Аборты в России: признать правду и запретить

Мы выросли в мире, где аборт не только разрешён законом, но и воспринимается многими, как пусть и неприятная, но обыденная медицинская процедура. Это просто одна из многих бытовых услуг, предоставляемых населению как государственными, так и частными структурами. Мы привыкли к тому, что в газете объявлений фраза «Прерывание беременности» встречается наряду с такими, как «Стоматология», «Ищу работу», «Требуются», «Куплю», «Продам» и т. п. Впрочем, привыкли мы и к тому, что в этих же газетах столь же обычны объявления вроде «Приворот», «Сниму порчу», «Очищу карму»… Мы вообще много к чему уже привыкли. И потому, когда люди светские воспринимают «в штыки» заявления о необходимости аборты запретить, удивляться не приходится. А вот чему удивляться приходится, так это компромиссным мнениям людей церковных.

Мои возражения созрели задолго до появления статьи Андрея Коченова, так как ничего принципиально нового ее уважаемый автор не высказал. Основной аргумент против подобной позиции известен давно, и всё же приведу его для пущей наглядности. Во-первых, жизнь отдельного человеческого существа начинается с момента его зачатия – для христианина (и не только для христианина) это несомненный факт, но желающие могут ознакомиться и с научными подтверждениями этого факта. И потому аборт – убийство человека. Убийство остаётся убийством вне зависимости от возраста убитого, социального и материального положения убийцы, степени сознательности того и другого. Легализация абортов – явление в истории человечества сравнительно недавнее, возникшее уже в секулярном обществе под влиянием материалистических (материалистических – не равно научных!) представлений о мире. Понятно, что в современном обществе у нас по проблеме абортов найдётся много оппонентов, но наша христианская позиция должна быть однозначной: аборт должен быть законодательно запрещён, как и любое другое убийство.

Андрей Коченов вспоминает неудачную рекламную антиабортную кампанию – дескать, от неё стало только хуже. Плакат, о котором он пишет, я хорошо помню. Я не специалист по рекламе, возможно, подобные акции действительно нужно разрабатывать по-другому. Но какое отношение неудачная реклама имеет к сути дела? Недостаток риторических способностей проповедника ведь не означает, что он говорит неправду.

Основной же довод Андрея не выдерживает критики. Получается по этой логике, что мы не имеем морального права быть противниками убийства, воровства, сексуального насилия, если не в состоянии удовлетворить потребности убийц, воров, насильников. Какую мы им должны создать альтернативу?

Понятно, что и государство, и общество должно заниматься и профилактикой преступлений, и работой с теми, кто уже совершил преступления – и эта работа не должна сводиться к угрозам и наказаниям. Понятно, что любому ребёнку – как бы он ни был зачат – государство и общество должны гарантировать всестороннюю заботу. Но это не значит, что отсутствие этой поддержки даёт родителям этого ребёнка право на его умерщвление. Да инаивно полагать, что если создать всем комфортные условия для земной жизни, то люди сразу перестанут совершать преступления. Я бы даже сказал, что это опасный утопизм. Кому, как не христианам, должно быть известно, что проблема лежит куда глубже – в нашей повреждённой грехом природе?

Совсем уж непонятно мне утверждение, что и верующие и неверующие должны оплачивать аборты, входящие в перечень процедур, предусмотренных ОМС. Дескать, «мы в одной лодке» и «что я сделал для того, чтобы он или она этого греха не совершила?» Насколько я понимаю, лично Андрей сделал немало в направлении профилактики абортов – честь ему за это и хвала. Но даже если кто-то занят в жизни другими делами, должен ли он считать себя должным оплачивать всё плохое, на что он никак по-хорошему не успел повлиять? Да, государство распоряжается нашими деньгами далеко не всегда так, как нам бы хотелось. Налоги мы продолжаем платить, как законопослушные граждане. Однако, если я вижу, как государство на мои деньги, например, ремонтирует памятник Ленину, то считаю, что так оно принудило меня участвовать в очередном скверном деле. И если Патриарх Московский и Всея Руси обращается к своей пастве (значит, в том числе и ко мне) с просьбой поддержать кампанию за выведение абортов из системы ОМС, я рад на эту просьбу откликнуться. А если мысль Андрея довести до логического завершения, получается так: не можешь предотвратить преступление – становись его соучастником, не можешь исправить преступника – иди с ним на «дело».

