Записки 23.

Пост, который я могла бы назвать: "Мне один раз дали пи%ды — и я зауважала всех"

Когда я осталась одна на обочине трассы, минут пять просто стояла в ступоре.
Асфальт вибрировал под ногами от проносящихся фур, ветер гонял сухие травинки, и где-то вдали орал чей-то клаксон.
А внутри — тишина. И мысль:
Он… реально уехал?

Первая мысль: что делать дальше?
Вторая: Ну допустим.

Открываю приложение. Такси — 11т.р.

Приложение смотрит на меня с жалостью, как будто говорит: «Ты точно уверена, девочка?»

А я уверена. Я взрослая, независимая, а главное гордая.
Я заказываю. Водитель будет через двадцать минут.

Отошла на ближайшую остановку — полусломанная скамейка, ржавая табличка и пластиковый стаканчик с окурками, как символ моего внутреннего состояния.

Села. Проживаю. Всё: чувства, обиду, собственную гордость, расценки Яндекс.Такси…
Смотрю на траву у дороги, думаю, может, всё это знак, чтобы уйти в ретрит? Проходит уже около 20 минут.

И вот в этот момент — подъезжает машина.
Останавливается. Опускается стекло.

Я поднимаю голову. Это — он.

Никита.

Смотрит на меня. Молчит.
А потом, всё тем же тоном, как будто мы просто на пять минут разминулись в супермаркете:
— Остыла?

Я молчу. Просто смотрю.
На него, на машину, на дорогу, на свою жизнь, которая пошла по какому-то очень странному маршруту.

— Поехали, — повторяет он спокойнее.

— Нет, — говорю. — Я такси уже вызвала.

Он качает головой:
— Эва, не беси меня. Садись.

Я снова молчу. Стараюсь не показать, как хочется просто нырнуть в машину и закрыть за собой дверь со всей этой болью. Но вместо этого стою и изображаю независимость.

Он закатывает глаза и резко выходит из машины, обходит капот, встает рядом. Стоит слишком близко — ровно настолько, чтобы я почувствовала его дыхание, но не почувствовала тепла.

— Знаешь, что меня больше всего бесит? — говорит он тихо.
— Не то, что ты зацепила машину.
— Не то, что ты вспылила.
— А то, что ты ведёшь себя, как будто я тебе враг.

Я глотаю воздух, как будто меня щёлкнули по носу.
Он продолжает,
— Я тоже когда-то попадал в дтп. Это всего лишь железо.

Он глубоко выдыхает, будто только что досчитал до десяти. Обходит машину и открывает пассажирскую дверь.

— Эв, время, — говорит коротко, глядя на меня с порога терпения.

Сажусь.
Не потому что согласна.
А потому что внутри больше не осталось сил играть в равнодушие.

Он хлопает дверью, обходит, садится за руль.
В салоне — тишина. Только лёгкий запах его парфюма, и клацание аварийки.

Мы едем.
Фары режут сумерки, поворотник тикает глухо и настойчиво, как метроном — отсчитывает тишину между нами.
Я гляжу в окно, улицы плывут мимо, но внутри всё крутится вокруг одного: надо сказать. Надо.

— Никит… — голос тихий, почти не мой. — Извини….

Он даже не поворачивает голову. Только губы едва движутся.

— Эва, я тебе скажу один раз.
Тихо, ровно, но холодно — как лезвие.
— До этих пор я потакал тебе во всём. Сглаживал углы, делал, как тебе удобно. Терпел.
— Но всему есть лимит.
— Ты этот лимит сегодня исчерпала.

Я сглатываю, как будто проглотила кусок льда.
Он продолжает:

— С этого момента правила меняются.

Я оборачиваюсь, смотрю на него, но он не отвечает взглядом. Говорит прямо перед собой:

— Ещё одна такая выходка — и всё.
— Ещё раз ты уйдёшь в истерику, сорвёшься, исчезнешь, выкинешь этот номер «оставь меня, не трогай меня» — и ты правда уйдёшь. Навсегда.
— Я тебя больше не верну.

