Кендра Скагс — педагог-дефектолог, Джейсон Скагс — сотрудник компании Валмарт, из 8-летний сын Картер — умный, сострадательный. Он болен синдромом Аспергера. Некоторое время назад Скагсы решили удочерить сестру для Картера и стали искать в Восточной Европе девочку 4-6 лет с расщеплением позвоночника. Они подали заявки на несколько грантов, чтобы оплатить процедуру усыновления, перелеты и переезды. Они почти удочерили 5-летнюю Полину, но смогут ли они забрать тяжелобольную девочку домой?
Я всегда знала, что нет ничего хуже, чем похоронить своего ребенка. Теперь я так не думаю. То, что я собираюсь написать, может показаться тяжелым. Если вы дочитаете до конца, вы поймете, что это не так.
Честно говоря, я предпочла бы похоронить моего ребенка, чем оставить ее в интернате для инвалидов, где она в настоящее время живет. Перечитайте – «интернат для инвалидов»…
Моей дочери 5,5 лет. Она зовет меня мамой.
Она любит меня, и я люблю ее. Но она не знает той материнской любви, которая у меня для нее есть. Она не знает безусловной любви. Знаете, воспитатели несколько раз ей говорили, что я не заберу ее, если она будет себя вести так-то и так-то. Она верила.
Я пообещала ей, что заберу ее через месяц. Я показала ей фотографии брата, рассказала, что она станет членом нашей семьи… И теперь я наверное не смогу выполнить обещания. Понимаете, она может подумать, что я не вернулась за ней в наказание, потому что она неуважительно говорила…
Оставить ее теперь в интернете, где она никогда не узнает, что такое семья, потому что российский «око за око» закон сегодня ляжет на стол Президенту Путину.
В суде зачитали письме ее матери «Я отказываюсь заботиться о своей дочери», — говорилось в нем. «Я отказываюсь забирать ее домой». Я отказываюсь – два раза.
Ее единственный родственник сказал то же самое. То же сказали семьи в российском агентстве по усыновлению – «отказываемся». Документы из детского дома и интерната подтверждали, что никто никогда не навещал ее. Никто … кроме нас.
«Почему вы хотите усыновить ребенка с таким серьезными отклонениями», спрашивал судья много раз. «Вы понимаете, насколько серьезны у нее проблемы? «Разве вы не знаете, что ваша жизнь не будет легкой? Вы не сможете прийти домой и расслабиться!» «Вы говорите, что понимаете, но я должен еще раз спросить, вы уверены, что готовы заботиться о ней?»
Да, судьи, мы понимаем. Да, мы хотим ее. Да, мы знаем, что будет нелегко. Да, мы все еще хотим ее. Мы понимаем, что если мы не удочерим ее, с ее потребностями, ее не удочерят, шансы на другую семью сокращаются каждый день. Мы знаем, что список болезней звучит очень страшно, но она очень способная девочка и у нее есть все шансы стать полноценной, если у нее будет семья и нужный уход.
Кроме того, все мы любим ее, и она уже наша дочь в наших сердцах. Я ношу ожерелье и браслет с фигурками, символизирующими нашего сына и ее — нашу дочь.
И вот в канун Рождества, судья удовлетворил наше прошение об усыновлении. Ее свидетельство о рождении перепишут, меня запишут ее матерью, моего мужа – ее отцом и она станет Полиной Джой Скагс. Но пока мы не можем забрать ее домой. Есть еще месяц ожидания на случай, если родственники, которые ни разу не поинтересовались ее судьбой, передумают.
Я уверена, что не передумают. Мы приедем 28 января и заберем ее 29 января. Она больше не будет сиротой и ее не будут называть инвалидом. Или будут?
Если Президент Путин подпишет этот закон, неясно, смогут ли уже одобренные усыновители забрать детей в семьи.
Может быть нам придется ее оставить – не объяснив даже почему… Да и какое значение тут имеют объяснения?
Мысль о том, что я могу ее никогда больше не увидеть, приносит мне боль, но когда я думаю о том, что будет чувствовать она – я понимаю, что это настоящее страдание.
Там будут самые простые вещи – она никогда не принимала ванну – только душ с мочалкой. Там будет то, что так хочется для нее сделать – например, отвезти на пляж и в Диснейленд. Там будет медицинский уход, которого здесь ей не получить.
