Кукша (продолжение)

По возвращении в Россию Косьма посетил киевского старца Иону, известного всем своей прозорли­востью и чудотворениями. Старец принимал людей во дворе Ионовской обители, всем раздавая бла­гословение. Приближался в очереди со всеми и Косьма, с замиранием сердца думая: “А вдруг ста­рец не благословит меня на Афон?”. Неожиданно отец Иона сам подошел к Косьме, коснулся его го­ловы крестом и сказал: “Благословляю тебя в монастырь! Будешь жить на Афоне!”. Харитина с величайшей радостью и благодарением Богу восприняла известие о решении сына. По­сле долгих слезных молитв Косьмы, многих уговоров супруги и родных отпустил сына на Афон и отец: “Пусть едет, Бог его благословит!” Напутствуя в дорогу, Харитина благословила Косьму Казанской иконой Божией Матери в небольшом старинном деревянном киоте, с которой преподобный не расста­вался всю свою жизнь, и которая положена была ему во гроб после кончины. В 1896 году Косьма прибывает на Афон и поступает послушником в русский Свято-Пателеимонов­ский монастырь. Стараясь во всем по жизни уподобиться древним отцам-подвижникам, он ревност­но исполнял возложенное на него настоятелем монастыря послушание просфорника. В 1897 году мать Косьмы Харитина направлялась в паломничество во Святую Землю. Когда ко­рабль с путешественниками сделал остановку у берегов Афона, Харитина письменно испросила бла­гословение у настоятеля монастыря посетить Святую Землю и Косьме. Отечески любивший Косьму настоятель благословил его в поездку. Так блаженная родительница, вознося благодарение Богу, уви­дела еще раз свое богоизбранное чадо. В Иерусалиме с Косьмою произошло два чудесных события, которые предзнаменовали дальнейшую жизнь преподобного. Когда путешествующие были у Силоамской купели, произошло следующее. Суще­ствовал обычай погружаться в воду Силоамской купели всем паломникам, особенно бесплодным женщинам. Той из них, кто первой успеет погрузиться в воду, Господь даровал чадородие. Находясь у Силоамской купели, Косьма близко стоял возле источника. Кто-то нечаянно задел его, и отрок в одеж­де неожиданно упал первым в воду купели, и таким образом вышел из воды весь мокрый. Люди ста­ли смеяться, говоря, что у него теперь будет много детей. Но слова эти оказались пророческими, ибо у преподобного впоследствии действительно было множество духовных чад. Когда же паломники бы­ли в храме Воскресения Христова, они очень хотели помазаться елеем из лампад, горевших при Гро­бе Господнем. Тогда Ангел Господень, незримо опрокинув среднюю лампаду, излил на Косьму весь елей. Люди быстро окружили Косьму и, собирая руками стекающий по его одежде елей, благоговейно помазывались им. Сие событие предзнаменовало то, что впоследствии благодать Божия, обильно по­чивающая на преподобном, будет через него неоскудно подаваться людям. Через год после приезда из Иерусалима на Афон Господь благоизволяет Косьме еще раз быть во Святом Граде. Он направляется туда уже на полтора года нести в порядке очередности послушание у Гроба Господня. Вернувшись на Афон, Косьма был назначен на послушание гостинника в странноприимную для палом­ников, в которой подвизался 11 лет. Прилежно исполняя его столь долгое время, Косьма стяжал бла­годушное терпение и истинное смирение. Вскоре послушник Косьма был пострижен в рясофор с именем Константин, а 23 марта 1904 года — в монашество, и наречен Ксенофонтом. Духовным отцом Ксенофонта был духоносный старец подвижник о. Мелхиседек, который подвизался отшельником в горах. У него Ксенофонт постигал основы духовной и монашеской жизни, обучался, как вести внутреннюю брань с духами злобы, овладевал правильными понятиями об аскетическом обра­зе жизни в монашестве. Впоследствии преподобный вспоминал о своей жизни в то время: “До 12 ночи на послушании, а в 1-м часу ночи бежал в пустынь к старцу Мелхиседеку учиться молиться”. Отец Мелхиседек был монахом высокой духовной жизни. Однажды, стоя на молитве, старец и его ду­ховный сын услышали в ночной тишине приближение свадебного кортежа: топот конских копыт, игру на гармошке, веселое пение, хохот, свист… — Отче, откуда здесь свадьба? — Это гости едут, надо их встретить. Старец взял крест, святую воду, четки и, выйдя из келии, окропил вокруг нее святой водой. Читая кре­щенский тропарь, он на все стороны осенил крестом — сразу сделалось тихо, как будто и не было ни­какого шума. Видимо, старцу эти явления были обычны и нисколько не смущали его. Под его мудрым окормлением и монах Ксенофонт в недолгое время сподобился стяжать все добро­детели иноческие и преуспел в духовном делании. Несмотря на то, что Ксенофонт был внешне мало­грамотным человеком, едва умел читать и писать, святое Евангелие и Псалтирь он знал наизусть, службу церковную совершал на память, никогда не ошибаясь. Изъяснение Священного Писания он знал от просвещения его Духом Святым и по трудам святых отцов, чтение которых всегда очень вни­мательно слушал и запоминал. Он отличался истинным христианским смирением, которое редко кто может стяжать в течение всей своей жизни, и за которое Дух Святой вселяется в человека и освеща­ет его Божественной благодатью, делая его жилищем Своим. Приведя Своего избранника в духовное совершенство, Господь уготовляет Ксенофонту жребий слу­жения страждущему миру. В 1912–1913 гг. на Афонской горе возникла на самое короткое время так называемая “имябожническая” или “имяславническая” ересь — смута. Безусловно, о. Ксенофонт ни­какого отношения не имел к этой ереси, но греческие власти, боясь распространения смуты, потребо­вали выезда с Афона многих ни в чем не повинных русских монахов, в том числе и о. Ксенофонта. Накануне отъезда о. Ксенофонт побежал в пустыньку к своему духовному отцу и сказал: — Отче, я никуда не поеду! Вот лягу под лодку или под камень и умру здесь, на Афоне! — Нет, чадо, — возразил старец, — так Богу угодно, чтобы ты жил в России, там надо спасать лю­дей. — Затем вывел его из келии и спросил: — Хочешь увидеть, как стихии покоряются человеку? — Хочу, отче. — Тогда смотри. — Старец перекрестил темное ночное небо и оно стало светлым, перекрестил еще раз — оно как береста свернулось, и о. Ксенофонт увидел Господа во всей славе и в окружении сон­ма ангелов и всех святых. Что они видели, слышали и что им было возвещено, батюшка Кукша, расска­зывая об этом впоследствии, не поведал. А тогда он закрыл лицо руками, упал на землю и закричал: — Отче, мне страшно! Через некоторое мгновение старей произнес: — Вставай, не бойся. Отец Кукша поднялся с земли — небо было обычным, на нем по-прежнему мерцали звезды. Так ба­тюшка, уезжая с Афона, был утешен и удостоен Божественных откровений.