Томск-43. Послевоенная жизнь полузаброшенного городка

Село Томское (также Итатка, «Городок» или Томск-43) спрятано в тайге, в 64 км от Томска. Его я обранужила случайно, изучая местные достопримечательности — бывшие секретные военные объекты с бункерами и туннелями, заброшенные и разбросанные на огромной территории по тайге.

Воздух здесь пропитан спокойствием, как в глухой деревне, и это спокойствие странно сочетается с многоэтажными домами, часть которых стоят с пустыми окнами и дверями.

Заброшенные дома появились после того, как в конце 90-х военные части Томского расформировали, и значительная часть жителей покинула село. Думать об их восстановлении до недавнего времени было бессмысленно — жители продолжали уезжать, ни работы, ни каких-либо перспектив здесь не было.

Сейчас здесь даже можно купить квартиру и начать жизнь.

Однажды давно тишина Городка была нарушена взрывом — в 1991 году, когда мальчик нашел неподалеку в лесу гранату и принес ее домой. Учебные мины, ящики с патронами, взрыватели. Все это можно было найти в окрестных лесах без проблем с тех пор, как ушли военные. Местную мину находили даже на томском вокзале (в городе Томске, а он в 60-ти км от села Томское).

Вот паника тогда поднялась. Но никто не собирался взрывать вокзал — люди всего лишь зарабатывали — сдавали металл, оставшийся от военных. Этим зарабатывали в то время очень многие жители Итатки. Даже дети.

В 2000 году система отопления Городка была разморожена несколько раз, люди уезжали, оставляя квартиры с облезшей на мерзлых стенах краской. Из некоторых живых окон тут до сих пор торчат печные трубы, в домах до сих пор есть дымоходы и печки, которые протапливают в ванных комнатах, чтобы попариться. Спутниковый интернет — только в школе. Телефоны — только сотовые.

Дом милосердия находится в самом селе Томском. Коридоры тут красивые… как в клинике из американского кино. В нем живут около ста пожилых людей, в основном из Томска. Это дом сотни историй-жизней… Я уже уходила, повернувшись спиной к милосердию, когда на его порог вышел мужчина на костылях:

— А меня сфотографировать? Сестра чтобы увидела… она у меня в Томске живет.

В детском саду сейчас уже должно быть две группы, я там была, когда для второй, младшей группы делался ремонт на первом этаже.

— Я пришла сюда, когда здесь «руины» были… мы вшестером с женщинами таскали трубы на себе с заброшенных военных площадок, чтобы восстановить детский сад. — Напоследок сказала заведующая, и в этот миг я увидела перед собой не заведующую, а русскую женщину, маленькую, растерянную, которая из стихов Некрасова.

А детки в это время спали в забрызганной солнцем спальне: раньше можно было ставить раскладушки в комнате для игр, а сейчас положено иметь отдельную спальню с настоящими кроватями. Одеялки у них все в диснеевских персонажах, и спальня кажется яркой — то ли от обилия спящих детей, то ли от этих одеялок, забрызганных солнечными пятнами.

Я поднималась по подъезду на верхний этаж, чтобы попасть на крышу и сфотографировать городок сверху, когда одна из дверей приоткрыла тусклую квартиру, и я услышала голос старушки:

— Ух и топют… Жарко как.

— Это хорошо, что жарко, а не холодно, — говорю я. Дальше мы разговорились совершенно неожиданно, из бабукиной квартиры выбежали кошка и собака, из-за соседней двери вышли муж и жена, закрывая неплотную дверь на висячий замок. Со всеми она поговорила, а мне посоветовала взять ключ от крыши у Ирины Семеновны, что живет ниже.

На мой вопрос «почему на первых этажах никто не живет» бабушка ответила:

— Я вниз жить не пойду, то, что лазают тут всякие… В моем замке и то ковыряются. Квартиры были хорошие, сами люди их ломали. Кто батареи, кто двери вытаскивали. а квартиры хорошие.
Стучу к Ирине Семеновне. Та открывает дверь, и, не глядя, сразу, улыбается и говорит:

— Здравствуйте, проходите!

Ух ты, думаю я. Вот бы я так дверь открывала незнакомым людям. Кстати, бабушки, к которым мы потом с Ириной Семеновной пошли в гости, открывали дверь точно так же. У одной десять правнуков, у другой — шесть. И таких бабушек в городке еще много. Живут они одни. 150 пенсионеров на 900 жителей.

Чтобы так дверь открывать, это нужно смелой очень быть, или совсем простой, либо жить в добром городе. А село Томское не такое уж и доброе. Сама его история начинается от тюрьмы, и жили в этих местах заключенные. А недалеко отсюда был лагерь смерти «Тайга», всех заключенных «доходяг» с итатского лагеря отправляли туда. В нем очень много умирало их. Единственное что там сохранилось, это старый колодец, который они построили… каждый перед своей смертью.

В единственной школе Томского обучается около 200 ребят. В 2008 году здесь, впервые за несколько лет, будет два первых класса и всего 22 первоклассника, вместо обычных 10–14 детей.

Директор школы, показывая свои «владения», много чего рассказал… вся эта информация получилась фундаментом для моего материала. Правда не упомянула я о новых дверях, окнах и вообще о действительном уюте школьном, сильно важно это было для директора, и он мне много раз о ремонте говорил. Потому, что долгое время школа жила вообще без денег, и наболела эта тема.

Когда я фотографировала старший класс, учительница написала на доске корень из пяти, и мальчишки сильно возмутились, впервые увидев такое вычисление. Они так решительно начали заявлять учительнице, что такого быть не может, что я улыбнулась.

В школе есть исторический кружок, где ребята изучают историю своего района, и знают о нем гораздо больше, чем написано сейчас в Википедии.

