Роды как они есть.

Этот день я постоянно вспоминаю, и он останется со мной на всю жизнь.
Третий день в больнице. Никаких признаков, всё глухо. Вчера двоих выписали из палаты, сегодня двое новеньких поселили на их кровати. У всех одни и те же навязчивые мысли — когда уже? Выйди в коридор, скажи любой «Привет!», и всё, дальше общие темы поглотят всех. Утром снова лфк. Старательно выполняла все упражнения, чтобы помочь процессу. Никаких продвижений. Но хоть заряд бодрости и хорошего настроения. Мне нравились эти занятия, время проходило с пользой. А потом день тянулся. Днём обычный обход врача. Пришла новенькая для нас девочка, всё измерила, послушала, убежала. А я так ждала врача, которая нас изначально вела. Она добрая и внимательная, всегда выслушает и ответит на все вопросы. Снова время остановилось. В коридоре услышала мужской голос, удивилась, прислушалась. Врач-анестезиолог разговаривал с пациенткой об особенностях разных видов анестезии. Я даже вышла в коридор послушать. Он настраивал женщину не бояться, и объяснил достоинства и недостатки всех методов обезболивания. Хотя конечно лучше уж без этого обойтись. Ближе к обеду пришла наша врач, и посмотрела всех в палате. Меня отдельно пригласила в процедурный кабинет для осмотра на кресле… такие вещи, как осмотр шейки матки, запоминаются. И ведь настроилась решительно, а всё равно крик вырвался, уж очень чувствительная процедура. Зато врач сказала, что есть продвижение и даже небольшое раскрытие, почти два пальца. Ну и пробка у меня уже второй день отходила. «Ты и сама чувствуешь, что происходят изменения». Чувствовать то чувствую, но что-то толку было очень мало. После столького времени ожидания уже нетерпелось, хотелось, чтобы всё уже началось, чтобы уже всё прошло, а каждый новый день только наводил тоску, что снова ничего не произойдёт, и нужно ждать, снова ждать. Врач пообещала, что если через четыре дня ничего не будет, то она проколет мне пузырь, чтобы отошли воды, и тогда уж процесс запустится. А я в свою очередь попросила у неё разрешения уйти домой на денёк через три дня, если ничего не случится. Она согласилась. После обеда пошла принимать душ, пока там никто не занял место после вчерашнего отключения воды. Затем вернулась в палату. В коридоре увидела знакомую девушку, которая утром тоже была на лфк. Она собирала вещи для перевода на пятый этаж в родзал, у неё началось. Мы мило попрощались, а я про себя отметила, что есть же счастливые люди. Я зашла в палату и попробовала уснуть. Что-то было не так. Лёгкий дискомфорт внизу живота не давал мне полностью уснуть, и я лежала в полудрёме. Я подумала, что это остаточная болезненность после осмотра на кресле. Часам к четырём дня стало сильнее тянуть живот. Но интереснее было то, что моя ежедневка не справилась, и все трусишки были мокрые, но по ногам вода не бежала. Я подумала, что наверняка отошли воды, частично. Поменяла трусишки и прокладку, всё повторилось. Я подошла к дежурной акушерке, она сказала мне ещё походить хотя бы час, чтобы посмотреть на развитие событий. Я дождалась ужина, который был в пять вечера. Новенькая девушка из палаты угостила меня блинчиком с фаршем. За ужином я поняла, что у меня начались схватки. Они были вполне терпимыми и с хорошими промежутками отдыха. Как при месячных. Я быстро доела кашу и блинчик и поспешила в палату, чтобы одеться и спуститься вниз. Любимый должен был прийти проведать, а я решила, что не буду ему звонить и предупреждать, вдруг раздумает ехать, а мне очень хотелось его увидеть. Мы посидели с ним внизу в холле полчасика. Схватки стали нарастать, я сжимала его руку, а он радовал меня разговором о том, что всё пройдёт хорошо, и что все ждут. Он передал мне немного еды, а потом ушёл, чтобы и я смогла сама дойти до своего отделения. Когда я туда вернулась, было уже полседьмого вечера. Схватки стали чаще и болезненнее, и всё ещё напоминали месячные боли, те самые, от которых меня скручивало пополам. Я снова подошла к дежурной акушерке, она сказала, чтобы я засекла время между схватками. Оказалось, что схватки накатывают уже через каждые полторы — две минуты. Это