Продолжу с того самого момента, когда я увидела сторис.
Я не стала устраивать сцену. Просто скинула Никите скрин, и написала что-то из ряда:
«Быстро ты пришёл в себя».
Ответ был — в духе Никиты: дерзкий, с уколом и без извинений. Мы обменялись ещё парой колких фраз, и я его заблокировала.
На второй день после этого, ближе к обеду в палату зашла медсестра:
— Эвелина, вам назначено УЗИ в соседнем корпусе. Одевайтесь, пожалуйста, нужно пройти пешком.
Я оделась в простую одежду, собрала волосы в пучок — всё происходило как-то буднично, без лишних слов.
Мы вышли из отделения, спустились к выходу и пересекли внутренний дворик. Я шла молча, рассматривая территорию — за эти дни я почти не бывала на улице. Всё было непривычно: свежий воздух, гул машин за оградой, даже шорох листвы казался громким.
И вдруг, за поворотом, я увидела машину.
У капота стоял Никита.
— Добрый день, — сказал он медсестре — Дальше я сам.
Она только улыбнулась и кивнула. Очевидно, всё было заранее согласовано.
Я подошла ближе, нахмурилась.
— Никита… что ты устроил?
— Специальное назначение для особо капризной пациентки, — сказал он, открывая дверь машины.
— Ты с ума сошёл?
Он посмотрел на часы, потом на меня, будто оценивая, сколько у него есть времени.
— Всё под контролем. К четырём верну тебя, Золушка.
— Никит, нет… — начала я
— Ну что мне теперь, тебя на руках нести?— хмыкнул он. — Хуже уже точно не будет.
Я закусила губу. Стоять было неловко, садиться — страшно. Хочется — да колется, и мама не велит.
— будто всю мою суть кто-то выразил этой детской присказкой.
Я сдалась. Села. Машина мягко тронулась с места, и за стеклом остался больничный двор.
Через двадцать минут мы стояли на причале. Солнце играло в волнах, а перед нами покачивался белоснежный катер.
Шкипер в форме уверенно готовился к отплытию, спокойно проверяя оборудование.
Никита взял меня за руку и помог подняться на борт. Я почувствовала, как лёгкий морской бриз нежно обдувает лицо, и на миг все тревоги отступили, растворившись в бескрайнем просторе вокруг.
Он то и дело улыбался — без напряжения, без упрёков. Впервые за долгое время мы говорили просто о том, что нравится: о любимых фильмах, музыке, шутках из детства. Его голос звучал легко и непринужденно, как будто не было никаких обид.
Мы смеялись, вспоминали смешные истории из прошлого и делились планами на будущее, которых раньше казалось невозможным даже представить.
Два часа на воде пролетели быстро, словно минут пятнадцать, и хотя море вокруг было бескрайним, казалось, что этот момент — наш собственный остров спокойствия и счастья.
После неспешный прогулки, мы устроили небольшой ужин в уютном ресторане. Еда была простой, но вкусной, а разговоры — тёплыми и непринуждёнными. В эти часы я чувствовала себя живой, настоящей — без страха, просто собой. Затем Никита отвёз меня обратно в больницу. Там, в палате, я смотрела на него с благодарностью и тихой надеждой.
Еще несколько дней прошли в спокойствии и гармонии, словно мир на время остановился, давая мне силы. И вот наконец меня выписали. Я вернулась домой, где меня ждала моя маленькая дочка, по которой я безумно скучала. В её улыбке я нашла утешение и новый смысл.
Эти несколько дней после возвращения домой были как выдох после бури. Мы не выясняли отношения, не говорили о прошлом и не строили планов. Просто были рядом — легко, по-доброму, по-человечески. Никита оказался неожиданно заботливым, помогал восстановиться, следил за моим здоровьем, сам возил меня в клинику. Мы смотрели глупые ролики, играли в настольные игры, смеялись. Было ощущение, будто нас ненадолго отпустило — и мы ловили каждый момент этой редкой ясности.
Я не стала устраивать сцену. Просто скинула Никите скрин, и написала что-то из ряда:
«Быстро ты пришёл в себя».
Ответ был — в духе Никиты: дерзкий, с уколом и без извинений. Мы обменялись ещё парой колких фраз, и я его заблокировала.
