайне редко варю его, тем более на песке… Но тогда...

Я помню все месяца пропитанные ароматом этого кофе. Все месяца, после расставания с Сашкой. Все месяца, когда я так часто оставалась у Ромки. В памяти могут слегка затереться детали обстановки и интерьера, но запах того, особенного кофе — я помню до сих пор...

Во все время, пока я колдовала над туркой — Рома смотрел на меня не отрываясь.

— Ты волшебная… — Выдохнул он, когда я поставила чашечки на стол.

Почему я так остро помню все те дни? Моментами — даже до самых незначительных мелочей. Я помню слова и взгляды, жесты. Помню ароматы духов, одеколонов. Помню вкус и запах еды и напитков. Помню глаза людей, которые могли встретиться на улице, и изгибы их губ. Словно там, в прошлом, таком затертом и потрепаном годами — осталось что-то очень важное. Я могу не помнить того, что было во вчерашнем дне, но я не могу забыть практически ничего из того, что происходило со мной тогда. Музыку, которую слышала, фильмы, которые мы смотрели. Я помню каждую мелочь, вплоть до интонаций и дрожи в голосе. Все точки, запятые и многоточия ТОЙ жизни. Каждый мазок на холсте судьбы. Самое удивительное, что с годами — картинка не расплывается, нет, она, напротив, становится ярче, четче. Уходит горечь и боль, высыхают слезы, застилавшие глаза, — и она проявляется, становится светлее.
Не смотря на грусть многих моментов, их тяжесть, все же… Это светлые воспоминания… Это нежные воспоминания. Пропитанные настоящим, искренним, огромным чувством. В них нет ничего лишнего, в них важно все, до тех самых мелочей… Может быть именно поэтому они и не стираются из памяти?...

Мы немного засиделись на кухне. И все вокруг нас вдруг стало каким-то другим… Важным, особенным...

— Пожалуй, нам пора. А то так и просидим весь вечер здесь. — Первым очнулся Ромка.
— Да, пойдем, ты прав.

А осень та — была, все же, теплой. Даже ноябрь, и тот — не был привычно-ледяным. Снег падал не часто и, почти всегда, сразу стаивал. Ночами — подмораживало редко. Дожди, особо сильные, были только в первые два месяца, а ноябре же — шли намного реже.
Той осенью — воздух был особенный. Он был пропитан эмоциями и мыслями, он не был привычно-осенним, нет. Он был другим. Или, может быть, просто тогда так казалось?.. Не знаю.
Сквозь годы, оборачиваясь назад, мне, порою, кажется все это сюрреалистичным, нереальным и только осознание того, что это было со мной — заставляет понять, что это жизнь. Что в ней — так бывает...

В Иль Патио мы просидели долго, потягивая вальполичелла, в прикуску с куриной грудкой на гриле и цезарем. Моя боль снова была не во мне. Он снова забирал ее.
Чем больше времени мы находились вместе — тем легче и, в тоже время, труднее мне становилось. Легче пережить и отпустить боль, труднее сдерживать себя, что бы спрятать ее в нем. А еще — мне было страшно. Он был рядом со мной уже три дня и я понимала, что еще через три — я останусь наедине с собой. Мне придется ехать домой и переживать все заново, но уже в одиночку. Я боялась этого до одури. И этот страх — купировал мои мозги.

Рома жил в центре. Я не вспомню названия улицы и номера дома — мы приезжали туда всегда на машине или на такси. Или приходили поздно вечером, уставшие. Да и не было это так принципиально. Мне было достаточно набрать его номер — и он приезжал и забирал меня, откуда угодно, где бы я не была.
В тот день — было уже достаточно прохладно. Показатели термометра, к вечеру, скатились к нулю. Но мы, все же, решили идти домой пешком. Тот день — стал переломным и решающим, во многом. Когда мы вышли на улицу — я сама взяла его за руку.
Меня можно назвать, как угодно. Обо мне можно думать все, что угодно. Но я больше была не в силах бороться с собой. Со своими страхами и желанием все забыть. Если я и правда забывала с ним все, не болела душой и не плакала, то почему мне было не попробовать просто поплыть по течению? И нет, не было во мне никаких кромольных мыслей — им, этим мыслям, я сопротивлялась до последнего.
Мы шли до дома долго, но не чувствовали холода. Но разговор не шел, я постоянно проваливалась в свои мысли.

— Яр, что с тобой такое? Ты, как будто не здесь, как будто где-то далеко… О чем ты думаешь?
— Не знаю, Ромка, сама не знаю… — Я действительно не знала. Я проваливалась в свои мысли, но очнувшись — уже не помнила их...
— Послушай… У меня такое ощущение, что ты чего-то боишься…
— Боюсь, очень боюсь. Наедине с собой оставаться боюсь. Уезжать от тебя боюсь...
— Так и не надо!
— Ромка, да я ведь не про сейчас! Так, или иначе — в среду мне придется уехать. Домой, к родителям.
— Ты про это… Да, это плохо… Но еще есть время. Завтра — только воскресенье!
— Уже воскресенье. Уже.
— Плевать, Яр. Я все равно буду рядом. Все равно не оставлю тебя одну. Я буду приезжать, каждый день. И звонить. Я не дам тебе чувствовать себя в одиночестве. Я буду рядом.
— Ромка… Хороший мой… Ромка...
— Ты не можешь устроить себе месячную практику?
— Да это-то не трудно, по сути… Но не нужно.
— Почему?
— Ты и так делаешь для меня слишком много!...
— Я это делаю для себя тоже. Потому что МНЕ так спокойнее. Так через сколько, по возвращению домой, ты сможешь снова уехать?
— Через неделю-полторы. Но на месяц сразу — не выйдет. Новый год, скоро.
— А что, если ты приедешь в среду и скажешь, что если не поедешь на практику с первого по двадцать пятое — тебе придется ехать с пятнадцатого по десятое? Тогда тебе нужно будет побыть одной только до понедельника, всего-то пять дней, даже чуть меньше. И я буда приезжать, после работы?
— На самом деле — мысль хорошая. Но как же твоя работа?
— Яр, отпуск я взял только для официальности. По сути же — я и так могу особо не торчать в офисе. Какие-то вопросы — я могу решать по средством электронной почты, какие-то — по телефону. А уж подъехать и подписать пару бумажек — я могу в любой момент. Встречи… Можно назначить и в ресторане, туда мы можем пойти вместе. Убедил?
— Убедил.
— Вот и славно.

Мой страх прошел, как не было. Я знала, точно знала, что он — будет рядом, что я не буду одна.

Когда я начала писать эту историю… Я не хотела касаться дней проведенных с Ромкой. Может быть лишь краем, лишь там, где без него — не объяснить сути. Воспоминания о нем — одни из самых светлых, но, в то же самое время, и одни из самых болезненных. Слишком много всего было. Слишком много боли я причинила ему. Слишком надрывно все это в душе. И даже острее чем все остальное. Но он сам захотел всплыть в моей памяти, прорваться наружу. И я поняла, что он тоже — должен быть высказан. Слишком мучает меня совесть за все, что было тогда. Теперь уже легче. И его — я тоже отпускаю, с каждой строкой. И боль за него — тоже уходит. Теперь же — я еще понимаю, что впереди — еще слишком много того, что я должна отпустить. Люди, события, вещи. И все это — в одной истории, по сути, берет корни все там же, у тех же основ… Но, все же, я отвлеклась… Пора вернуться к Ромке, к тому дню, к тем продолжениям.

Но я сделаю это — чуть позже. Ту би континед, дарлинги.