очень часто. Нам советовали ехать в роддом, когда промежуток между схватками будет минут пять — семь. Меня стали оформлять документально на заветный пятый этаж в родблок, а я в это время старалась передышать каждую схватку поверхностным лёгким и частым дыханием, и во время схватки уже сложно было разговаривать, да и думать. Я собрала свои вещи в палате, попрощалась с соседками, и в сопровождении акушерки пошла с баулами к лифту. И повезли меня… на первый этаж. Потому что перед прибытием в родзал нужно полностью очистить кишечник. Там мед сестра повозмущалась, что у меня слишком много вещей, и что в родблок меня с ними не пустят. Я сократила пакеты вдвое, половину оставила там, у неё: вещи для малыша, моя тёплая одежда, всякие книги и даже скетчбук, в котором так ничего нового и не появилось. Оставила взять с собой только средства гигиены, послеродовые прокладки, ну и кое-какую еду, а для малыша в родзале оставила только шапочку и носочки. Облегчив пакеты и переодевшись в их стерильную ночнушку, я приготовилась сама облегчаться дальше. Мне поставили клизму из кружки Эсмарха, после которой я долго и упорно очищалась в специально отведённом санузле с душем. Схватки при этом усиливались, но приходилось как-то ходить на полусогнутых ногах и стараться не кричать. Пока мне это удавалось. А ещё я порадовалась тому, что днём приняла душ и побрила всё и везде, как чувствовала, и что хоть сейчас со схватками этого делать не нужно, потому как в родзал пускают только выбритых и очищенных. После меня снова сопроводили в лифт с вещами, и теперь я наконец попала на пятый этаж. На косых ногах чуть ли не по стенке, с двумя пакетами в руках я дошла до родильного отделения. Там была акушерка на посту, она сказала мне, что я пришла на день рождения, и не нужно ходить с таким выражением лица. Сказано это было дружелюбно, и я постаралась улыбнуться. Тем временем мои вещи унесли в родзал, а мне сказали идти в смотровой кабинет. Это было совсем рядом, там вообще удобная организация процесса. У каждой роженицы свой смотровой кабинет, и тут же в соседней комнате индивидуальный родзал, где всё оборудовано для одной. То есть рожаешь в отдельной комнатке, и рядом с тобой только врачи и никто больше не рожает. Это большой плюс. Но вначале меня ждал смотровой кабинет, пришлось снова забираться на дурацкое гинекологическое кресло (в таком то состоянии!), и гинеколог уже второй раз за день стала смотреть раскрытие шейки матки. Наверное, я громко взвыла и орала, потому что врач серьёзным тоном сказала мне, что это только самое начало, что раскрытие только два пальца, и что нечего так себя накручивать. И это она умудрилась посмотреть всё между схватками, и сказала, что и во время схватки тоже потом надо будет посмотреть. В тот момент я подумала, что если это, мать вашу, самое начало, а я уже почти помираю, то где бы набраться сил, чтобы вынести всё остальное. Краем уха я услышала, что записывают время моего поступления — семь часов вечера. В голове пронеслась мысль, что наверняка рожу ближе к утру, и всё это время мне нужно как-то продержаться, но как! Потом пришла акушерка, вежливо и тепло поздоровалась со мной, сказала, что её зовут Ксения, помогла мне лечь на кушетку, чтобы провести ктг. На живот ставят два круглых датчика, типа как на экг, только они не на присосках и большие, круглые, их закрепляют поясами. И лежишь. Лежишь и лежишь. Если бы не схватки… Ксения затем сказала, чтобы я думала о том, что схватки — не вечные, что когда-нибудь они пройдут, потом пообещала, что ближе к потугам они поставят мне анестезию, чтобы я держалась. А ещё она поставила мне укол, объяснив его действие тем, что он помогает размягчить шейку матки, чтобы она сама лучше и быстрее раскрылась (галидор в инъекциях). Предупредила, что укол очень больной… кого там, по сравнению со схватками я вообще ничего не почувствовала! Потом она оставила меня лежать с датчиками… и вот тут то и начался мой ад. Я старалась думать о том, что схватка закончится, думала о малыше, представляла себе разные образы как во время домашних занятий с дыханием: распускающийся