Пока у нее непонятное будущее. Без семьи. В мучительных раздумьях, почему мама и папа не вернулись за ней.
Хуже всего – она может никогда не узнать о любви Иисуса. Узнать, что она не инвалид, а драгоценное создание Божие, сотворенное по его образу и подобию.
О ней не будут заботиться в детстве. Российской правительство предоставляет однокомнатное жилье сиротам, но из-за коррупции многие его не получают и оказываются на улице (десятки сирот вынуждены судиться за положенное по закону жилье — прим.ред.).
Представьте московскую зиму…
Я буду молиться, чтобы у нее было 56 рублей (чуть менее $ 2), чтобы каждый день ездить в метро, где она будет защищена от стихии. Но даже если бы у нее были деньги, она не сможет попасть в метро. Туда не спуститься инвалиду. Нет входа для инвалидов. Только лестница, по которой спустить коляску могут только два человека одновременно. И здоровым непросто.
Не лучше ли смерть, чем такая жизнь?
Я была бы рада умереть и не думать о том, кто о ней заботится, что она чувствует, страдает ли она… А она бы вошла в Царствие Небесное к Отцу и воспевала бы Его вместе с ангелами… музыка ей нравится..
Я ничего не могу сделать. Я на другом конце земного шара и я не могу прижать к себе и успокоить свою дочь, пока мы ждем слов о том, будем ли мы навечно разделены. У меня нет выбора, кроме как перепоручить все Иисусу. Все, что я могу сделать, это молиться — и не только за нее, но и за всех детей-сирот – и может быть донести нашу беду до всего мира. Я не могу и никогда не смогу понять злобу мира… Я могу только молиться и воодушевлять христиан – часть Тела Христова — принять самое активно участие в жизни сирот всего мира — усыновить, помочь, оказать финансовую поддержку или помолиться.
А я буду молиться – Ей, гряди, Господи Иисусе!
Источник: Правмир.ру
Госпропаганда в России который год описывает ужасы, творящиеся в США с приёмными детьми из России. Однако элементарные подсчёты показывают, что в российских приёмных семьях в относительном выражении детей погибает в 39 раз больше, чем в американских. В феврале текущего года МИД РФ , что «находит целесообразным приостановить усыновление гражданами США российских детей. МИД РФ сомневается в способности американских властей надлежащим образом защищать приемных детей из России». Пропагандистская истерия отечественных чиновников была связана со в американском штате Пенсильвания, суд которого вынес слишком мягкий, по мнению российского МИДа, приговор приёмной матери Терезе Макналти. Она была приговорена к 23 месяцам тюрьмы за систематическое издевательство над усыновлённой в России девочкой Дашей. Ранее тот же МИД, а также уполномоченный по правам ребёнка в России Павел Астахов в течение нескольких лет нагнетали атмосферу вокруг усыновления российских детей американцами. Одним из главных их аргументов было число умерших в приёмных семьях США. Так, по разным данным, в тех же США к 2011 году умерли от 18 до 21 детей. Последняя цифра даже расшифровывалась: 6 россиян погибли от жестокого обращения американских родителей, 15 умерли по тем или иным причинам (ДТП, болезнь, и т.п.) Много это или мало? Уполномоченный Астахов без стеснения недавно : «У нас, к сожалению, нет федеральной статистики, сколько российских детей погибло от рук приёмных родителей. Этот пробел нами должен быть восполнен». Поэтому для выяснения истинных масштабов трагедии (или, наоборот, оптимизма?) в России, в отличие от загнивающего Запада, приходится пользоваться огрызками статистики. Уже несколько лет даже в полуофициальных документах ходит такая : с 1991 года по 2006 год, т.