Между реальностью. Часть 8.

Село Первомайское. 2017 год.

Я вернулась в село. Сейчас уже не было так тихо, как ранним утром – горланили петухи, и надрывалась собака бабы Нюры за забором. Я подошла к ее калитке и встала на носочки, чтобы увидеть, есть ли кто-нибудь во дворе. Я не могла не проведать ее – слишком многое нас связывало даже сейчас, спустя такое количество прожитого времени порознь. По моим подсчетам, бабе Нюре сейчас должно быть чуть больше восьмидесяти лет. Наверное, она совсем дряблая старушка и ходит, опираясь на трость. Чтобы не беспокоить ее, я попробовала сама открыть калитку. Так, как она учила меня в мои тринадцать.

Аккуратно взобравшись на небольшой холмик у калитки, я перекинула правую руку и нащупала защелку. Тихо и бесшумно открыв ее, я спустилась  с холма и вошла на территорию участка. Несмотря на то, что баба Нюра жила одна, на ее участке по-прежнему было убрано и ухожено. Справа стоял красивый деревянный колодец, выкрашенный цветными красками, изображая калину и патриотические ленты. Слева возвышалась баня. Я поднялась на крыльцо, которое почти не изменилось с тех пор, как я здесь была. Я громко постучала в двери и подождала две минуты. Затем еще раз постучала, но за дверью была тишина.

— Кто это без спроса врывается на частную территорию! – крикнул знакомый голос где-то за моей спиной.

Я медленно повернулась и с улыбкой посмотрела на бабу Нюру. Она такая же, как и прежде. За исключением того, что на ее лице появилось плюс несколько новых морщин. Белоснежные седые волосы были так же аккуратно собраны в пучок, в ушах висели длинные серьги с полудрагоценными камнями. Одета она была в темно-зеленый велюровый спортивный костюм, который вполне отлично сидел по ее худощавой фигуре. Если бы я не знала ее, то никогда в жизни не дала бы ей больше шестидесяти.

— Наденька! – ахнула баба Нюра. – Не может быть… Это правда, ты?

Ее лицо вмиг изменилось. Из ворчливого превратилось в грустное, глаза наполнились слезами, она вмиг сгорбилась и беззвучно заплакала, прижав правую ладонь к щеке.  Мое сердце раскалывалось на мелкие кусочки от боли и чувства вины. Я прекрасно знала, что у нее никого нет рядом. Но тем не менее, предалась своей боли и своим страхам, долгое время не посещая старушку. Я подошла поближе и обняла ее.

— Не грусти, баба Нюра. Все хорошо. У меня все хорошо.

— Я так тебя ждала, но я понимала, почему ты не приезжаешь. Я прекрасно тебя понимала...

Мы молча вошли в дом, соседка успокоилась и стала веселее. Она с радостью угостила меня чаем на травах, которые собственноручно собирала и пирожками с капустой.

— Это успокаивающий и целебный чай, — сказала она. – Выпей, и почувствуешь невероятную легкость. На долгое время уйдут головные боли и исчезнут панические атаки. Я до сих пор работаю – лечу, исцеляю, заговариваю. Люди едут, приезжают с разных концов страны, чтобы попасть ко мне. А я что – мне лишняя копейка не помешает. Наденька, что я все о себе да о себе! Расскажи мне лучше – как ты сама? Я раскладывала карты на тебя, знаю, что ты замужем, но отчего-то несчастна.

— Замужем, баб Нюр. За прекрасным мужчиной. Зовут его Павел, мы вместе уже десять лет, и примерно столько же не можем зачать ребенка.

Соседка тяжело вздохнула. Она села на соседнем стуле и положила свою морщинистую руку в перстнях мне на плечо. Я набрала воздуха побольше и стала говорить. Эта тема была для меня болезненной. Я очень долгое время корила себя за случившееся со своей сестрой. В голове то и дело всплывали страшные картины той ужасной ночи, роковой ночи, самой запоминающейся в моей жизни. Те несчастные секунды навсегда отпечатались яркими красками в моей голове, и стереть их, увы, я никак не могла. Я все время вспоминала маленькое тело Настеньки, ее приоткрытый ротик, мой истошный крик после того, как я поняла, что произошло. Я кричала по ночам, и именно поэтому мне пришлось рассказать о содеянном мужу. Я знала, что могла доверять ему. Паша поддержал меня. Я запомнила его боль в глазах, и слова:

— Милая, ты была всего лишь маленькой испуганной девочкой. Просто девочкой. Ты ни в чем не виновата.

Павел оплатил мне курсы занятий с психотерапевтом. Я лежала на кушетке, как в американском кинофильме и рассказывала строгой женщине в синем брючном костюме о своей жизни, начиная с рождения. Открыто говорила о наших с матерью взаимоотношениях, о брате, о подругах, но кратко о том, что произошло той ночью. Я лишь сказала, что видела смерть крохотной сестры, но я не могла пересилить себя и признаться, что именно Я ее убила. Я ходила в церковь, но даже там не призналась, и груз по-прежнему висел тяжелой ношей на моем сердце. И никто – муж, психотерапевт, священник, не могли мне помочь.

