Бернард пишет Эстер: «У меня есть семья и дом.
Я веду, и я сроду не был никем ведом.По утрам я гуляю с Джесс, по ночам я пью ром со льдом. Но когда я вижу тебя – я даже дышу с трудом».Бернард пишет Эстер: «У меня возле дома пруд, Дети ходят туда купаться, но чаще врут, Что купаться; я видел все — Сингапур, Бейрут, От исландских фьордов до сомалийских руд, Но умру, если у меня тебя отберут».Бернард пишет: «Доход, финансы и аудит, Джип с водителем, из колонок поет Эдит, Скидка тридцать процентов в любимом баре, Но наливают всегда в кредит, А ты смотришь – и словно Бог мне в глаза глядит».Бернард пишет «Мне сорок восемь, как прочим светским плешивым львам, Я вспоминаю, кто я, по визе, паспорту и правам, Ядерный могильник, водой затопленный котлован, Подчиненных, как кегли, считаю по головам –Но вот если слова – это тоже деньги, То ты мне не по словам».«Моя девочка, ты красивая, как банши.Ты пришла мне сказать: умрешь, но пока дыши, Только не пиши мне, Эстер, пожалуйста, не пиши.Никакой души ведь не хватит, Усталой моей души».

Вера Полозкова

Мне говорят, что нужно уезжать. Да-да. Благодарю. Я собираюсь. Да-да. Я понимаю. Провожать не следует. Да, я не потеряюсь.

Ах, что вы говорите — дальний путь.
Какой-нибудь ближайший полустанок. Ах, нет, не беспокойтесь. Как-нибудь. Я вовсе налегке. Без чемоданов.

Да-да. Пора идти. Благодарю.
Да-да. Пора. И каждый понимает. Безрадостную зимнюю зарю над родиной деревья поднимают.

Все кончено. Не стану возражать.
Ладони бы пожать — и до свиданья. Я выздоровел. Нужно уезжать. Да-да. Благодарю за расставанье.

Вези меня по родине, такси.
Как будто бы я адрес забываю. В умолкшие поля меня неси. Я, знаешь ли, с отчизны выбываю.

Как будто бы я адрес позабыл:
к окошку запотевшему приникну и над рекой, которую любил, я расплачусь и лодочника крикну.

(Все кончено. Теперь я не спешу.
Езжай назад спокойно, ради Бога. Я в небо погляжу и подышу холодным ветром берега другого.)

Ну, вот и долгожданный переезд.
Кати назад, не чувствуя печали. Когда войдешь на родине в подъезд, я к берегу пологому причалю.

Иосиф Бродский

Некрасивая девочка

Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.Заправлена в трусы худая рубашонка, Колечки рыжеватые кудрейРассыпаны, рот длинен, зубки кривы, Черты лица остры и некрасивы.Двум мальчуганам, сверстникам её, Отцы купили по велосипеду.Сегодня мальчики, не торопясь к обеду, Гоняют по двору, забывши про неё, Она ж за ними бегает по следу.Чужая радость так же, как своя, Томит её и вон из сердца рвётся, И девочка ликует и смеётся, Охваченная счастьем бытия.

Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.Ей всё на свете так безмерно ново, Так живо всё, что для иных мертво! И не хочу я думать, наблюдая, Что будет день, когда она, рыдая, Увидит с ужасом, что посреди подругОна всего лишь бедная дурнушка! Мне верить хочется, что сердце не игрушка, Сломать его едва ли можно вдруг! Мне верить хочется, что чистый этот пламень, Который в глубине её горит, Всю боль свою один переболитИ перетопит самый тяжкий камень! И пусть черты её нехорошиИ нечем ей прельстить воображенье,-Младенческая грация душиУже сквозит в любом её движенье.А если это так, то что есть красотаИ почему её обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, Или огонь, мерцающий в сосуде?

Заболоцкий

Первое что пришло на ум, а вообще стихи — это я, я — это стихи, их бесконечное количестволюбимых))

Как много тех, с кем можно лечь в постель,
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И утром, расставаясь улыбнуться,
И помахать рукой, и улыбнуться,
И целый день, волнуясь, ждать вестей.

Как много тех, с кем можно просто жить,
Пить утром кофе, говорить и спорить…
С кем можно ездить отдыхать на море,
И, как положено – и в радости, и в горе
Быть рядом… Но при этом не любить…

Как мало тех, с кем хочется мечтать!
Смотреть, как облака роятся в небе,
Писать слова любви на первом снеге,
И думать лишь об этом человеке…
И счастья большего не знать и не желать.

Как мало тех, с кем можно помолчать,
Кто понимает с полуслова, с полувзгляда,
Кому не жалко год за годом отдавать,
И за кого ты сможешь, как награду,
Любую боль, любую казнь принять…

Вот так и вьётся эта канитель -
Легко встречаются, без боли расстаются…
Все потому, что много тех, с кем можно лечь в постель.
Все потому, что мало тех, с кем хочется проснуться.

Как много тех, с кем можно лечь в постель…
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И жизнь плетёт нас, словно канитель…
Сдвигая, будто при гадании на блюдце.

Мы мечемся: – работа…быт…дела…
Кто хочет слышать- всё же должен слушать…
А на бегу- заметишь лишь тела…
Остановитесь…чтоб увидеть душу.

Мы выбираем сердцем – по уму…
Порой боимся на улыбку- улыбнуться,
Но душу открываем лишь тому,
С которым и захочется проснуться..

Как много тех, с кем можно говорить.
Как мало тех, с кем трепетно молчание.
Когда надежды тоненькая нить
Меж нами, как простое понимание.

Как много тех, с кем можно горевать,
Вопросами подогревать сомнения.
Как мало тех, с кем можно узнавать
Себя, как нашей жизни отражение.

Как много тех, с кем лучше бы молчать,
Кому не проболтаться бы в печали.
Как мало тех, кому мы доверять
Могли бы то, что от себя скрывали.

С кем силы мы душевные найдем,
Кому душОй и сердцем слепо верим.
Кого мы непременно позовем,
Когда беда откроет наши двери.

Как мало их, с кем можно – не мудря.
С кем мы печаль и радость пригубили.
Возможно, только им благодаря
Мы этот мир изменчивый любили.

Лермонтов Выхожу один я на дорогу

Есенин Не жалею, не зову, не плачу

— Отдать тебе любовь?
— Отдай...- Она в грязи...- Отдай в грязи.- Я погадать хочу...- Гадай.- Ещё хочу спросить...- Спроси.- Допустим, постучусь...- Впущу.- Допустим, позову...- Пойду.- А если там беда?- В беду.- А если обману?- Прощу.- «Спой!» — прикажу тебе...- Спою.- Запри для друга дверь...- Запру.- Скажу тебе: убей!- Убью.- Скажу тебе: умри!- Умру.- А если захлебнусь?- Спасу.- А если будет боль?- Стерплю.- А если вдруг стена?- Снесу.- А если узел?- Разрублю!- А если сто узлов?- И сто.- Любовь тебе отдать?- Любовь.- Не будет этого!- За что?!- За то, что не люблю рабов.