Буквы, а за ними - жизни... (7)

Я стояла под душем долго, мучительно долго. Я, кажется, пыталась смыть всю боль последних суток… Выходило плохо — сердце продолжало щемить, но вода, все же, сделала свое дело — слезы уже не подступали к глазам, хоть и стояли комом у горла.
Когда я вышла из ванной в уютном и мягком велюровом спортивном костюме — Ромка хлопотальна кухне.

— Твои сигареты на лоджии, в комнате. Два блока взял, на всякий случай. И вот здесь пачка. Я, вообще, против курения в доме, но тебе — разрешаю курить тут, на кухне. И сам отступлю от своих правил. Я думаю сегодня мы долго тут просидим… — Он говорил без остановок, словно боясь тишины. — Я позвонил на работу, взял отпуск за свой счет, но в течении недели — пару раз нужно будет появиться в офисе. А так, в целом, я буду рядом. Скоро будет готово кушать. Да ты садись уже. Если курить хочешь — вот пепельница, на столе стоит… — Он действительно боялся пауз, поэтому и тараторил так, словно не успеет ничего выговорить. Он видел и чувствовал мою боль. И его она била не слабже. Ведь на вопрос «Что случилось?» — я ответила ему его словами… Ведь это он тогда просил меня: «Пожалуйста, не прое*ите друг друга...»...

Он разлил по бокалам виски с колой, добавил льда, нарезал лимон, в духовке пыхтело и томилось мясо с картошкой и травами. Он чудесно готовил...

— Как это произошло? Точнее даже не так… Просто почему? — он задал этот вопрос, когда я села на диван и закурила подперев голов рукой.
— Ром, а я не знаю. — Мой голос сквозил пустотой.
— Как это?! Ведь должно было что-то произойти?!
— Ром… Он просто сказал, что все. И что я потом, когда-нибудь, все пойму. И все.
— Яр… А ты не пыталась выбить из него причину?
— Пыталась… Он только повторял «потом-потом-потом поймешь»… И все. Ром, может я глупая? Может я не понимаю чего-то? Может со мной сложно слишком?
— Не говори ерунды! С тобой легко, даже когда ты не любишь, ты душу наизнанку выворачиваешь… Сложно в этой ситуации только понимать, что нет любви и не будет. Но его-то ты еще и любила!
— Люблю… еще люблю, Ром. — Мне снова хотелось плакать. — Ром… не могу… обними меня… жить не хочется… ничего не хочется… Провалиться бы сейчас куда-нибудь...

Он не обнял — прижал меня к себе, словно желая забрать всю боль.

— Ярка… А я ведь такой идиот сейчас… Мне и плохо, от твоей боли, и из-за причины этой боли тоже, плохо… Но от того, что ты позвонила именно мне, от того, что ты здесь и от того, что я могу тебя успокаивать, поддерживать, обнимать… Мне хорошо… Это так глупо...
— Ромка, мне больше некому позвонить. После него, ближе тебя — никого. И я чувствую себя сукой, что опять на тебя выливаю свое дер*мо, но… Мне не к кому больше, некому… — я задохнулась этими словами. Я действительно понимала всю его боль, даже ту, о которой он промолчал. Ведь он по-прежнему меня любил. И это было сказано не словами, а поступками, всеми действиями и… глазами. Его глаза были красноречивие любых слов. Он по-прежнему любил меня.

В тот день и вечер — мы много пили и разговаривали. Много курили. Он смотрел на меня с опаской — я пила и не пьянела. Я курила одну за одной. Я практически не ела. Но, все же, ближе к полуночи — алкоголь взял свое. Я, на время, отключилась от проблемы, на время успокоилась, перестала думать. Разговор ушел от темы. Но мы, вдруг, стали вспоминать наши попытки быть вместе… И это было зря. Слишком уж все было сплетено в этих отношения с теми. Слишком. И мне стало нестерпимо больно и паршиво. И мне так захотелось отомстить за эту боль… Это был больной порыв, чуждая мне по жизни жажда мести, возникшая, отчасти, и из-за опьянения… Я, в какой-то момент, повернулась к нему, обняла его, приблизилась и долго смотрела в глаза. Рассудок мой плыл, плыл в неизвестном направлении. Он тоже уже был прочно нетрезв. Мы смотрели друг на друга неотрываясь. Гравитация начала делать свое дело — глаза начили закрываться, а лица сближаться. В самый последний момент — я отшатнулась. В голову стрелой летела мысль «Он не виноват в твоей боли, а ему и так хватит, сполна».