— Все сложно, баба Нюра. Все очень сложно. По результатам обследования я и Паша вроде как  здоровы. Мой лечащий врач говорит о психосоматике. Да я и сама понимаю, что в моей голове до сих пор стоит образ Настеньки, я никак не могу от него избавиться. Лезут мысли в голову – что я не справилась, я убила ее, и точно так же убью нашего собственного с Пашей ребенка.

— Все и правда сложно, — вздохнула баба Нюра. – Я сама виню себя, что после родов твоей мамки не отдала ребенка в дом малютки. Сразу же. Оставила кроху на тебя, а ты была совсем еще девчонкой – тебе бы в куклы играть, да по двору бегать, а ты с ребенком новорожденным носилась. Ты была жертвой обстоятельств, которые создали для тебя взрослые. Но ты ни в чем не виновата, Наденька.

— Спасибо Вам, баб Нюра, — сказала я и положила свою ладонь на ее морщинистую теплую руку. – Мне, правда, легче от Ваших слов.

Мы выпили не одну кружку чая, говорили обо всем. Я рассказывала ей о своей любимой работе, о том, что мои мечты сбылись – я значимый человек, я живу в столице, я многого добилась своими силами и умом. Баба Нюра восторгалась мною, она заворожено слушала о тех городах и странах, где я бывала. Я рассказывала ей о райских пляжах Таиланда и самых красивых улицах Испании и Парижа. Опомнилась я, когда солнце стало заходить за горизонт.

— Ой, что-то я совсем заболталась! – сказала я. – Я хотела обойти жителей и спросить, быть может, кто-то желает прийти на похороны Андрея?

— Я желаю, — сказала баба Нюра. – Думаю, еще захочет Владимир Кузьмич и Петя Ксилатов с женой. Они вроде неплохо общались… Но, нехорошо мне от упоминании об Андрюше, чувствую себя виноватой… – сказала соседка.

— В чем же Вы виноваты? – удивилась я.

Соседка задержала меня еще на долгие полчаса, вникая в детали жизни моего брата до несчастного случая. Андрей приехал хоронить мать в село Первомайское. Он и раньше приезжал, когда мог, помогал продуктами и видел, что мамин конец совсем близко. Перед ее смертью она пила больше обычного, пила сама, так как многие ее друзья-алкаши уже давно умерли от цирроза печени. А мама еще держалась бодрячком. Андрей приехал и как полагается, схоронил мать, да что-то рассорился с женой и решил остаться здесь навсегда. Он жаловался соседке, что жена ему попалась сварливая, буйная и совершенно не хозяйственная, несмотря на то, что была при этом очень красивой внешности.

Детей у них с женой не было, и Андрей решил, что с него довольно. Ничего их с Галей больше не держит. Остаток дней он мечтал провести в тишине и спокойствии, заниматься грядками, да хозяйством. Весной он заводил курей и гусей, хорошенько откармливал их, а ближе к холодам они превращались в очаровательные тушки, которые Андрей ездил продавать на базар, в район.

Сейчас меня частенько одолевает бессонница по ночам. Я долго ворочаюсь, часами не сплю. Вот и в ту ночь я слышала крики из вашего двора. Был женский и два мужских голоса. Потом крики утихли, я еще несколько часов почитала книгу и наконец-то уснула, а утром удивилась, что Андрей не проснулся рано утром, чтобы начать мастерить что-то на своем участке. Выждав до обеда, я  зашла на территорию дома и увидела на заднем дворе его тело. Вот думаю, что было бы, если бы я вышла ночью и разогнала бы всех? Может, спасла жизнь Андрюши?

— А Вы говорили участковому о том, что слышали голоса и крики? – спросила я.

— Да разве ж меня кто спрашивал! Полицейский решил, что я старая маразматичка, наверное… И не опросил меня даже.

— Это очень странно, – сказала я. – Иногда мне кажется, что участковый Костя не так прост, как кажется. За его добродушной улыбкой скрывается что-то неприятное и временами зловещее.

Я, как могла, утешила соседку, которая во всем видела свою вину. Для меня она была спасителем, утешением, поддержкой. Только рядом с ней я могла говорить о Насте откровенно. Я вышла из дома бабы Нюры в полном недоумении. Странно, почему важного свидетеля – соседку, которая нашла тело - даже не опросили? Нужно будет задать Косте этот вопрос при встрече.