Как справедливо замечает Андрей Коченов, «аборты – это лишь следствие болезни нашего общества, а не его причина, которая кроется, прежде всего, в духовно-нравственных и уж только потом в социальных и экономических проблемах». Также нельзя с ним не согласиться, что для кардинального изменения сложившейся ситуации нужны изменения в сознании людей. То есть человек должен принять какие-то нравственные ориентиры всеми своими тремя составляющими – разумом, волей и чувствами. Вот только как в нашем несовершенном мире происходят такие изменения?

По моим наблюдениям, в светском обществе человек на чувственном уровне усваивает многие моральные и нравственные нормы именно через современный ему уголовный кодекс. Печально, но факт, который надо смиренно признать. Если человек вырастает в обществе, где аборты официально разрешены, а христианского воспитания он не получает, то вырастает такой человек с ощущением, что аборт – это, может, и плохо, но допустимо. А ведь именно так воспитаны большинство нынешних россиян, как родившихся в советское время, так и уже после. Среднестатистический неверующий человек убийство уже рожденной себе подобной особи всё-таки воспринимает, как нечто ужасное – во многом именно потому, что с детства знает: по закону за него предусмотрены серьёзные наказания. А аборт – это вроде как печальная необходимость, некое случайное осложнение, возникшее в половой жизни взрослых людей. И даже если мы приходим к вере, принимаем Христа, приходим в Церковь, то на чувственном уровне всё-таки ещё долго остаёмся людьми светскими.

Если нам скажут, что кого-то зарезали у нас в подъезде, мы, пожалуй, вздрогнем. Если узнаем, что сосед обокрал другого соседа, удивлённо возмутимся. Если же узнаем, что кто-то сделал аборт, возмутимся умом, но на уровне чувств не ощутим такой катастрофы. Аборты – это обыденность, и проистекает эта обыденность из их легальности. Всё же, что законом запрещено, сколь бы часто ни происходило, уже лежит за гранью обыденности, и потому при соприкосновении с чем-то таким наши чувства обостряются. Обычность же преступной практики ещё более искажает наши чувства. Но если мы говорим об изменении общественного сознания (а Андрей Коченов в своей статье ведь об этом говорит), то мы должны говорить и воспитании, которое подразумевает и воспитание чувственной сферы. И именно законодательный запрет абортов, приравнивание абортов ко всем остальным формам убийства повлияет на сознание людей. Думаю, уже третье поколение, выросшее при законодательстве, запрещающем аборты, будет в массе своей воспринимать их, как нечто ужасное. Причём это касается как верующих, так и неверующих. Ведь даже большинство неверующих в наше время считает тех, кто пытается оправдать бытовое убийство, опасными маргиналами.

Заставит ли запрет абортов неверующих людей более ответственно относиться к своей сексуальной жизни в целом – это вопрос. Но к более здравому взгляду на жизнь человека, я уверен, такой запрет их подтолкнёт. Верующему же светский закон не нужен для того, чтобы знать правду.

В завершении вернусь к банальности: всякий раз, когда мы говорим об аборте, мы говорим о жизни конкретного человеческого существа. И так легко спорим о том, запрещать или не запрещать аборты лишь потому, что это существо для нас неочевидно и не может нам ответить. Но ведь и рождённый младенец не владеет нашим языком, да и на нас, взрослых, мало похож. Современная медицина выхаживает младенцев, родившихся недоношенными после шести месяцев беременности. Ещё сравнительно недавно на таком сроке делали аборты, и такие младенцы людьми не считались. Возможно, через несколько лет будут выхаживать пятимесячных, четырёхмесячных и т. д. Да уже и теперь плод при помощи медицинских достижений может формироваться и не в утробе биологической матери. Очевидно, что у сторонников легализации абортов слишком подвижные критерии, кто уже человек, а кто ещё нет. А в этом вопросе подвижных критериев не может быть вообще. Если же наши оппоненты вдруг выдадут чёткие критерии и объявят, например, что человеком является только младенец начиная с шести месяцев после зачатия, то уж научно подтвердить эти критерии они не смогут, и такое утверждение будет не лучше, чем утверждение некоторых расистов о том, что представители негроидной расы – не совсем люди.

Фото:

источник