пусть здесь будет

Игнатьева В.И.
Эпидемиолог
Утро понедельника началось в онкоцентре им.Блохина. Десятки людей засасывает к подножию огромного и уродливого здания, торчащего, словно кариозный зуб в гниющей десне. И мы, поддавшись потоку, делаем уверенные шаги под вывеску с зелёными печатными буквами «ВХОД».Немного сонные, озябшие от промозглой и ветреной погоды, всё ещё вспоминая утренний ароматный кофе, мы проходим в глубину холла.

Не меньше полусотни людей скопились в узкой длинной кишке коридора с тусклым светом. От количества человек рябит в глазах, их слишком много. Молодые и старые, худенькие и полные — они быстро ходят, передвигаются на инвалидных колясках, сидят на лавках, ожидают очереди в раздевалку, в приемное, за протезами и в аптеку. Невероятных размеров панно на стене, противоположной входу, символизирует свет и надежду.

Воздух в этом здании пропитан особыми густыми и тяжёлыми нотами людского страха и тревоги. В их глазах застыл ужас неизвестности и отчаяния, смирение и безысходность. В ком-то видна стойкость и твёрдость, но это лишь внешнее, напускное. Внутри, подчас не признаваясь себе, все боятся. Никто не улыбается и не смеётся. Лишь охранник стоит с тупым выражением лица, и губы застыли в полуулыбке.

В этой свинцовой толпе изредка снуют врачи, мелькая ярким белым пятном призрачной надежды. Нагрудные кармашки их халатов пестрят названиями фармацевтических гигантов. Здесь все надеются, несмотря ни на что, и все боятся. На лице каждого остался отпечаток душевных и физических страданий. Все знают, как трудно достать препараты для лечения таких больных, обезболивающие — тема запредельная и сложная. Однажды коллега посоветовал мне запастись упаковочкой ***. Так, на всякий случай, чтобы не было потом мучительно больно...

В нашей стране проще достать *** для обезболивания, чем официальные препараты. У онкологических больных нет надежды, нет спасения. У них нет ничего, кроме веры. Этим обстоятельством беспощадно пользуются мошенники, страждущие заработать на человеческом горе и наивности. Заборы на подступах к онкоцентру призывно пестрят объявлениями и как манящими пальчиками шелестят бумажной чередой телефонов. В одном написано крупными фиолетовыми буквами: ГРИБЫ — лечим от рака, недорого, надёжно. В другом: ОНКОЛОГИЯ излечима, позвоните нам!!! Хочется сорвать их все, снести эти чертовы заборы и кричать во весь голос — НЕ ВЕРЬТЕ!!! Люди, очнитесь.
Они не услышат, надежда затмевает голос разума. Они не верят врачам, но верят дядям и тётям, которые вешают объявления на заборах и обещают вечную жизнь.

Абсолютно разное отношение посетителей, когда ты находишься в онкоцентре в белом халате и без него. Если на тебе любая обычная одежда, то никто даже не реагирует, все занимаются своими делами и заботами, к тебе относятся как к равному. Однако, если ты проходишь мимо в ослепительно белом, старательно выглаженным халате, то голова каждого человека сидящего в очереди, поворачивается. Каждая. В каждом халате они ищут спасение, они с надеждой заглядывают в глаза, как бы задаваясь вопросом: «Ну что, доктор, что у нас на сегодня, будут ли чудеса?». И невольно под этим взглядом скукоживаешься, отводишь глаза в пол или в стену, лишь бы они не прочитали в них: «К сожалению, на сегодня чудес не отмеряно, я не смогу вам помочь». Страшное дело — ощущать, что не можешь ничем помочь. Понимаешь весь ужас болезни и не можешь помочь. В этом здании как-то стыдно чувствовать себя счастливым и радостным, снова и снова ловлю себя на такой мысли. Совестно представить, что эти люди увидят тебя живым и молодым, полным надежд и мечтаний. Не знаю куда деть глаза, не знаю.

На каждом этаже этого огромного комплекса своя беда и свой тяжёлый безнадёжный воздух. Каждый врач, бегущий со стопкой карт, анализов или рентгенограмм похож на лангольера, сжирающего этот гибельный страшный воздух. Каждый врач — это глоток чистого воздуха, насыщенного верой и надеждой.

Страшное, давящее и угнетающее утро. На улице дышится легко, хочется втянуть осеннюю прохладу и свежесть полной грудью. Немного снежинок хаотично блуждают из серых кучевых облаков на землю, падают на зелёную и вполне бодрую траву. На выходе всех встречает своим нелепым до безобразия видом новогодняя ёлка с разноцветными пластмассовыми шарами и непременной звездой на верхушке. Страшный символ искусственной надежды и будущего праздника, который не каждый из посетителей сможет встретить.

P.S. Помню ещё на 6-ом курсе академии в декабре нам поставили абсолютно «праздничный» цикл предметов — онкология, судебно-медицинская экспертиза и секционный курс. Все эти пропитанные смертью предметы были как раз перед Новым годом и добавили всем такого «предпраздничного» настроения, что помним по сей день. Даже сейчас мне не трудно воспроизвести в памяти едкие запахи смерти, человеческого тления и формалина. Шестикурсников, повидавших на тот момент многое, эти ощущения выбрасывали совершенно в другое измерение, мы окунались слишком глубоко и чувствовали слишком остро. Мы знали цену и видели тонкую грань. И дышали. Дышали полной грудью, захлопнув за собой тяжёлую дверь с надписью «Посторонним вход воспрещён».

Сейчас все подряд беспощадно ругают врачей. Хочется всех таких, грязно гавкающих в сторону белого халата, хотя бы раз отвести в тихое унылое местечко с одинокой тусклой лампочкой, заставленное каталками со свежепривезёнными человеческими телами, и дать почувствовать этот сладкий и премерзкий запах смерти. Показать старческую морщинистую руку, застывшую в неестественном положении, с облупившимся красным лаком на безжизненных ногтях. Так выглядит и так пахнет профессия врача. Кровью и человеческими испражнениями, а не розами, коньяком и деньгами. Каждый врач прошёл через это. Каждый!!! Пусть ни у кого не останется иллюзий о профессии врача, и пусть ни одна глотка не посмеет гавкнуть в сторону белого халата.