Я обошла еще несколько домов в селе. Самый ближний к нашим с бабой Нюрой участкам был дом Леси. Бывший дом Леси, моей бывшей лучшей подруги. Сейчас передо мной стояла лишь коробка – то, что осталось от красивого и престижного дома. Окна были выбиты, двери отсутствовали, на участке некуда и ступить было – настолько все было завалено хламом, пустыми бутылками, обертками и газетами. Я не знаю, в каком году семья моей подруги переехала, но точно помню, как мы встретились с Лесей в столице, буквально пару лет назад...
Село Первомайское. 1995 год.

У меня тут же закружилась голова и запульсировало в висках. Я убила собственную сестру.

От шока я подвинулась к стенке и зажмурила глаза – мне было страшно смотреть на то, что я совершила. «Убийца» —  это слово вихрем крутилось у меня в голове. Чтобы не слышать себя, я кинулась к бабе Нюре, босая, в домашних гамашах и свитере. Я выбежала на улицу и ступала ногами по растаявшему снегу и грязи. В голове крутились страшные мысли, что меня посадят в тюрьму за совершенное убийство, что вся моя жизнь пойдет коту под хвост. Возможно, это было слишком эгоистично в данный момент, но я не могла контролировать свои суждения в такой напряженный момент. Я готова была свалиться в обморок, настолько ярко в моей голове отпечаталась сцена падения и этот глухой удар.
Я запрыгнула на холмик и открыла калитку, ведущую к дому бабы Нюры. Не раздумывая, я с силой замолотила руками о входные деревянные двери. Баба Нюра открыла мне тут же. Она держала свечу в руке, стоя в ночной сорочке с распущенными седыми волосами передо мной.

— Наденька, что случилось?

— Я не хотела, правда! Я так больше не буду, больше не буду, — шептала я, чтобы никто нас не слышал.

Она видела панику на моем лице, видела страх и боль. Я стояла и не могла сказать ничего внятного. А потом я заплакала, громко и отчаянно. Баба Нюра кинулась к моему дому, прямо со свечой в руке. Я побежала следом, в надежде, что она исцелит Настеньку. Она же умела это делать! В сердце теплилась надежда, совсем крохотный уголек. Я аккуратно прошла на кухню первой, и указала на пол, выложенный грубыми деревянными досками. Баба Нюра склонилась и ойкнула, увидев Настеньку, лежащую на полу.

— Вы оживите ее? – с надеждой спросила я.

— Я не исцеляю мертвых, милая… – тихо сказала баба Нюра.

Я впала в панику и, забившись в угол плакала. Мне казалось, что вот-вот вернется мама и начнет проклинать меня за то, что я убила ее ребенка. А затем за мной приедет полиция, и я проведу свои лучшие годы за решеткой. Баба Нюра склонилась надо мной и пристально посмотрела на меня в темноте.

— Успокойся, слышишь меня. Кроме тебя и матери кто-нибудь знает о ребенке? – спросила соседка.

— Нет, — ошеломленно ответила я, еще не понимая, к чему она клонит.

— Слушай меня внимательно. Сейчас я увезу девочку и схороню где-нибудь далеко в лесу. Так, что ее никто и никогда не найдет, — сказала соседка. – Матери скажу, что она родила мертвого ребенка, просто задушив его во время родов. И все будет как прежде. Только уберись здесь, словно девочки никогда и не было.

Она хорошенько встряхнула меня за плечи, и я согласно кивнула. Хотя я прекрасно понимала, что никогда и ничто не будет так, как прежде. Затем, баба Нюра аккуратно переложила Настеньку в белоснежные пеленки, укутав, словно тряпичную куклу. Она взяла небольшую лопату и ушла из нашего дома. А я легла на кровать и забилась к стене, горько всхлипывая и не смыкая глаз. Я не могла пошевелиться в темноте, повсюду мне мерещилось лицо моей сестры, слышался ее душераздирающий плач.

— Прости, прости меня… Я правда не хотела, — шептала я в бреду.

Близился рассвет. Я не знала, сколько времени прошло, но наконец-то я нашла в себе силы и начала выглядывала бабу Нюру у окна. Вдруг, ее по дороге встретила полиция, и она обо всем рассказала им? Сказала, что это соседская девчонка Наденька уронила кроху на пол?

Еще издалека я сумела разглядеть соседку, устало бредущую из леса с лопатой в правой руке. Я выбежала ей на встречу и сказала, что не могу уснуть. Меня мучают кошмары, мне страшно и невероятно тревожно. Соседка взяла меня за руку и привела в свой дом. Я безумно удивилась обилию икон в ее доме. Она же колдунья? Неужели колдуньи верят в Бога? Я не смогла поднять глаза и посмотреть на икону Божий Матери. Мне было стыдно. Баба Нюра заварила чай на травах. Руки у нее сильно тряслись при этом. Я выпила чай и крепко уснула на теплой мягкой кровати, укрывшись пуховым одеялом и обо всем забывая. Жаль, что не навсегда.