Свекровей у меня было две с половиной.
На средне-статистическую, обычную невестку — это не очень мало. Потому что кто-то всю свою жизнь мучается с одним экземпляром этого полезного приложения к мужу и до сих пор не знает, что собственно с ней делать и как ее применить в семейной жизни без ущерба для оной.
А мне везло. Вот честно, девки, фортИло мне. Может быть потому, что я их любила. Каждую.
Первую полусвекровь жизнь мне подарила в мои шестнадцать.
В шестнадцать я любила Серёж, но Серёжи меня не любили. Поэтому у меня появился Рома. И его Маман. Высоченная, статная, ясноглазая, с командирским голосом и замашками Иосифа Виссарионовича. Эдакий генерал квартирного масштаба. Она одной левой могла дислоцировать всех своих сыновей на постройку бани, если вдруг не вовремя отключили воду. Ей со мной повезло. Я, на семнадцатом году, умела качественно полоть сорняки и виртуозно жарить картошку по наисложнейшей рецептуре; из картошки и сала, из картошки и лука и из картошки и мяса(хотя мясом в девяностых годах пахло только по праздникам). Дополнительным, и решающим, бонусом к моим хоз.талантам в глазах потенциальной свекрови было моё тайное умение манипулировать её сыном(раздол баем). Чем Маман без стеснения и пользовалась. «Света, вы польете в саду?» Одааа. («Рооом, я хочу покупаться в прудуу, в садууу»). «Света, Роме надо доучиться и сдать диплом». Не вопрос, чо.(«Ромаа, я приду к тебе с ночевкой писать диплооом»). За это Маман меня очень любила, доверяла ключи от " где деньги лежат" и регулярно отмазывала перед предками, благодаря чему я могла с чистой совестью целоваться до утра на крыше. Естественно с Ромой-раздол баем. И то, что я забрала заявление из ЗАГСа накануне нашей свадьбы, не мешает нам с Маман до сих пор обниматься глазами при встрече. И чесать языками. И искренне радоваться друг другу.
Вторая свекровь мне досталась неожиданно. Мне было уже восемнадцать, но я всё ещё любила Серёж. Серёжи меня упорно не любили, поэтому появился Алёша. И алёшина мама, — маленькая, простая, тихая, с мозолистыми, натруженными руками и скромным синим беретиком. Я не придумала ничего лучше, чем заявиться к нему домой в двенадцатом ночи, в ажурном черном платье с разрезом до истока бедра и в красной помаде. Свекровь была в акуе и в ночнушке. Она сказала: «Сынок, тебе надо девочку попроще» и честно меня полюбила. Потому что меня любил её сын. Она встала на свадьбе на непривычные каблуки и, потряхивая светлыми кудряшками, вшвыркивая обратно слёзы, произнесла одну фразу, которую я тоже произнесу в своё время. Трижды. В память о ней.
" — Когда я выходила замуж, моя свекровь встала за столом и сказала, что всегда меня будет любить и жалеть. И любила, и жалела, всю свою жизнь. И я тоже буду любить и жалеть свою невестку."
И она меня любила, девки. И очень жалела. На все мои косячества всегда отвечала улыбчивой фразой «керня, быстрее новое купим». И с радостью выращивала плод нашей ранней, с Алёхой, любви, а также центнеры овощей. Чтоб мы не померли с голоду. И во всём мне помогала, и тихонько подсказывала, как вкуснее и слаще жить с её сыном. Я называла её мамой и золотом-бриллиантовым, но она обидно-рано умерла. Возможно поэтому умерла наша, с Алёхой, любовь.
В мои тридцать два мне уже не нужны были ни серёжи, ни алёши. Потому что у меня появился Рома. Естественно, бывший раздолбай. А бонусом к Роме — его мама. Наша Матильда. Полутораметровая, с неизменной укладкой, знойной улыбкой и юбкой «в пол». Я уверена, позвони ей в дверь в четыре утра, она откроет, улыбаясь, поправляя выбившийся волосок из аккуратно подстриженной чёлки и слегка покачивая длиннющим подолом. Ей 64. Она умеет завораживающе смеяться мелодичным звуком «гы-гы-гы», закатывать банки на скорость и никогда ни на кого не обижаться. Она не делит внуков на родных и приемных, и, в любое время суток, вне зависимости от азимута Луны и артериального давления, готова баловать их пирогами да блинами. И покупать со своей крохотной пенсии магазинное баловство. А в перерывах между банками и внуками она умудряется извлекать из своих грядок тонны будущей еды. Из-за чего и частенько жжёт. Например вчера я согласилась «на пару штучек овощей». Но, открыв дверь, я обнаружила хмурого мужа. За его спиной, от квартиры до лифта, по стеночке, тянулся ряд из мешков, ведёрок, корзин, ящиков и пакетиков.
И ведь не обманула; два кочана капусты, два кабачка, два пакета с морковкой-свеклой, два — с перцем, два ящика лука, два мешка картошки, две корзины помидор, два ведра яблок и две баночки с трогательными надписями на тетрадных обрывочках «малина 2016»...
Вот так я и живу: свекрови всё мельче, помидор всё больше, сон всё короче.
И не сплю уже вторую ночь. Тренируюсь закатывать банки на скорость и вспоминаю мам своих мужей. И понимаю, почему я их так люблю.
Потому что мамы — они такие мамы...
как хорошо написано
супер! у меня тож классная! и сережа))