На второй день после этого, ближе к обеду в палату зашла медсестра:
— Эвелина, вам назначено УЗИ в соседнем корпусе. Одевайтесь, пожалуйста, нужно пройти пешком.
Я оделась в простую одежду, собрала волосы в пучок — всё происходило как-то буднично, без лишних слов.
Мы вышли из отделения, спустились к выходу и пересекли внутренний дворик. Я шла молча, рассматривая территорию — за эти дни я почти не бывала на улице. Всё было непривычно: свежий воздух, гул машин за оградой, даже шорох листвы казался громким.
И вдруг, за поворотом, я увидела машину.
У капота стоял Никита.
— Добрый день, — сказал он медсестре — Дальше я сам.
Она только улыбнулась и кивнула. Очевидно, всё было заранее согласовано.
Я подошла ближе, нахмурилась.
— Никита… что ты устроил?
— Специальное назначение для особо капризной пациентки, — сказал он, открывая дверь машины.
— Ты с ума сошёл?
Он посмотрел на часы, потом на меня, будто оценивая, сколько у него есть времени.
— Всё под контролем. К четырём верну тебя, Золушка.
— Никит, нет… — начала я
— Ну что мне теперь, тебя на руках нести?— хмыкнул он. — Хуже уже точно не будет.
Я закусила губу. Стоять было неловко, садиться — страшно. Хочется — да колется, и мама не велит.
— будто всю мою суть кто-то выразил этой детской присказкой.
Я сдалась. Села. Машина мягко тронулась с места, и за стеклом остался больничный двор.
Через двадцать минут мы стояли на причале. Солнце играло в волнах, а перед нами покачивался белоснежный катер.
Шкипер в форме уверенно готовился к отплытию, спокойно проверяя оборудование.
Никита взял меня за руку и помог подняться на борт. Я почувствовала, как лёгкий морской бриз нежно обдувает лицо, и на миг все тревоги отступили, растворившись в бескрайнем просторе вокруг.
Он то и дело улыбался — без напряжения, без упрёков. Впервые за долгое время мы говорили просто о том, что нравится: о любимых фильмах, музыке, шутках из детства. Его голос звучал легко и непринужденно, как будто не было никаких обид.
Мы смеялись, вспоминали смешные истории из прошлого и делились планами на будущее, которых раньше казалось невозможным даже представить.
Два часа на воде пролетели быстро, словно минут пятнадцать, и хотя море вокруг было бескрайним, казалось, что этот момент — наш собственный остров спокойствия и счастья.
После неспешный прогулки, мы устроили небольшой ужин в уютном ресторане. Еда была простой, но вкусной, а разговоры — тёплыми и непринуждёнными. В эти часы я чувствовала себя живой, настоящей — без страха, просто собой. Затем Никита отвёз меня обратно в больницу. Там, в палате, я смотрела на него с благодарностью и тихой надеждой.
Еще несколько дней прошли в спокойствии и гармонии, словно мир на время остановился, давая мне силы. И вот наконец меня выписали. Я вернулась домой, где меня ждала моя маленькая дочка, по которой я безумно скучала. В её улыбке я нашла утешение и новый смысл.
Эти несколько дней после возвращения домой были как выдох после бури. Мы не выясняли отношения, не говорили о прошлом и не строили планов. Просто были рядом — легко, по-доброму, по-человечески. Никита оказался неожиданно заботливым, помогал восстановиться, следил за моим здоровьем, сам возил меня в клинику. Мы смотрели глупые ролики, играли в настольные игры, смеялись. Было ощущение, будто нас ненадолго отпустило — и мы ловили каждый момент этой редкой ясности.
"Я вернулась домой, где меня ждала моя маленькая дочка, по которой я безумно скучала.… Эти несколько дней после возвращения домой были как выдох после бури.… Мы не выясняли отношения, не говорили о прошлом… Просто были рядом…… Никита оказался неожиданно заботливым..." — вот в этой части немного непонятно — пишите о возвращении домой к дочке, с которой точно бы уж не стали выяснять отношений, значит, одновременно и о Никите, который находился с Вами и дочкой, а по рассказу, выходит, что ещё и с мамой, поскольку проживаете, что Вы, что Ваша дочь вместе с Вашей мамой, с которой тоже планов на будущее строить бы не стали.
спасибо за пояснения)))
Очень интересно, продолжаю читать
💕🫠
Есть совесть у Никиты иногда)