Стоит задуматься...

Ребенок, как, собственно и каждый человек на свете, хочет быть услышанным. Это потребность сопоставима с потребностью в еде, воде, воздухе. Если нас не слышат, мы умираем. 

— Мам, — как-то пыталась вывести меня Соня, — Это не честно, что Даниле можно было игрушку весь вечер, а мне совсем нет.
— Сонь, скажи мне пожалуйста, — деловито решила я перевести разговор на другую тему, — ты после обеда сегодня ела что-нибудь?
— Мам, я тебя только что спросила о чем-то другом. Ты не ответила и сразу стала спрашивать совершенно про другое. 

Соня сказала это так разумно, так внятно и трезво-рассудительно, что я, не ожидая такой разумности, слегка оторопела. Так я и сидела на переднем сиденье, притворяясь, что веду машину. Ответить я ей ничего не смогла. Пробубнила про себя, что Соня права. Соня мое бормотание и оторопь приняла в качестве извинения и не стала настаивать на продолжении разговора. 

А я намотала себе на ус, что не надо этого больше делать. 

Мысли, будучи раз осознанными, имеют свойство крутиться в нашем сознании. Эти слова Сони о том, что я ее намеренно не услышала, возвращались снова и снова. Мне почему-то вспоминались моменты, когда Соня мне ничего не говорила, но я знала, что она пытается что-то донести до меня, а я внутренне от этого отгораживаюсь, сама себе не признаваясь в том, что я пытаюсь сделать вид, что не замечаю, не слышу, не вижу… Мне было стыдно особенно за то, что иногда мы обе осознавали Сонину правоту, но я искренне удивлялась, выставляя ее в глупом свете. Нет, не подумайте, что это было намеренно. Это, как мне казалось, было частью воспитания, когда мы позволяем себе где-то притвориться. 

Правда, я помню моменты из детства, именно те моменты, когда я нутром чувствовала, что права, но взрослые почему-то недоумевали. Я помню это острое чувство несправедливости. Теперь уже я понимаю почему они это делали, но чувство несправедливости до сих пор сидит. 

— Мам, я не хочу в субботу в бассейн. – Тихо сказала Соня, когда я прилегла с ней на кроватку, чтобы покачать перед сном. 

Обычно мы говорим о чем-то приятном, но мысль, что надо будет идти в бассейн, терзала Соню. Месяц назад ее перевели на уровень вместе с Данилой так, чтобы урок у них был в одном классе. Мне было так удобнее, да и Соня подает большие надежды, поэтому мы решили с тренером попробовать, как у Сони это дело пойдет. Плавать надо не половину бассейна, как полагалось на Сонином уровне, а целый бассейн. На новом уровне Соне шли на уступки, но психологически ей было страшно. 

Я понимала, что Соня может быть вместе с Данилой, хотя разум твердил мне, что этого делать не надо. Месяц я закрывала на это глаза, отшучивалась от Сониных отговорок, вдохновляла и хвалила ее. Она оставила свои попытки, притихла, но переживать не  перестала.

И вот сегодня я вдруг явно осознала насколько ей тяжело носить это в себе. Мне все еще хотелось сказать ей, что давай еще два занятия попробуем и все такое прочее, но я переборола это желание.
— Дочь, — тихо сказала я, — Я тебя слышу. Я поняла, что тебе сложно. Ты думаешь, что уровень пониже больше тебе подойдет?
— Мам, они просто взяли и перевели меня на уровень, когда я на предыдущем совсем еще не была. Они почему-то думают, что я смогу переплыть весь бассейн. Мне страшно, что я утону.
— Я поняла тебя, дочь. Я тебя прекрасно понимаю, — говорила я это больше для себя, чем для нее. – Знаешь, в субботу мы пойдем, я поговорю с тренером и мы спросим, чтобы тебя перевели на уровень ниже. Если можно будет, то прямо в субботу и начнем. Если места на том уровне не будет, то наверное просто подождем. 

Соня не шевелилась. Она замерла и я поняла, что она не могла поверить своему счастью.
— Дочь, ты все это время переживала из-за бассейна?
— Да… 

Соня проговорила это, а потом крепко сжала мою руку и всем тельцем прижалась ко мне.
А мне стало еще горше от того, что  мы не подозреваем даже сколько невысказанного таится в детской душе. Я обняла ее в ответ, целовала, а она вспоминала все свои переживания и тихо отпускала их, как сон из ушедшей ночи…