Лето в деревне и немного морали

К сожалению, сейчас у меня гораздо меньше времени, чем хотелось бы, на чтение художественной литературы, но мне очень нравятся некоторые короткие заметки «обо всем на свете» некоторых авторов (или даже авторок, даешь больше феменитивов). Недавно прочитала одну такую и сразу вспомнилась мне родная ветелка в родной деревне и мои 12-17 лет))). Автор Инна Василенко. Из паблика Тексты Инны Василенко.

СЕСТРА
Когда Даша, моя троюродная сестра, приехала в Соколовку на лето, мне хватило трех дней, чтобы понять — я попала.Она была белоручка. Я сама лень-матушка, но степень Дашиной лени изумляла даже меня. Нам тогда исполнилось 15-16 лет.Вместе с Дашей приехала ее баба Галя, сестра моей бабушки. Цель жизни бабы Гали была в прислуживании Даше. Я заставала их в темных сенях, когда бабГаля совала Даше нектарин, видимо, с Москвы привезли и прятали. Моя бабушка ни мне, ни братьям ничего тайком не давала: всё открыто — подходи и бери: хочешь — пряник, хочешь — карамельку, а хочешь — иди яблоки в саду ешь! Я не хотела нектарин, но идея неравенства внутри МОЕГО дома бесила. Я чувствовала себя вторым сортом. — Дашь, поставь чайник! — кричала баб Галя. — Он же током бьет! Пусть Инка поставит!- Инн, чайник поставь! И я шла ставить чайник. Назло. Злилась ужасно, но шла. Я заставала баб Галю на сплетнях с соседкой о том, как Инна обижает Дашеньку, какая Даша хорошая со всех сторон, а вот Инка эта… Я заходила на терраску, смотрела прямо в глаза баб Гале и молча уходила на болота, где бесилась. Бесилась жутко. День я старалась проводить с книжкой подальше от дома. У меня за садом и лугом была ветелка, я забиралась наверх и комфортно сидела. Могла часами смотреть на линию горизонта и мечтать. Одно из лучших воспоминаний отрочества — моя ветелка. Даша просыпалась в 14 часов дня. Умывалась, завтракала и начинала краситься. Красилась она для вечерних гулянок. Красным карандашом рисовала стрелки на веках. Я по сей день не поняла, было ли это модно или все-таки безнадежно нелепо. Потом иголкой вдумчиво разделяла слипшиеся ресницы. Потом гладила блузку для вечерних гулянок. Потом… если честно, я не знаю, чем она занималась. Либо она ничем не занималась, либо мне с болота плохо видно. В те годы мы с друзьями писали друг другу письма. Я всё прятала. Даша находила конверты в моих вещах и читала. Читала мои им ответы и обижалась. На резонный вопрос, какого черта она лезет в мою переписку, она невинно спрашивала:- А чо такого-то?! Помню, у нас к чаю оказались две шоколадные конфеты «Красная шапочка». Братья резали пополам, брали по половинке, какая к кому ближе, и ели. Я резала пополам нашу с Дашей «Красную шапочку». И брала половинку со своей стороны. — Погоди! — говорила Даша и забирала мою половинку. Клала половинки друг на друга. Одна из половинок была больше. Больше на ниточку. И эту половинку забирала Даша. Какая дикость. У нас с братьями издавна устоялось негласное правило лучшее отдавать другому: лучшее яблоко, лучшую горбушку черного хлеба — на! Я же тебя люблю. Но теперь есть Даша и Дашины правила: лучшее — Даше. За ней стояла скандальная и истеричная баб Галя. За нами никто не стоял. Наша бабушка глупостями не занималась. У нее хозяйство. Ну и потом, ведь Даша — гость, уступи ей! Поэтому днем я партизанила за садом, братья — у Трофимовых мальчиков. У баб Гали было два таланта: рыдать и картинно помирать. Помирать получалось лучше. Потому что рыдания «в этом доме меня никто не любит» можно терпеть и внутренне соглашаться, а стоны, вой и предсмертные хрипы — нет. Нахрипевшись, баб Галя шла пить чай, работать в огород или к соседке. К несчастью, первые два года у нас с Дашей была общая компания. И гуляли мы по ночам вместе: выходили за деревню и шли в клуб. Ребята покупали самогон. Всех допекало, что я отказываюсь пить. Меня упрашивали, умоляли и любимое:- Ты меня уважаешь?- Нет, — отвечала я с каменным лицом.- Э! Э. Э… — и возразить было нечего. На самом деле, я всех уважала, но не стоило посягать на мое право отказаться. Дашу не уважала. Даша быстренько накидывалась самогоном. Танцевала в клубе. И шла искать любовь. Или блевать. Или искать любовь и блевать. Засада была в том, что я не имела право вернуться домой одна. Баб Галя бы меня четвертовала за то, что оставила Дашу. И потом, у нас в Соколовке было принято держаться друг за друга и своих не бросать. Нравилось мне это или нет, но идти домой без Даши я не могла. Я лазала по кустам, стучалась в легковушки и искала любвеобильный труп Даши. А потом мы с Катькой и Ленкой волокли Дашу домой. Иногда нам помогала Дашина любовь дня. И на все упреки и вопросы, какого хрена она так себя ведет, она отвечала:- А чо такого-то? Даша всем рассказывала, как я ее притесняю. Те, кто плохо меня знали, сочувствовали Даше и презирали меня, ведь Даша —классная веселая девчонка! Со всеми пьет! Вливается в каждую тусовку! Я же дичилась чужих людей. Кончилось одно лето, другое и третье. И Даша перестала ездить в наш дом. Чем дальше во времени, тем спокойнее я могла воспринимать мамино:- А Даша — такая молодец! В банке работает!!! Не то, что ты!!! Сейчас мы не общаемся. Я узнаю о ее жизни реферативно от мамы. Забеременела. Расписались с парнем. Родили дочку. Живут, все хорошо. А потом Дашино благополучие дало сбой. Она забеременела вторым. Скрининг — высокая вероятность родить ребенка с синдромом Дауна. Повторный скрининг — высокая вероятность. Врачи настаивают на аборте. Это обузаЗачем статистику портить. Делают прокол в околоплодные воды — высокая вероятность. Что-то вроде 8/10 родить дауна. Ее прессуют всей консультацией, а она отвечает:- Это мой ребенок. Каким родится, таким и буду любить. От нее отмахнулись как от конченной. Все равно, как закончится ее беременность, мол, в любом случае, это будет биомусор.В диком стрессе Даша доходила беременность. Родила. Здоровую девочку. — Ой, надо же! — сказали врачи в родовой, когда рассмотрели младенца, — Как повезло! Дашины дочери — писанные красавицы. Она хорошая мать. Живут и счастливы.

Морали нет. Жизнь не знает морали.