Девочки, ответьте, пожалуйста на вопрос: "Мой рай там, где ???" и как же пишет Наринэ Абгарян, зачиталась)

Вроде сентябрь, пока половина, в долине лето — утомлённое, треснувшее по боку, перебродившее — и всё же лето, а в горах уже пахнет зимой, она так близко, словно и не уходила вовсе, словно пряталась на дне ущелий, в стенах вечномёрзлых пещер, в загривках быстрокрылых ветров. Нигде более так остро не ощущаешь свою вечность и свою же скоротечность, как в горах. Даже посреди самого жаркого полудня, когда воздух нем и бездвижен, а разомлевшее солнце душно висит над перевалом, вознамерившись остаться там «на навсегда», зима найдёт возможность дать о себе знать — морозно-влажным сколом на треснувшем валуне, замертво упавшей птицей, горстью прошлогоднего снега, которую тебе, шестилетней, протянет бабушка, посчитав, что ты уже достаточно взрослая, чтобы это знать. Она разломит пополам этот перепачканный землёй, заскорузлый от подталин ком снега, и ты увидишь, что он целиком, насквозь кишит медленными белёсыми червями. Всюду жизнь и смерть, скажет бабушка, и в её словах будет столько правды и смысла, что тебе, шестилетнему неразумному зверёнышу, расхочется что-либо уточнять. Ты развернёшься и помчишься вниз по склону, не наискосок, чтобы поберечь ноги, а напрямик, хватая ртом ледяной воздух, перепрыгивая через колючие кусты седого чертополоха и выступающие низеньким частоколом ржавые стебли аслара — выдернул трубочку, надул до упора, резко намотал на кулак — он взрывается с глухим протяжным хлопком. Именно в тот день ты поймёшь, как это сложно — жить с безусловной, непреложной истиной. Потому инстинктивно сделаешь то, что обычно и делают люди, столкнувшиеся с ней: притворишься, что её не существует. Сбежишь.

У каждого человека свой рай, откуда однажды, не справившись с бременем истины, он сбегает. Мой рай там, где на приветствие отвечают «твоё «здравствуй» принадлежит Богу», где, поторапливая, напоминают «у дня не осталось времени для вздоха», где, встретившись с тобой на улице, с трудом заговаривают на литературном армянском, но сразу же, махнув рукой, переходят на родной диалект: «во всём мире хорошие слова произносят с одинаковым выражением лица, не поймёшь — так догадаешься». Узнав, что ты местная, тут же деловито принимаются выяснять, «чья ты будешь» (Пашоянц? вааа, как не знаю! ты Юрика дочка или Лёвика?)

Мой рай там, где холмы, по-старчески покряхтывая, бьют каждое утро челобитную восходу, вымаливая ещё один мирный день. Где в ночи так густо поют сверчки, что кажется — их слышно за перевалом. Где в погребах, кутаясь в бабушкину шаль, дремлет время. Где в водной ряби дождевых бочек отражается привычный с детства ковш Большой Медведицы: посмотреть так — он цепляет своим хвостом печную трубу соседского дома, а вот так — наматывает на палец невесомый облачный пух. Где до сих пор в обиходе старинное слово «пйнджряпсюк», подразумевающее ласковую морось, под которую растёт молодая крапива.

Мой рай там, где горы. Я возвращаюсь к ним всякий раз, когда тяжело и невмоготу. Стою на самой вершине — объятая ветром, оглушённая безыскусной библейской красотой родных мест. Вокруг такая тишина, что слышно шум крыльев пролетающей надо мной птицы — она кружит в небе долго, истово, словно ждёт знака, чтобы спуститься вниз. Я наблюдаю за ней и думаю о том, что в тот день, когда бабушка показала мне червивый снег, она была старше теперешней меня всего на семь лет. Она была почти моей ровесницей, и так много уже знала о жизни и смерти. «А ты — что? — спрашиваю я у себя.— А ты — кто?» Не найдя ответа, принимаюсь оправдываться: я мать, я дочь, я сестра, жена, подруга. Я пишу книги. Я стараюсь не сосволочиться, не спиться. Стараюсь не осуждать. По возможности я помогаю. Отказав в помощи — переживаю. Иногда я бываю такой невыносимой, что хочется себя запретить. Ищу свою истину и не могу найти. Боже, говорю я, Боже, почему ты молчишь. Подай знак, подскажи, объясни. Небо слушает молча, не перебивает. Выслушав мою исповедь, отпускает. Дождавшись, когда уйду, опускается на колени, осторожно трогает мои следы: прикасается к ним кончиками пальцев, согревает своим дыханием. Боже, говорит небо, Боже, как ты вообще их выносишь — безголовых этих дураков. Они так часто обвиняют тебя в том, что молчишь. Но если ты вдруг заговоришь — они разбегутся стремглав, опрометью, изо всех сил. Знали бы они, какая это мука — быть хранителем безусловной, непреложной истины. Знали бы они.

Наринэ Абгарян

Электронные книги и аудиокниги можно взять, например, здесь:

пы.сы.
Мой рай там, где Я)Мой рай — везде) и семья, и работа с детьми, и родные подруги на бебике — часть моего личного Рая)

вернули смайлики — вот он рай!!