История о том, как мы рожали в воду, или почему я многодетный отец.
Тогда я был женат уже второй раз, но детей до этого у меня еще никогда не было, во всяком случае я об этом ничего не знал. Было мне в ту пору 29 лет, а жене – 22 года.
Первая беременность моей жены меня напугала. Я стал лихорадочно искать пути отхода, и не нашел ничего лучшего, как наплести юной супруге, что в момент зачатия я был ужасно нетрезв. Я всячески убеждал ее, что ни в коем случае нельзя рожать ребенка, зачатого в алкогольном дурмане, и что он практически на 100 процентов будет уродом, или дебилом, или и то и другое вместе. 
Напуганная жена отправилась делать аборт, а я с легким сердцем отправился с друзьями пить пиво, ибо куда же еще идти человеку, когда жены нет дома.
–Эка невидаль, — думал я, — сходит и бортанется. 
Газеты были переполнены рекламой абортариев, и все мои друзья и знакомые, казалось, только и делали, что посылали своих жен и подруг на очередной аборт. Один из моих знакомых бахвалился, что не признает никаких средств предохранения, что дескать, это тогда ему будет «невкусно». О женских страданиях в абортарии не говорил никто.
Жена моя вернулась из больницы тихая, какая-то нездоровая. 
– Там я чуть не умерла, — все, что она мне сказала. 
А я, чурбан, даже не встретил ее после операции.
Это был первый ребенок, которого я погубил.
Но тогда для меня это было еще не горе, а легкая печаль. А горе ждало нас впереди, и связано оно было с новомодными родами в воду.
Наткнувшись на рекламу передового опыта подводного родовспоможения я призвал жену пойти на курсы по обучению родам в воду.
Жена уже была беременна во второй раз, и в этот раз об аборте уже не было и речи. Мы повзрослели и решили, пора бы и родить сыночка или дочечку.
Заплатив какие-то совсем небольшие деньги мы присоединились к группе энтузиастов, отвергающих врачебную помощь роженице.
– Назад, к природе, — призывали наши наставники. –Женщины рожали на пашне, в стогу сена на сенокосе, — говорили они. – Уйдем из больничных стафилококковых палат на свежий воздух.
О возможных медицинских осложнениях и неблагоприятных исходах самостоятельных родов никто вспоминать не хотел.
Помню, во время одного из занятий группы, где нам промывали мозги и учили, как надо рожать в ванну без всякого врача, появилась счастливая молодая пара. Супруги только что приехали с Волги, где они уединились в палатке на каком-то острове, и она родила там чудесного малыша. Ему было тогда около месяца, и папаша демонстрировал с ним приемчики бэби-йоги, крутил малыша за руки, ноги, ставил его на ножки на несколько секунд на своей ладони. Малыш беззубо улыбался, а мы были в восторге. 
Это было нечто, апофеоз, суперреклама курсов. Вот так и мы будем рожать здоровое потомство! 
Мы были воодушевлены, мы горели желанием рожать только в природе. Мы отказывались понимать тех рожениц, что идут в больничные палаты, соглашаются на отсутствие отца при родах, и позволяют унести ребенка от груди сразу после родов. Мы были выше их, сильнее, мы знали как надо, а они нет!
На занятиях в зале мы сидели на ковриках на полу попарно муж с женой вокруг нашей наставницы, кажется ее звали Марина, которая учила нас правильно дышать при родах, обрезать пуповину, рожать плаценту, делать массаж роженице и новорожденному малышу и разным прочим премудростям.
Ничто не предвещало беды, все в группе уверенно шли к родам, срок беременности у всех женщин был примерно одинаковый – плюс-минус 2-3 недели.
Порой нам рассказывали о том или ином случае родов, происшедших с участниками других, параллельных групп. Меня привел в смятение рассказ одной роженицы, пришедшей к нам на занятия, края рассказала, что сам Ч. присутствовал при ее родах, помогал ей рожать в ванну у нее дома. Приняв ребенка от матери прямо из родового канала Ч. не обрезая пуповины начал плавать с ним под водой (на их жаргоне это называлось «проныривать»). Иными словами, не давая ребенку вдохнуть воздуха он водил его под водой туда-сюда на глазах у матери, и длилось это, по ее словам, вечность, на деле же это длилось всего минут 5. 
Все у них кончилось благополучно, ребенка достали из-под воды, он задышал… помню, меня это очень потрясло. 
Я не осознавал до конца физиологии процесса, мне сделалось страшно, что из-за какой-то ошибки я могу потерять ребенка. Которого я уже любил. Я знал, что это будет мальчик, я разговаривал с ним. Гладил его через живот жены. На душе у меня заныло, и прямо на занятиях во всеуслышание я задал наставнице вопрос. Я спросил: 
– А что будет, если при этих ваших родах в воду я потеряю ребенка? Несете ли вы, или кто-нибудь еще, какую-то ответственность? 
