Что мне важно?

Смотришь утром на себя в зеркало и думаешь – в этом году буду фотографироваться только в шубе. Переживаешь.

Потом малой уронил себе на ногу горшок с аспарагусом и все, мысли о фигуре сдуло.

Полечились, идем гулять, он просит   сладкую вату, смотрю в кошелек, и синяк на ноге занимает место на полке, где-то там, где и мысли о моей поплывшей фигуре. Как дожить до зарплаты?

Звонит мама, у нее опять разболелась поясница, а папа на работе, надо ехать, натереть ее, как раз сынуля поспит на дедовой кровати, он ее любит, потому что с котом.

Приехали, мама, как всегда, хоть и кривая-косая, старается для внука вкусненькое по-быстрому сварганить, а потом, жалуясь на невыносимые боли и обливаясь потом падает на кровать.

Ну, что же ты, мамочка, он тебя и без жареных кабачков любит.

Звонит муж, что-то там в машине треснуло, вроде и не опасное, но заехать на СТО придется и сколько там выложить будет надо, не известно. А еще, вдруг, он меня пугать не хочет, как доедет-то? А на работе отпустят?

Кошка мамина, дите бешенное, запуталась в белье для стирки, пока вынимали, чуть дышит. К ветеринару везти или само оклемается? Сын готов в ее корзинку залезть, утешает. Не придушил бы ласковостью. И не поспал, сколько надо, значит, вечером капризничать будет.

Сижу на кухне, мамо пришкандыбала, предлагает свою кофточку, говорит, что ей уже кажется, что я из нее не выпаду. Опять мысли о шубе для фотографии в семейный альбом. Мам, зачем ты так? Типа, кто мне еще правду скажет? Да, муж не скажет, он говорит, что будет меня любить, даже если я в двери боком входить буду… тоже то еще утешение.

Совсем я раскисла, спасибо, мамо.

И звонок. Он, мой хороший, спрашивает осторожно как дела у мамы (осторожно, потому что если мама услышит, что есть свободные уши, на которые можно упасть и пожаловаться на жизнь, то прощай его время обеда). Рассказала про малого и про кошку.

Вот, умеет он и пожалеть и рассмешить, сказал, что кошке теперь смирительная рубашка нипочем, уже знает, как выпутываться. Сыну вечером расскажет, какой он молодец, что почти не плакал, а синяки пройдут и, вообще, у нас растет маленький мужчина.

И на душе стало, вдруг спокойно.

Вечером я прижмусь к нему на нашем узком диванчике, и мы вместе посмотрим какую-нибудь ерунду. С чаем и сушками. Я ему, может быть, пожалуюсь на свою фигуру, ему можно. А рядом будет сопеть сына.

Наверно, только это для меня и важно, моя семья. А остальное пройдет.

А для вас?

П. С. А соседка опять кричала на площадке, что она себе хахаля заведет, чтобы хоть кто-то ей дарил не поцелуйчики, а нормальные сережки… Дура, да?