Из истории Итатки (Городка). Первое поселение в верховьях Итатка зарегистрировано в 1884 году. Первые поселенцы прибывали из европейской части Российской империи, особенно во время столыпинских реформ и селились хуторами.

Дома в Итатке (на самом деле это районный центр, рядом с которым находится Городок) не сибирские. Тут и прибалты, и немцы, эстонцы и мордва… кого только нет. В сибирские чистокровные дома с улицы никогда не заходят. Их окружает большой забор, калитка, потом входишь в дом. А здесь такого нет. Сама деревня Итатка разбросана, что не характерно для сибирской деревни: сибирская деревня вдоль дороги строго должна стоять.

В 94–95 годах сюда повалили из Казахстана и Киргизии — в те времена эти республики получили независимость, и уже сложно стало продать там жильё, а русскому населению очень уж захотелось вернуться на историческую родину. Вот и ехали в те места России, где жильё подешевле и дома помногоэтажнее… Но работы здесь уже не было, и после разморозок люди начали уезжать, бросая квартиры.

За Итаткой. Заброшенные военные объекты

Воспоминания жителей, которые уже уехали

Михаил Логачев:

Когда мы в 1968 году приехали в Итатку, мое детское нутро было поражено! До этого отца уже помотало по Союзу и мы успели пожить в 4 городах, как районного масштаба, так и областных.

А тут среди леса, вдали казалось бы от цивилизации, стоит современный городок с отличной инфраструктурой, уютный и привлекательный. По тем временам это было как оазис в пустыне. Помимо всего там некоторое время была еще одна достопримечательность — телевышка. Её поставили 1963—1965 годах недалеко от госпиталя, примерно там, где свинарник. Стандартную телевышку высотой то ли 40, то ли 60 метров — не помню.

Вышку должны были укомплектовать ретрансляционным оборудованием, но что-то не состыковалось, и технику не выделили. Сейчас бы установили на ней какую-нибудь коллективную антенну и провели бы по всему поселку кабельное телевидение. Но тогда о таком не знали.

Вышка простояла без надобности лет 5. Примерно в 1970 или 1971 году командование части нашло ей применение. Через Минобороны списались с другим ведомством, и нашли покупателей. Через некоторое время приехала бригада верхолазов от нефтяников. Они разобрали эту вышку на несколько частей, а потом их вертолет эти части, которые по размеру и весу были соизмеримы с обычными высоковольтными опорами, по воздуху перенес куда-то в Тюменскую область.

Евгений Бойко:

Помню стрельбище — после развилки налево. Едешь на велике по плитам: ты-дым, ты-дым… трясешься… Доедешь, кинешь его, и — вперед, на разведку!

Чувство сталкера, когда вокруг артефакты: гильзы и пули всех калибров, учебные мины…

Насыпь и узкоколейка с вагонеткой, на которой закреплена мишень — разгонишь ее по рельсам, сядешь и — несколько метров неописуемой радости на колесах… А на снегу, в апреле-мае пули особенно видны — собирать легче — пакет килограмма на 2 обеспечен. Однажды нашел боевой снаряд от шилки, вытащил пулю, высыпал порох, превратил его пенал, поставил на полку с книгами. Только отец на следующий день забрал — оказывается, одному мальчишке оторвало руку после разборки подобного снаряда… а я его в тот день в школу носил, на парту ставил… свой новый пенал.

Олег Гогелиани:

Среди игрушек у нас были и гильзы, и целые патроны. Отец приносил парашюты от осветительных снарядов, и мы сбрасывали их с разным грузом с крыши пятиэтажки. Уже в 1989 в городок стали приезжать разные люди, и один мальчик всё просил: «покажите мне танк, я в городе жил, ни разу танка не видел».

А танкисты как раз только что уехали со всей бронетехникой. А я наоборот, просил его рассказать о рокерах, как они там в городе гоняют на своих мотоциклах…
Александр Андреев:

Я жил на «десятке» с родителями с 1984 по 1987, то есть почти до момента вывода военных. Судя по всему с 70-х там ничего не менялось. И в озеро сигали, и плоты делали. Я однажды на лодке плавал в октябре, разбивая первый ледок и свалился в ледяную воду, кое-как вскарабкался и догреб до берега. Помню и горелый паровоз (это, если не ошибаюсь куда-то за штаб дивизии), и Красную горку, после которой, встав на горные лыжи, понял, что учиться на них кататься мне не надо.

Помню как рыбачили на карасей и гольянов на котлованах возле свинарника. И прыжки в сугробы — мое любимое занятие! Я прыгал и с ГДО, и с садика, и со школы, со столовой мы делали сальто. Пару раз сильно отбивал внутренности.

Еще помню как меняли у солдат желтые колбаски артеллерийского пороха и делали бомбочки и фейерверки. Очень много времени проводили в тайге, строили там шалаши. Помню как весной пойдя в лес на каждой полянке снимали с себя по 20 клещей, один раз меня укусили, слава богу, обошлось.

Александр Филянов:

Мы на горелом паровозе в войнушку играли. Битвы устраивали недетские. Соберемся толпой пацанов 15—20 и айда на паравоз. Мода была на деревянное оружие)))

Все спорили, у кого больше похоже на настоящее. Помню старшему (Лехе) отец выстругал виновку Мосина — как настоящая была. А через неделю мне принес Калаш)))) Визгу радости было до самой ночи)))

И вот с этим оружием мы гоняли по паравозу… Веселое, беззаботное время было. А потом на хлебопекарню заходили. Хлеб аж обжигал, и пах слегка растительным маслом. До сих пор помню этот вкус…

Воспоминания взяты из группы «Томск-43» (