— Прости… Я не должна была… Прости.
— Все хорошо. — он даже как-то сразу, резко протрезвел.
— Нет, не хорошо. Совсем не хорошо.
— Успокойся.
— Не могу. Ром, может мне лучше уехать, все же? Я не хочу причинить тебе боли, а находясь здесь — могу сделать это сама того не желая. Да и делаю, уже делаю...
— Нет. Все хорошо. Правда. Я сам хочу быть рядом. И не думай обо мне. Делай так, как хочешь, делай так, как легче. Все хорошо. — Он обнял меня. — Просто ни о чем не думай. Я здесь, я с тобой. Я сделаю все, что захочешь. Мне ничего от тебя не нужно. Я просто хочу быть рядом, когда тебе больно. И все.
— Спасибо тебе… Ты точно уверен, что мне не нужно уезжать?
— Да.
— Ром, моя голова сейчас действительно плохо соображает. Я сейчас сама понимаю, что могу наделать глупостей, от которых хорошо — не будет никому. А тебе — точно может быть плохо, потом. Да, я нуждаюсь сейчас в крепком плече и сильных руках, но я могу и сама справиться. Ты же знаешь меня.
— Ага. Знаю. Справишься. И загремишь в больничку либо с нервным срывом, либо с сердечным приступом. Ага.
— Не нагнетай. Я не хочу тебя использовать. Но так может получится. Просто потому, что местами — я перестаю думать. Понимаешь?!
— Понимаю. Но тебе лучше быть здесь. Мне так спокойнее. — Он снова притянул меня к себе. — А с остальным… Разберемся.

Из коридора донеслась мелодия мобильника. Звонил мой телефон, лежавший в сумке. Рома встал, принес мне сумку. Я достала мобильник и мои руки предательски задрожали. Это был Саша.

— Алло… — практически прохрипела я в трубку.
— Где ты?!
— А что?
— Почему ты не дома?
— Не у кого дома?
— Не у на… меня?
— Не хочу.
— Где ты?! Я приеду за тобой!
— Не надо. Я не могу, не хочу тебя сейчас видеть...
— Да где ты, черт возьму?! Я переживаю! — он уже кричал в трубку. Из моих глаз покатились слезы… И тут телефон выхватил Рома.
— Брат, она у меня. С ней все будет хорошо. Дай ей успокоится.
— У тебя? — Рома включил громкую связь, поэтому я могла слышать Сашины слова.
— Да, у меня.
— Как она у тебя оказалась?! — он был ошарашен, он не понимал, как могло такое случиться. Он знал, что мы фактически не общались с Ромкой после той истории, виделись только у него, несколько раз.
— Я думаю, что сейчас важно не это, а то, что она в безопасности, не наделает глупостей и что с ней все будет хорошо.
— Ты прав… Ром, послушай, я знаю, что ты уже знаешь все, я не хотел...
— Не надо брат. Это ваши дела. Я не собираюсь выяснять, кто прав, кто виноват. Я просто поддержу ее и буду рядом, пока ей плохо. А ты… Просто дай ей успокоиться.
— Хорошо… Дай ей трубку?
— Она и так тебя слышит.
— Хорошо… Ангел… Прости, если сможешь… — из трубки, после этих слов, понеслись короткие гудки.

— Вытри слезы. Успокойся. Все пройдет.
— Не пройдет...
— Пройдет. Все проходит. Ты сильная. И я с тобой.

Я встала с дивана, подошла к нему, обняла за шею, поцеловала в щеку и уткнулась в плечо. Мы стояли так минут 20, молча, он гладил меня по голове и спине.

— Ром...
— Что?
— Налей еще...

… за окном шумел ливень. Мы сидели на диване и молчали, практически не двигались, лишь изредка добавляя спиртного в пустеющие бокалы. Часы, висевшие на стене, тикали как-то особенно громко. Тишина становилась почти невыносимой, под это тиканье, но мы словно боялись сказать друг другу хоть слово. Да даже просто посмотреть друг на друга.

— Пора бы спать… Тебе нужно отдохнуть… — Не выдержал, наконец, Ромка.
— Да, ты наверное прав… — мне было все равно уже. Но двигаться не хотелось. Тело казалось ватным...
— Тогда пойдем?
— Не могу. Давай еще чуть-чуть посидим?
— Нет. Я отнесу тебя. Нужно лечь, нужно отдохнуть. — Он взял меня на руки и отнес в комнату, посадил на кровать. — Давай, переодевайся, укладывайся, я зайду минут через 10, проверить как ты и пожелать спокойной ночи. — Он вышел.

А все-таки было в нем что-то. Было. Не смотря на всю боль сидевшую во мне — рядом с ним мне было легче. И еще… его хотелось целовать. Просто целовать. В тот день, тот вечер, ту ночь — мне до безумия хотелось его целовать, словно его поцелуй — мог спасти меня от боли… Но я держалась, тогда. Я еще пыталась сопротивляться своему эгоизму, я не хотела для него новой боли.
Но в нем было что-то. Что-то странное и непонятное. Глубокое, волнующее. Когда он нес меня на руках — я словно вырвалась из круга пустоты. Пустоты, в которой не было вкусов, запахов, чувств, эмоций, цветов глаз, волос, тактильных ощущений… Положив голову ему на плечо — я почувствовала его запах. Крепкий, терпий, мужественный. Мне просто хотелось его целовать. И забыть, забыть обо всем. Но я боролась со своим эгоизмом. Из последних сил боролась… я, все же, была безумно ему тогда благодарна. Он, наверное, даже сам не знал, что в те дни — спасал мне жизнь. Спасал мне душу…