бутон, раскрывающаяся дверь и окно. Такие образы настраивают организм на нормальное течение процесса. Лёжа было конечно комфортнее, чем стоя, я старалась не зажиматься, пыталась делать всё, как нас учили на курсах. Ну и дыхание конечно. Без дыхания на схватках делать нечего. Я закрыла глаза, так было легче. Через какое-то время датчики сняли, и мне сказали идти в родзал. Там, рядом с креслом для родов стоял красивый большой серебряный фитбол. Я постелила пелёнку на него и села. Одной рукой держалась за кресло, глаза снова закрыла. Схватки стали ещё сильнее, хоть я и наивно полагала, что куда ещё. Теперь они не были похожи на месячные боли, они вообще ни на что не были похожи, это просто сгусток концентрированной боли, который разрывает тебя изнутри на мелкие части. Ко всему прочему прибавилась сильная боль в пояснице, и второй свободной рукой во время схватки я массировала себе её, а потом уже просто стучала по пояснице кулаком, потому что болело всё и сразу: кости разрушались, мышцы рвались, всё сокращалось, и я не знаю таких слов, чтобы передать эти невероятные ощущения. И если в обед я была уверенна, что никакой анестезии мне не понадобится, то сейчас я просто жила этой мыслью, этой сказанной фразой, что мне сделают анестезию. Да я душу готова была продать за неё! Любые деньги, любые клятвы, лишь бы хоть немного снизить эту невыносимую боль! И я уже была практически готова молить поставить анестезию, но было одно маленькое «но», которое меня от этого спасло. Это «но» — промежутки между схватками. Они стали дольше! Как ни странно. Сначала они были примерно как сама схватка по длительности, а потом и ещё длиннее. Так что я чуток успевала отдохнуть даже погрузиться в некий полусонный транс, стараясь расслабить всё тело. Во время схватки я готова была на что угодно, дышала уже на автомате, выла как волк на луну (кричать ведь тут не модно). В какой-то момент открыла глаза — без двадцати девять вечера. Часы висели на стене. Всего то! А мне ведь до утра надо так продержаться! Вот если перерывы между схватками начнут сокращаться, тогда точно буду молить об анестезии, а пока… и вдруг схватки стали чуть менее болезненными. А на паре схваток я даже дышала как обычно, просто забывала дышать, как учили, и ничего. А потом отошли воды. Теперь уже по настоящему. Сильная боль ушла, и захотелось тужиться. Сколько я перечитала всяких рассказов о родах, но чтоб вот так вот и сразу… Я простонала, что у меня отошли воды, прибежала другая акушерка, удивилась, сказала, чтобы я снова в смотровую на кресло (да чтоб его!). Каким-то чудом я на него забралась, уже не помню, она стала смотреть раскрытие шейки. После схваток я уже почти не чувствовала как она осматривает, я вообще была как кот Шрёдингера — то ли в этом мире, то ли в космосе. В пустоте пронеслась мысль, что хоть бы пальцев пять уже раскрытие было. И тут акушерка говорит, что у меня полное раскрытие, и что пойдём рожать. И тут я офигела. Сильно. И все офигели. Акушерка давай всех звать, я снова краем уха слышала, что она говорила про это полное раскрытие, а остальные голоса удивлялись, что как так, она ведь в семь вечера поступила, было два пальца, а сейчас уже девять вечера, и десять пальцев, акушерка отвечала, что сама не поверила, что какие ещё воды, какое там тужиться, да ещё и первые роды. Я в этот момент забиралась на кресло для родов, мне туда фитбол поставили, и я временно легла на него животом, пока врачи прибежали и всё стали готовить. А потом я уже нормально на спину легла на это кресло, упёрлась, куда там надо, и во всём слушала Ксению, а она меня очень поддерживала (и когда я выла на схватках на фитболе, она тоже иногда меня навещала, подбадривала, что я смогу, и чтобы я держалась). И вообще атмосфера там была хорошей, потому что на тебя никто не орал, разговаривали ласково. А у меня ещё как назло жкт раззадорился, и между схватками я икала во весь голос. Меня потом ещё врач спросила, всегда ли у меня такое. Это всё из-за блинчика, наверное. На потугах тоже идут схватки, но там уже боли нет (по сравнению со схватками вообще всё чудесно), вот только после двухчасового