Буквы, а за ними - жизни... (6)

Уже пятая весна без_него и не_с_ним.
Мы не сумели сохранить нас… Не сумели. Мы ничего не оправдали. Может быть, мы и правда зря все это начали, тогда? Может и не нужно это было, и зря? Все зря?! И Ромкина жертва была зря, может быть и правда, как говорится — стерпиться-слюбиться, может быть слюбилось бы? И наши открытия друг друга, и зависть знакомых?!
Нет. Все же нет.
Это было.
И мы многому научились тогда. Многое поняли. Открыли новый мир чувств, эмоций, порывов. Научились любить так, как неумели никогда и никого до...
Но уже пятая весна без_него...
Я помню все. До мелочей.
Когда мы теряли друг друга — город пах прелой листвой, проливными дождями и первым снегом. Был самый конец осени. Осень подарила нас друг другу, сама того не понимая, в самом начале. Нашу тогдашнюю «просто дружбу». И осень же нас друг у друга отбирала. Только уже любовь. Выстраданную, вымученную, заслуженную. Мне до сих пор не ясно, что тогда произошло. Просто, вдруг, сломалось что-то. Резко. Разрушительно. Переломилось в один момент и, с громким треском, развалилось.
Он просто сказал, что мы больше не можем быть вместе. Вот так просто. Раз — и все.

— Это должно было кончиться, понимаешь. Это было слишком хорошо, что бы быть вечным! Нам нельзя дальше, нельзя.
— Я не понимаю, не понимаю! Почему? Ведь все же хорошо! Ведь все же нормально! Я НЕ понимаю! — я сидела в большом кресле, поджав ноги, обхватив их руками и плакала.
— И не нужно понимать. Не нужно. Так будет лучше прото, пойми ты!
— Что лучше, Саш, что?! Мы так долго к этому шли, столько прошли вместе! Столько пережили! И теперь ты мне просто говоришь, что все, что хватит? И считаешь, что не нужно ничего объяснять и понимать?! Когда еще вчера все было хорошо, а сегодня для меня рухнул мир?! — Я действительно ничего не понимала. Только дрожала всем телом и плакала.
— Да. Я так считаю. Ты… потом… поймешь… не теперь...

Мы не ложились спать в ту ночь, за окном горел ноябрь. Кончились девять месяцев безграничного счастья. Настало время пустоты и боли. Настало время тишины...
Мы расстались. Так глупо и не понятно… но… Всю ночь я просидела у него на руках, плача, а он баюкал меня, гладил по голове, вытирал слезы и зарывался носом в волосы...

— Я не понимаю, Саш, я ничего не понимаю… И мне так больно, так мучительно больно… Но я… Я не держу, не буду… Я верю тебе, как всегда верила… — Я действительно верила ему. Всегда. И еще, я знала, что если он принял решение — его уже не изменить. По сути, кроме этой слепой веры, мне больше ничего и не оставалось...
— Маленькая моя, родная моя… Прости, прости… Ты поймешь, ты потом обязательно все поймешь… — Повторял он, как мантру, качая меня на руках… — В любви так бывает, так надо...
— Неужели ты разлюбил меня?! — Одна только эта мысль была мне дика. — Нет! Не верю! И не поверю! Я вижу тебя, твои глаза, слышу твой голос, твое дыхание, чувствую твои руки! Нет!
— Нет… Нет… Потом… Потом поймешь… — Он сам практически плакал.
— Что же будет дальше?
— Все будет, как прежде. Как было «до». Только мы научимся жить другими и по-другому.
— А, ты думаешь, получится так? Получится это самое «до»?!
— Да… да. Все получится, родная. Все получится… — Он смотрел куда-то в пространство. Сквозь предметы и стены. Мы просто теряли друг друга.

Наверное именно из-за таких моментов в моей жизни — я люблю и ненавижу осень. Осень забрала у меня брата. Осень подарила мне сына. Осень подарила и забрала у меня Сашу. Все ключевое и главное — происходило именно осенью. Именно осень научила меня любить и показала, как больно терять, именно осень...

— Я не смогу без тебя...
— Я буду с тобой...
— Но ведь...
— Шшшш! — он приложил палец к мои губам. — Мы начнем все сначала, мы вернумся к истокам. Мы снова будем друзьями.
— Мы не сможем...
— Мы сможем...

Когда я уезжала от него, утром другого дня, шел дождь. Противный, моросящий, тоскливый. То небольшое количество снега, который нападал за предыдущие дни — был смыт этой моросью. Голова моя болела и кружилась, ноги подкашивались, сердце колотилось. Где-то в переходах метро я остановилась, задумалась, взяла телефон и… Позвонила Роме.

— Забери меня, пожалуйста. Я на Боровицкой. Забери… — я плакала в трубку. Я была пуста до предела. Мне нужно было плечо, что бы уткнуться, мне нужно было как-то справиться и пережить тот момент, тот день и я не могла сделать это одна.
— Оставайся там. Буду в течении 10 минут. — Вот так просто и без лишних слов.

Он подошел быстро, стремительно.

