БЕЛИЧЕНКО Дмитрий Юрьевич, 44 года, преподаватель русского языка и литературы
Евгения Викторовна, 43 года, ландшафтный дизайнер
В браке 22 года
Дети:Андрей, 22 года, Антон, 17 лет,Александра, 12 лет, Алексей, 9 лет, Надежда, 6 лет, Лев, 3 года
Дмитрий Юрьевич:
— За годы брака я научился быть счастливым, радоваться тому, что у тебя есть. Правда, до этого ощущения счастья нужно было дорасти. Когда у нас родился первый ребенок, мы жили в общежитии Литинститута, горячей воды не было, на кухне бегали толпы тараканов, мне приходилось вставать в 6 утра, чтобы везти ребенка в детский сад… Я не хотел второго ребенка — мне казалось, что жизнь непоправимо изменится, что ее просто не будет. А жена хотела — так у нас появился Антон.
Потом уже я сам захотел третьего. И когда родилась Сашка, я испытал такую радость… Она так и осталась внутри до сих пор. Я не могу сказать, что не любил Андрея и Антона — я их любил, но сумел ощутить эту любовь во всей полноте только после рождения Саши. И потом мне очень хотелось еще детей.
Самое трудное, наверное, — научиться их любить. Всяких. И всегда. Они не идеальные дети, всякое у нас бывало. Когда они все вместе бегают и орут, иногда хочется от них просто спрятаться.
Евгения Викторовна:
— Женщина всегда должна оставаться женщиной, независимо от того, сколько у нее детей. Мужчины в основном предпочитают гордиться красотой своих жен, если есть такая возможность. При недостатке красоты, я считаю, самое главное — быть интересной, уметь поддержать в супруге интерес к жизни, подтолкнуть к каким-то творческим решениям. Клуши не нравятся никому.
С появлением
детейсамым сложным для меня стала необходимость сидеть дома. С таким энергичным, авантюрным характером, как у меня, двадцать лет просидеть, видя одни и те же стены, магазины, детские площадки… Я всегда ненавидела разговоры о том, какой зубик первым прорезался и какого цвета у младенца был понос. Думаю, от этого здоровье детей не пострадало — и зубы все до одного выросли, и кишечные колики мы пережили, никуда не делись. Слава Богу, теперь мы съехали из городской квартиры в частный дом, и, гуляя с детьми, я могу одновременно штукатурить сарай или копаться в огороде.
Самый младший сын, Левушка, родился с ДЦП. Когда мы об этом узнали, не могу сказать, чтобы кто-то из нас воспринял это как-то по-особому. Ну, во первых, с моей стороны осознание грехов ни на секунду не позволило ощутить себя незаконно обиженной.
Детям сказала так: вы знаете, сколько бедных больных деток сейчас брошены родителями и буквально гниют по приютам? Ну, а мы с вами можем одного такого мальчика сделать счастливым. Видите, сколько нас, и сколько рук могут ему помочь. Если бы не родился Лева, я бы не узнала, какие у меня добрые дети. Они очень его жалеют, любят и балуют.
С детской ревностью мы сталкивались всерьез только у первых двух сыновей. Вот они выясняли, кто главнее, не на шутку. Но чем больше становилось детей, тем бессмысленнее было соперничество. Одно дело, когда у тебя единственный противник. И совсем другое — когда ты становишься просто одним из многих.
Для меня самое основное — это память о смерти. Сызмальства внушаешь детям, что жизнь — это на 5 минут, и как глупо выглядит человек, уходящий в могилу с подушкой денег, или оставляющий на земле кучу врагов. И сколько нужно ума, чтобы всегда видеть Вечность, думать об ответственности перед Богом. Тут, конечно, очень помогают Жития Святых, ну и воскресные проповеди они у меня слушают.
Мне казалось, нет особой разницы между многодетными и немногодетными семьями. И даже если она есть, то в пользу малодетных семей. Там дети ухоженнее, ими больше занимаются, они лучше образованны. Но тут недавно увидела, как моя 6 летняя Надя гуляла с соседской девочкой 3 лет. Она собирала для малышки только что поспевшую землянику и каждую ягодку совала ей в рот. Я спросила: «Надя, ты сама не хочешь ягодку съесть?» Надя сказала: «Ты что, мама, Василиска же маленькая, я должна для нее собирать».
Многодетным в обществе трудно. Это начинается на уровне гинеколога: «Пятый? Шестой? С ума сошли, нищету плодить! Вот я вам хорошие таблетки дам». Потом акушерка в роддоме: «Все, хватит, надо завязывать», и так далее. Почему тот же человек не осудит блуд, убийство, пьянство, и для этих явлений у него найдутся и жалость, и оправдательные слова? Я всегда поражалась такой избирательности осуждения.
Кстати, когда я решила, что у меня будет много детей, я далеко еще не была верующей. Просто в детстве увидела за домом какое-то убитое животное. Это меня так потрясло, что я не ходила туда год, не дышала рядом с этим местом и даже старалась не попадать в тень того дома, настолько мне сам воздух там казался оскверненным смертью. И я поняла: умирает все. Это надо принять. Я решила, как говорится, пойти другим путем и обмануть смерть.
Жизнь должна быть такой, чтобы с ней не жалко было расстаться. И тут же возникла мысль о том, что жизнь надо погубить красиво, с пользой для других. Это когда еще я прочитаю слова Спасителя о погибшем зерне! Удивительно, что в ребенке все это уже было. А люди живут по другому. Боятся, что ли, недоесть, недопить. Не знаю.