адища надо тяжело и упорно физически работать. Я старалась всё делать так, как мне говорили, но всё равно были моменты, когда я что-то делала не так. Вокруг меня было человек пять, которые говорили, что они — моя группа поддержки, что всё получится. Ксения мне всё-всё объясняла: как тужиться, когда, сколько, куда и зачем. Тужиться надо только во время схватки, а в промежутках можно было отдохнуть. Во время этого напрягались все-все мышцы и вообще всё тело участвовало в процессе: руками я держалась за специальные ручки на кресле и тянула их на себя (поэтому потом бицепсы дико болели). Она хотела, чтобы прорезалась головка, а головка всё не могла. В итоге, когда головка таки стала выходить, я почувствовала, как там всё распирает и жжётся, но после схваток это были вполне сносные ощущения. Кто-то из врачей взял мою руку и положил на головку, и я почувствовала ладонью затылочек и волосы… это совершенно невероятно. Я и сейчас, когда поддерживаю головку малышу, прикасаюсь к затылку и вспоминаю этот момент. А потом дело пошло уже быстрее: прорезалась остальная часть головки, а потом родились плечики и всё остальное! Оказалось, что у малыша было одно обвитие пуповиной вокруг шеи, поэтому он немного задержался на выходе, и поэтому головка долговато пролезала. Они показали мне его со спины, попу, и спросили, кто (в смысле, пол), потом спросили имя, тут же взвесили и измерили, надели на него шапочку и носочки, которые я отложила с собой, и почти сразу положили его на меня. Ух! Я его даже толком не разглядела, боялась пошевельнуться, да и толком не могла. Видела только волосы, лоб и ухо. Потом его забрали, чтобы оценить жизнеспособность (а может сначала забрали, а потом приложили… могу путать очерёдность событий). Оказалось, что по шкале Апгар 8 баллов из 9, т.е. здоровый и готовый к жизни вне утробы человек. В итоге потуги длились около часа. Потом я пробормотала, что надо же ещё родить плаценту, и акушерка удивилась, что я об этом знаю, ну и там уже недолго тужиться пришлось. Потом меня ещё зашивали полчаса наверное, место обезболив спреем лидокаином. Видимо, потом действие стало снижаться, пришлось повыть. Но боль от иголочки уже была нормальной после всего пережитого. Потом, когда зашили, и Ксения проинструктировала меня, что мне можно делать, и когда снимать швы, и убедилась, что я всё поняла и запомнила, малыша снова принесли и положили мне на грудь, и он стал кормиться. И только тогда все ушли и оставили нас вдвоём. Через какое-то время я слышала, как где-то недалеко, наверное, в соседнем родзале, девушка дико завывает, и по этому вою поняла, что у неё уже крутые схватки, прям почувствовала её боль, и подержала за неизвестную девушку волшебные крестики в уме. Бедняга ещё не отмучилась, в отличие от меня. Малыш тем временем кушал молочко из груди, нас накрыли простынёй, и я снова не могла пошевелиться и разглядеть его. Но один глазик всё же увидела. Периодически Ксения заглядывала ко мне и спрашивала, как дела, всё ли нормально. И уже ближе к полуночи (а родила я без пяти десять вечера) пришли две мед сестры из послеродового, стали давить мне на живот, чтобы из матки ещё кровь вышла, пришлось снова повыть волком, но я понимала, что всё это для моего же блага. Они подвезли каталку, малыша забрали, потом я потихоньку перебралась на неё, и они меня повезли на другой этаж. Перед этим мед сестра допытывалась, в какую палату меня положить, в платную или бесплатную. Я вначале сильно затупила, не могла понять, что от меня хотят, потом мед сестра уже начала немного сердиться, и я определилась, что в платную. Они меня привезли с вещами, переложили на кровать, принесли покушать манки, от которой я не отказалась, и оставили с малышом, которого положили запеленованного рядом в специальную кроватку на колёсах. И потом я стала всем звонить и рассказывать, что всё успешно прошло. Мед сестра наказала без неё не вставать и позвать, если захочу в туалет, а в итоге через часов пять я сама смогла встать, чтобы помыть попу малышу. Мораль сей басни очень проста: планируйте заранее, а если не планируете — обязательно предохраняйтесь!