— Яр, Ярочка! Что случилось?!
— Ром… Мы… Прое*бали друг друга… — и я зарыдала.
— Пойдем.
— Куда?
— Домой...
— Я не хочу домой сейчас, не хочу...
— Да не к тебе. И не к нему. Ко мне. Не здесь же разговаривать! — Мы поднялись по экскалатору, вышли на улицу, сели в машину и поехали. По пути он остановился у магазина. — Посидишь в машине, ладно? Я сейчас кое-что куплю и вернусь.
— Хорошо… — Я уже не плакала. Глаза мои остекленели. Вены на руках проступили яркими полосами и узлами. Голова не соображала.

Он вернулся спустя минут 40, таща три огромных пакета один из которых подозрительно звенел стеклом и огромную, поистине огромную, битком набитую чем-то сумку.

— Тебе когда надо дома быть?
— В среду, по хорошему...
— В среду… Сегодня у нас четверг… Сама вернуться раньше не хочешь?
— Нет. Перекантуюсь у подруги пока. В таком состоянии — я не поеду домой… Мама будет переживать… А объяснить — я не смогу...
— Никаких подруг. Поживешь у меня. Я на днях ремонт закончил, комнат много — выберешь любую. Мне так спокойнее будет. А то начудишь еще. От учебы — отмажу, справку сделаем. Возражения не принимаются. — Он говорил спокойно, четко, размеренно. Но в интонациях чувствовались и боль, и переживание.
— Ром...
— Что?
— Спасибо тебе… И прости.
— Не за что прощать. — Он коротко поцеловал меня в щеку, паркуясь у дома.

Я не была на этой его квартире. Это был его новый дом. 5 комнат, 2 ванных, 2 санузла, огромная кухня, просторная прихожая, две отличных утепленных лоджии. За прошедшее время — многое изменилось. Мы виделись раза 4 после того разговора. Он не мог видеть меня. Он не мог видеть нас. В квартире еще попахивало свежей краской.
Он помог мне раздеться. Провел в кухню, усадил на мягкий диван.

— Подожди, я сейчас. Сумки в машине оставил.

— Поможешь разобрать?
— Да, конечно.
— Так, смотри: тут продукты, тут алкоголь и твои сигареты. Тут — тоже частично продукты и еще кое-что, по мелочи. А эту сумку я пойду разберу сам.
— А что там? — я задала этот вопрос на автомате. Меня слабо интересовало ее содержимое.
— Там — твои вещи. Ведь ты явно не собирала чемоданы уходя из его квартиры. Жить тебе тут почти неделю, так что… Впрочем, оставь-ка пока все. Давай с вещей и начнем. Разложим все кое-как, заодно и свое новое жилище тебе покажу, выберешь комнату себе… Ну, что как не живая? Мир не рухнул, пойдем.
— Мой рухнул...
— Не дури! Сейчас разберем все, потом поговорим.

Он провел меня по комнатам.

— Ну, куда тебя заселять?
— А какая твоя?
— Вон та. — он рукой махнул на одну из дверей.
— Тогда моя — вот эта. — Я указала на соседнюю дверь. Он слегка улыбнулся.
— Хорошо.

В комнате он вынул из сумки две пижамы, две пары джинс, свитер, водолазку, пиджак, коробку с туфлями, коробку с зимними сапогами и коробку с зимними кедами, шерстяное платье, пару блузок. В последнюю очередь достал оттуда ворох упаковок колготок/чулок и две коробочки с комплектами нижнего белья. Доставая их он слегка потупился.

— Ты не подумай ничего. Это без каких-либо намеков и подоплек… Тебе это просто сейчас надо… Я брал интуитивно… Надеюсь — все подойдет. Я на глаз только мог прикинуть ведь… Только не подумай ничего… — Он сам был смущен.

Я села на большую кровать, стоявшую по центру, на которую он все это выкладывал. И потянула его за руку. Он сел рядом. Я уткнулась ему в шею, крепко обняв.

— Ром… Почему ты все это делаешь для меня?
— А разве это так важно? Просто делаю. И все. — он не сказал, вроде бы ничего, но его дрогнувший голос — сказал мне все.
— Ром...
— Что еще?...
— Ром… Спасибо тебе… — он лишь крепче прижал меня к себе, словно желая защитить ото всего мира, укрыть от боли… И просто целовал, целовал меня в макушку, как родители целуют детей, когда те плачут, когда у них что-то болит.

Мы посидели так еще минут пять, потом прошли в ванную, которая была ближе к нашим комнатам. Он извлек там он извлек из сумки зубную щетку, шампунь, бальзам, мочалку, гель для душа. Достал еще пакет с чем-то...

— Его разберешь сама. Там крема/косметика. Брал то, что говорила продавщица, я в этом не соображаю же… — Он отдал мне пакет, а сам уже вешал на крючек большой махровый халат. — Вот, держи еще костюм домашний. Тебе нужно расслабиться. Умойся, прими душ, переоденься. Я пойду повешу куртку в прихожей еще и закину тебе в комнату сумку. Приготовлю поесть. Сполоснешься — приходи на кухню. И не плач. — Он снова коротко чмокнул меня в щеку и вышел…