Вопрос был глупейший, теперь я это ясно понимаю. Я почему-то не прислушался к своей тревоге, не встал и не увел жену оттуда, а задал этот дурацкий вопрос и получил спокойный, уверенный, дурацкий ответ: 
— Да, конечно, я несу ответственность за все, что может случиться с вами перед богом, перед людьми.
Всё. И этот ответ меня успокоил. В бога, кстати, никто у нас не верил. Во всяком случае на занятиях это не обсуждалось, и никаких молитв никто никому тогда не возносил.
И вот, наконец, все сроки вышли, у нас потекла 41-я неделя, схваток нет, но мы спокойны. Супруга сидит дома, вяжет-шьет чепчики, распашонки, друзья-соседи уже нанесли игрушек, уже есть кроватка, коляска. Я помню, один отправился к другу на день рождения, и на вопрос о жене отвечал, что она дома, сидит, готовится рожать в ванну. 
– Ты шутишь, — сказали мне друзья, — она, наверное, в больнице.
Ничего я им объяснять не стал. Ведь я-то знал, а они нет.
А ночью произошло непоправимое. Вдруг отошли воды, начались схватки. Даже мысли у нас не возникло позвонить в скорую. 
Вместо этого мы направились в ванную комнату, супруга легла в горячую ванну, мы зажгли свечи, включили специальную музыку и стали ждать. 
Схватки учащались, жене становилось плохо в горячей воде, я набирал в ковш ледяную воду и выливал ей на голову. Облегчение приходило, потом она опять начинала жутко стонать.
Потом раздался крик. Ребенок пошел вперед. Сказать, что мне было страшно, жутко – ничего не сказать. Я задыхался, сердце выпрыгивало из груди. Я был бессмысленный, беспомощный, бесполезный, я ненавидел себя. И вдруг я увидел нечто – вместо ожидаемой головки ребенка, а по УЗИ было нормальное головное предлежание, я увидел, как на свет выдвигается нечто напоминающее белесый пузырь. 
– Ира, что это? Какой-то пузырь! – я чуть не плачу.
– Не знаю, — стонет она, — не знаю. 
– Может проколоть его, может, он мешает?
Лепечу еще какой-то бред, бестолково мечусь, хватаю ножницы, тыкаю в этот пузырь, но не прокалываю, отказываюсь его колоть, бросаю ножницы, а время идет, и моя Ира кричит от боли, и я кричу:
— Я вызову скорую!
Но вдруг понимаю – поздно… На свет появляется маленькая розовая ножка. Боже мой… Она опутана канатиком пуповины, и этот пузырь был петлей пуповины, теперь я ясно это вижу, пяточка ребенка была вдета как в стремя в петлю пуповины, и малыш толкал эту петлю пяткой впереди себя. И я понимаю, что погубил ребенка, что ребенок задохнулся от пережатия пуповины, что врача нет и никто не поможет. 
Появляется вторая ножка, тельце, головка, и вот я уже держу на руках бездыханное розовое тельце моего сыночка. Боже, он мертвый, я делаю ему дыхание рот в рот, я обливаю его холодной водой, я растираю его, все тщетно. 
В ванне лежит изможденная родами жена, вода от моих холодных поливаний уже холодная, все вокруг холодное: вода, жена, ребенок. Я чуть не вою… — а-а-а, я плачу: 
— Ира, что мы наделали... 
Помогаю жене выбраться из ванны, мы оборачиваем тельце малыша одеялом. Ира ложится в постель, пытается давать ребенку грудь. Я вою от тоски, сердце давит.
Иду звонить в скорую. Она приезжает быстро. Констатирует смерть младенца. 
– Слава богу, сама осталась жива,- говорит врачиха.
Иру с младенцем увозят. Я еду с ней в машине, держу ее за руку. Странно видеть ее без живота. Ребенка не видим. Где он? думать о нем страшно.
– Прости меня, — шепчет Ира.
Я опять чуть не плачу.
— Господи, Ира, это ты меня прости.
Потом страшное возвращение домой. Уже утро. Я один, Ира осталась в больнице. Дома взгляд натыкается на детские игрушки, мои ноги подгибаются, я утыкаюсь головой в постель и рыдание рвет мою грудь.
Это был второй ребенок, которого я погубил.
А теперь я многодетный отец.
Одна знакомая, узнав, что у меня шестеро детей, спросила с изумлением: — А зачем так много?
И я не смог ей сказать, как я их люблю. И как я вспоминаю эти страшные, ненужные тогда детские игрушки.

P.S.:  Может кто читал уже, но я была в легком шоке… ведь бывает же на самом деле такое!