В голове — гул.
Словно что-то резко щёлкнуло. Плотно, окончательно.
Даже дышать становится трудно.

Он бросает взгляд в зеркало, потом снова вперёд. Как будто всё уже сказал, как будто точка.

Я молчу.
Не знаю, что мне ответить.
Слов будто нет. Только внутри всё гудит, как на холодном ветру. То ли от обиды, то ли от осознания, что я, возможно, реально перегнула.

А он, не дождавшись, продолжает — уже чуть тише, но всё так же ровно, жёстко:

— Я, конечно, понимаю, что тебе скучно. Что ты дуреешь с этой прикормки — доводить меня, проверять.
— Но, Эва… я тоже не железный.

Он говорит это, будто устал. По-настоящему.
Не злится, не кричит. Просто как человек, которого вымотали до предела.

— Всё время за тобой. Всё время на твоих эмоциях.

У меня снова защипало в горле. Но я держусь.
Смотрю вперёд — на дорожные огни, которые бегут навстречу, и думаю, что, наверное, хуже, чем его молчание — только вот это.
Когда он говорит такие вещи — без гнева, без упрёка, просто правду.

И всё, что я могу — это сидеть рядом.
И понимать, что если я сейчас хоть словом не туда — он действительно отпустит. И не вернётся.

Он молчит пару секунд. Я уже думаю, что всё, разговор окончен. Что это было его «последнее слово».

Но нет.

— Я просто сейчас понимаю, — говорит он, не глядя на меня, — что я слишком много тебе позволил.

Тихо. Даже спокойно. Но от этих слов — будто током.
Не потому что грубо. А потому что правдиво.

— Всё тебе можно. Кричать. Уходить. Закрываться.
— А я всё это тяну.

Пауза.
— Теперь посиди, подумай.
— Я хочу тишины.

И, не дожидаясь ответа, он делает музыку громче.

Не слишком — не орёт, не глушит. Просто так, чтобы заглушить слова. Чтобы между нами больше ничего не звучало, кроме басов и дороги.

Я смотрю в окно. Всё размыто, будто мир снаружи — это фон для фильма, в котором я вдруг потеряла роль.
И вот она я — на пассажирском сиденье, в тишине, которая громче любых криков.

Впервые, наверное, мне нечего сказать.
Да и не надо — он прав.

Мы ехали молча, больше часа. Просто слушали музыку, погружённые каждый в свои мысли, пока дорога лениво пролегала под колёсами.

И вдруг — в подборке от Алисы звучит знакомая песня. Начинается припев:

«У неё глаза — два бриллианта, три карата...»

Никита неожиданно улыбается. Взгляд становится мягче, чуть светлее. И, словно откуда ни возьмись, он начинает подпевать, тихо, с чувством:

«У нее глаза - два бриллианта в три карата,
Локоны ее - я схожу с ума, ребята.
Губки у нее - створки две в воротах рая,
И вообще она вся такая-растакая.»

он смотрит на меня. В его глазах — что-то мягкое, почти растаявшее.

И вдруг он берёт мою руку — аккуратно, словно боится потревожить.
Целует её.

Я невольно улыбаюсь в ответ, и на минуту между нами исчезают все тяжёлые слова и обиды. Остаётся только эта музыка, и он, который вдруг стал совсем другим.

В голове крутится одна мысль: вот это меня сегодня прокатили на настоящих эмоциональных качелях.

От злости и слёз — к музыке и поцелую руки.
От молчания — к нежности.

До этого момента мне всё сходило с рук.
Я могла наговорить что хочу, хлопнуть дверью, устроить сцену — и знала, что Никита всё равно придёт извиняться. Что он будет терпеть мои истерики, мои
"оставь меня", мои демонстративные уходы. Что в конце концов я получу своё.

Но сегодня меня щёлкнули по носу.

Когда он развернулся и уехал, оставив меня на трассе, я впервые обалдела.