е. за 15 лет,погибли 1220 усыновленных российскими гражданами детей. Из них 12 были убиты своими усыновителями. За этот же срок, с 1991 по 2006 год, на Западе в семьях приёмных родителей погибли 18 российских детей. Зная число усыновлённых детей там и в России (92 тысячи и 158 тысяч), можно вычислить относительную опасность усыновления в этих двух мирах. Получается, что 1 погибший ребёнок приходится на 5103 иностранных семьи. В российских же семьях это соотношение составляет 1 погибший ребёнок на 130 семей. То есть усыновлённым детям в российских семьях жить в 39 раз опаснее, чем в иностранных. Есть ли ещё какой-то огрызок статистики на этот счёт? Однажды Генпрокуратура по преступлениям в приёмных семьях, но лишь за 2007 год. За этот год к уголовной ответственности за совершение преступлений в отношении детей, принятых на воспитание в семью, было привлечено 93 гражданина (усыновителей, опекунов, попечителей или приёмных родителей), из них 27 привлечено к уголовной ответственности за совершение преступлений, повлекших гибель либо причинение вреда здоровью детей. Сколько было погибших из этих 27 случаев – неизвестно. Неужели же россияне так кровожадны даже в отношении детей? Чтобы ответить на этот вопрос, давайте посмотрим статистику по убийству детей в целом по всем семьям, в США и России. В США от рук родителей обычно погибает детей в год (а всего, к примеру, в 2009 году 1343 ребёнка). Всего несовершеннолетних в США 71,6 млн. человек. В России в 2008 году, по данным Следственного комитета, насильственной смертью в погибли 1,5 тысячи детей. Правда, на этот счёт есть ещё один огрызок статистики: в том же 2008 году, уполномоченный по правам ребенка при президенте Алексей Головань, погибли почти две тысячи детей. Сколько из них погибли от рук родителей – неизвестно. Лишь однажды Генпрокуратура дала цифру сразу за 5 лет: с 2000 по 2005 год в России от рук родителей всего погибло 1.086 детей. Но можно ли верить этой цифре? К примеру, в Академии МВД была статистика только по убийствам новорожденных их собственными матерями за эти же годы: 231+203+204+217+282+297=1424 детей. Это уже больше, чем 1086 детей «от Генпрокуратуры». Поэтому придётся брать только сопоставимые цифры – общее число убийств несовершеннолетних. 1343 случай на 71,6 млн. детей в США и 2 тыс. на 25 млн. детей в России. В итоге у нас получится 1 убийство ребёнка на 54 тыс. человек в США и 1 убийство на 12,5 тыс. – в России. Итого соотношение 1:4,3. Т.е шансы у ребёнка быть убитым в России в 4,3 раза выше, чем в США. Но это соотношение всё же не такое чудовищное, как 1:39 в приёмных семьях. В чём же дело, почему взрослые в России настолько жестоки к приёмным детям? На наш взгляд, всё дело в коммерциализации системы усыновления в РФ. В последние годы правительство и местные органы власти резко увеличили выплаты приёмным родителям и опекунам. К примеру, в эта сумма составляет 12 тыс. рублей на ребёнка, в области 4 тыс., в Калужской 6 тыс., и т.д. 3-4 приёмных ребёнка означают вэлфер в 20-25 тысяч рублей в месяц – приличные по меркам провинции деньгами. Но очень многие приёмные родители берут детей не только ради вэлфера, но и ради возможности получения бесплатной рабсилы. Случаи жестокой эксплуатации детей плодятся день ото дня. Вот в области фермер взял из детдома 3-х ребят и «повесил» на них уход за 50 свиньями и 6 коровами. Вот в области мужчина сдавал 2-х приёмных детей в аренду – колоть дрова чужим людям, за неповиновение жестоко бил. А в одна семья взяла аж 5 приёмных детей – и все они вкалывали по хозяйству, за малейшие проступки их избивали и прижигали калёным железом.
Впрочем, даже Министерство финансов, управляемое видным либералом Кудриным, , что «приёмные семьи в России являются коммерческими предприятиями». По версии чиновников, содержание детей приравнивается к бизнесу, а договор о передаче ребенка на воспитание является разновидностью договора возмездного оказания услуг.
Так что и чудовищный уровень смертности приёмных детей в России по версии статусных либералов – лишь отходы производства.
мало кто в сми освещает весь закон, заостряя (специально ли?) только на одной его части внимание.
Прости меня, Господи, но чтоб им всем в аду гореть — проклятым единоросам вместе с Путиным!
мне кажется, все бесполезно это! они сделают, что хотят, ибо наша страна постепенно забывает, что такое демократия… свобода выбора и голоса! им наплевать на людей уже давно, а тем более на детей!