Л. Петрановская О травле детей Часть 2

«Козлом отпущения»

может стать каждый.

Это иллюзия, что для этого надо

быть каким-то особо

ненормальным. Да, иногда и так

бывает. А иногда и вовсе

наоборот. И вообще как угодно.

Очки (веснушки), толщина

(худоба), национальность,

бедная одежда — все пойдет.

Да, есть качества, которые

способствуют закреплению этой

роли — чувствительность,

обидчивость, просто

повышенная ранимость в этот

период. Есть и особый случай

детей виктимных, переживших

насилие и так привлекающих

внимание к себе. Но в общем и

целом причина травли — не в

особенностях жертвы, а в

особенностях ГРУППЫ. Один и

тот же ребенок может быть

изгоем в одной группе и своим в

другой. Или перестать быть

изгоем в той же самой за

короткий срок, скажем, после

смены классного руководителя.

Также не имеет смысла сводить

причину травли к качествам

тех, кто травит: они «звери,

гаденыши, быдло, наглые

отпрыски нуворишей» и т. п.

Опять-таки, конечно, роль

инициаторов травли часто

берут на себя дети не самые

благополучные внутренне. Но

одних только их качеств

недостаточно. Я много раз

наблюдала, как самые

отъявленные травители,

случайно оказавшись с

травимым вдвоем, например, на

продленке, мирно с ней играли.

И опять-таки, при смене

взрослого лидера или позиции

этого лидера по отношению к

происходящему нередко «эти

сволочи» поразительно быстро

меняют свое поведение, хотя,

конечно, не могут так

стремительно решить свои

внутренние проблемы или

повысить свой культурный

уровень.

Эта ошибка лежит в основе

попыток преодолеть травлю

путем «разговоров по душам»

или «индивидуальной работы с

психологом». С жертвой ли, с

агрессорами ли. Травля, как

любое застревание в

деструктивной динамике —

болезнь группы. И работать

надо с группой в целом. То же

относится к попыткам «взять за

грудки». Это может защитить

конкретного ребенка, но группа,

вкусившая «крови», тут же

выберет другую жертву. Просто

убрать жертву или зачинщика,

все сведя к их личным

особенностям, тоже не факт, что

поможет — действо вполне

может продолжиться с другими

исполнителями главных ролей.

Пытаться решить проблему

травли, решая личные проблемы

действующих лиц — все равно,

что пытаться решить проблему

аварий на дорогах не

разумными ПДД и контролем за

их исполнением, а развитием у

каждого отдельного водителя

скорости реакции, вежливости и

любви к ближнему. Конечно,

помогать детям решать

внутренние проблемы тоже

нужно, но это работа долгая и в

ситуации актуальной травли

невозможная обычно. Надо

сначала прекратить

травмирующее воздействие, а

потом уж лечить.

6. Давить на жалость

Пытаться объяснить агрессорам,

как жертве плохо и призывать

посочувствовать. Не поможет,

только укрепит их в позиции

сильного, который хочет

казнит, хочет милует. А жертву

обидит, унизит или подкрепит

ее беспомощность. Особенно

если это мальчик.

7. Принимать правила

игры.

Это самое важное, пожалуй.

Ошибка — выбирать между

виктимностью и агрессией.

Любая ситуация насилия

провоцирует именно этот

выбор.

Либо «меня бьют, потому что я

слабый, и всегда будут бить».

Либо «меня бить не будут ни за

что, я сильный и бить буду я».

При всей кажущейся разнице

обе эти позиции сходны. Они

обе базируются на одном и том

же убеждении о том, как устроен

мир. А именно: «сильный бьет

слабого». Поэтому если

взрослый идентифицируется

или подталкивает ребенка

идентифицироваться с одной из

этих позиций, он тем самым

подкрепляет эту картину мира.

Подталкивать ребенка — это

значит говорить ему «подумай,

в чем ты сам виноват» или «дай

ему, чтоб неповадно было». В

том и другом случае ребенок

получает от взрослого такой

месседж: «Мир, знаешь ли,

устроен так и другого мира у

нас для тебя нет. Ты можешь

капитулировать перед

насилием, предать себя и

измениться так, как от тебя

требуют. Им виднее, каким ты

должен быть, они сильны, а

значит — правы. Или можешь

наплевать на собственную

безопасность (не бойся!), и

озвереть, тогда тебя не тронут.

Еще вариант: отрезать от себя

чувства (не обращай внимания!)

и научиться изображать лицом

не то, что происходит внутри.

Выбирай, детка!». По сути,

взрослый в этом случае

солидаризируется с травлей как

явлением и оставляет ребенка

один на один с ней. Ребенок за

всеми этими «Учись

налаживать отношения» или

«Дай сдачи» слышит: «Тебя

никто не защитит, даже не

надейся. Справляйся сам, как

знаешь»

Собственно, оно, может, и

ничего, если, опять же, мы

имеем дело с подростком,

которому уже пора обретать

самостоятельность и

рассчитывать на себя. Если до

этого у него было достаточно

поддержки и если даже сейчас

он все же застрахован от совсем

крайних проявлений насилия,

он может справиться. Тогда, как

справедливо кто-то отметил, это

будет инициация, опыт

болезненный, но ведущий к

развитию. Заодно подросток

сможет принять собственное

решение о том, так или не так

устроен мир и готов ли он с

этим мироустройством

согласиться. Это тоже зависит

от того, была ли ему прежде

взрослыми предъявлена иная

система ценностей и есть ли у

него тыл в семье.

Если же ребенок младше, такое

поведение взрослых лишает его

защищенности и обрекает на

преждевременную инициацию,

которую да, сильный ребенок

может пройти, но всегда дорого

за это платит. А слабый так и

вообще ломается. И начинает

верить, что «мир устроен так».

Такие волны этой детской

незащищенности плескались в

комментариях к прошлым

постам…

Когда я писала, что нужно идти

на конфронтацию, я именно это

имела в виду. Не конфронтацию

с конкретными глупыми

детьми, а конфронтацию с

правилами игры по которым

«сильный имеет право бить

слабого». С травлей как

насилием, как болезнью,

отравой, моральной ржавчиной.

С тем, чего не должно быть. Что

нельзя оправдывать, от чего

ЛЮБОЙ ребенок должен быть

защищен — и точка.

Этот тот самый главный вывод,

о котором я уже писала. Без

конфронтации здесь

невозможно, уговоры не

помогут, «командообразование»

тоже. Идти на конфронтацию

неохота, неловко, нет опыта,

потому что сами мы почти все

имеем опыт жертвы и/или опыт

травящего, и сами мечемся

между виктимностью и

агрессивностью.